Кольцо Соломона, стр. 16

Результаты наблюдений были неутешительные.

Первое, на что я обратил внимание, — это что тень Хабы всегда лежит у его ног, волочась за ним по земле. Она оставалась позади него, где бы ни находилось солнце: не впереди, не сбоку, всегда только сзади. Второе было еще более странным. Волшебник редко выходил наружу, когда солнце стояло в зените, [28]но когда он все же появлялся, бросалось в глаза то, что, хотя все прочие тени вокруг были короткими и почти незаметными, его тень по-прежнему оставалась длинной и узкой, словно вечером или ранним утром.

Тень более или менее соответствовала силуэту своего обладателя, однако была вся какая-то вытянутая. Мне почему-то особенно не нравились эти длинные, тонкие руки и пальцы. Обычно они двигались одновременно с движениями волшебника — но не всегда. Как-то раз, когда я помогал ставить блок на