Боже мой, какая прелесть!, стр. 7

Как объяснить, что для нового замужества нужны терпение и деньги!..

Вряд ли, конечно, мне обломятся необходимые полмиллиона, но разбитый шестисотый «мерседес» перед моими воротами уже говорит о многом.

Чего же такого натворил Анатолий Андреевич, если изуродовал дорогую машину, разбил мою и еще Райкин «ягуар» умудрился предложить?!

Цена вопроса велика получается. Буду настойчиво объяснять, что за меньшее, чем пол-лимона, я свою совесть не продаю. Так что поторгуемся, любезный Анатолий Андреевич.

Решив стать храброй и меркантильной до омерзения, я приготовила нежнейшую улыбку и встретила ею выходящего из ворот странного господина Коновалова.

Анатолий Андреевич тоже улыбался и выглядел весьма импозантно: залысины, окруженные пепельно-седыми волосами, победно блестели, дорогой льняной костюм ладно сидел на крепкой фигуре. Красавец полных пятидесяти лет, что и говорить. И если бы не Богомолиха и вся ситуация в целом, я бы посчитала его компанию на этот вечер выигрышем без всякого казино. Вдове, подыскивающей новую матримониальную жертву, следует почаще светиться в обществе с такими кавалерами. Подобное сопровождение поднимает статус и оживляет общий мужской круговорот в природе. Так уж получилось и не нами заведено, что мужчины больше обращают внимание на чужие трофеи, чем на свои слегка запылившиеся привычные регалии. Чужая, не испробованная на вкус добыча дразнит их жадные ноздри, зовет в драку и заставляет концентрироваться на ароматах чужого толстого куска.

Жизнь с Димой, большим любителем подобных провокаций, – аттракцион с поднятием железа в охоте на женщин не катит, поскольку жених сам был не в выигрышной позиции, – научила меня многому. Бесхлебная вдовья доля заставила освоить роль манящей, обманчиво беззащитной жертвы куда точнее.

Еще немного, и я дойду в этом искусстве до совершенства.

…Анатолий Андреевич шутил и улыбался, и о злокозненных мыслях, бушующих в фарфоровой головке аппетитной куколки, даже не догадывался.

Глава 2

Весь вечер Анатолий Андреевич был потрясающе галантен. За ужином в ресторане не пытался погладить меня по руке и не предлагал брудершафта с обязательным поцелуем. Он только просил избавить его в обращении от отчества, но оставил дистанцию «вы». За столиком в казино не делал попыток «забыть» свою руку на моем колене, бездумно проигрывал деньги и снабжал меня фишками.

Еще за ужином мы обговорили условия его «компенсации» за побитую машину. И тут он проявил себя джентльменом до подозрительности: намекая, только намекая, что в аварии все же виновата я, он пообещал выплатить мне не только прямой ущерб, но и косвенный (после аварии «рено» сильно упал в цене) – посулил заполнить бензином бак Раиного «ягуара» и прочая, прочая, прочая. Милости сыпались из Анатоля небесным дождем. Он даже предложил свою помощь в улаживании вопроса с кредитом под залог дома…

«Кого же ты убил, Анатолий Андреевич? Неужто президента?!»

Такую щедрость нельзя оправдать попыткой затащить бесхозную соседку в постель. Я в казино продула столько денег, что на эту сумму уже сама могла бы вполне отремонтировать «рено»!

Андреевич привязывал меня к себе (прямыми и косвенными) материальными обязательствами, как козу к деревянному колышку. Мне оставалось только радостно блеять и убирать под верхнюю губу клыки настоящей хищницы.

…Домой мы вернулись только под утро. Анатоль ехал на переднем кресле «Волги» рядом с таксистом, я одиноко и слегка обалдело болталась на заднем сиденье и пыталась подсчитать, в какую сумму обошелся соседу «незабываемый вечер».

На круг получалось круто. Я даже не все фишки успела профукать. Стоит завтра наведаться в то же казино и обменять на шуршики…

У запертых ворот соседского дома стоял пыльный жигуленок с двумя седоками на борту.

«Волга» остановилась у моих ворот, и два мужика сонно таращились в окно, наблюдая, как галантный Анатолий Андреевич помогает мне выбраться из автомобиля, церемонно прикладывается губами к пальцам и желает спокойной ночи.

– Спасибо, Анатолий, – промурлыкала я. – Вечер действительно получился не рядовым. – И хихикнула: – Вот только мобильничек вы мне так и не вернули…

– Разве?! – картинно изумился сосед и похлопал себя по карманам пиджака, тут же «найдя» там пропажу. – Ах, Сашенька, простите… Какая неловкость!

Я погрозила пальчиком и притворилась догадливой дурой:

– Нет-нет, не обманывайте меня. Вы нарочно это сделали! Чтобы подружки не отвлекали меня от вас звонками. – И капризно надула верхнюю губу. – Ну, признайтесь, Анатоль… Признайтесь, признайтесь! Вы – проказник!

– Ох, Сашенька, – симулировал раскаяние соседушка. – Ничего-то от вас не скроешь. Вы меня раскусили!

Боже мой, какая прелесть. Он продолжает считать меня идиоткой.

Его мобильник тоже ни разу не зазвонил. Коновалов выключил оба наших телефона. Только непонятно, почему именно оба.

Из жигуленка скованно и грузно – видно, давно сидели – выбрались два пассажира в помятых брюках и рубашках с короткими рукавами. Анатоль ласково подпихнул меня к воротам – спокойной ночи, Сашенька, – и повернулся к ним.

Я вошла через калитку, спряталась за кирпичную тумбу так, чтобы через зазор под дверью не проглядывали каблуки, и приложила ухо к щели у косяка.

– Коновалов Анатолий Андреевич? – прозвучало из-за ворот.

– Да. Чем обязан?

Я отлепила от щели ухо и приложила туда правый глаз: оба мужика держали перед коноваловским носом краснокнижные удостоверения.

– Ах вот как, – едва расслышала бормотание Анатоля. – Что случилось?

– У нас есть к вам пара вопросов, – сказал мужчина, выглядевший в этой паре старшим.

– Тогда, может быть, пройдем в дом? – предложил Анатолий Андреевич. – Голова раскалывается, сил нет. Хочу принять таблетку поскорее…

Он увел краснокнижных посетителей за ворота, а я задумалась, прижимая спину к холодному камню кирпичной кладки.

Да, все выходит так, как полагалось. Господину из дома напротив понадобилось алиби. И если мои догадки верны, то заваливаться спать совершенно бесполезно. Через какое-то, скорее всего весьма короткое, время меня разбудят и потребуют подтвердить слова Анатоля.

Шагая через две ступеньки, я поднялась в дом, стремительно поменяла платье на пеньюар и, замотав голову банным полотенцем, принялась убирать косметику с лица.

Что может быть правдоподобней, чем показания вдовы с лицом умытой школьницы? Женщина в пеньюаре и с банным тюрбаном на голове может позволить себе любые вольности-нелепости: краснеть и неловко мямлить, сбиваться с ритма и бормотать невпопад. Сквозь кружева и шелк тело проглядывает как неприкрытая правда…

Звонок домофона раздался, когда я уже заматывала надтреснутый ноготь лейкопластырем – если отвалится, зацепившись за одеяло или подушку, больно будет до ужаса! Каждая женщина, хоть раз мастерившая длинные когти, знает это по собственному опыту.

Я посмотрела на экранчик у двери, увидела перед калиткой неловко мнущуюся троицу и пискнула:

– Да?

– Сашенька, это Анатолий Андреевич, – затараторил сосед. – Простите великодушно, но не могли бы вы впустить нас буквально на минуточку!

Ах, ах, какое обхождение в четыре утра. Я нажала на клавишу, отпирающую электронный замок, и натянула на физиономию испуганно-удивленное выражение. Фотосессия для журнала «Огород и дача»; внучка-школьница увидела на бабушкином огороде мерзкую гусеницу. В углу над снимком Саши и огорода пакет какой-то гадости, уничтожающей капустных вредителей. Глазки распахнуты, губки полураскрыты, тонкие пальчики целомудренно присобирают кружева на трепетной груди.

– Здравствуйте, – лепечет бабушкина внучка, и мужики из органов несколько теряют казенный настрой.

– Сашенька, – суетливо напирает Коновалов, – объясните, пожалуйста, господам из милиции…

Оттеснив Анатоля плечом в сторону, мужики раскрывают удостоверения и представляются. Капитан Стрельцов, лейтенант Мухин. Капитан, сурово зыркнув на болтливого подозреваемого, берет беседу в свои умелые руки.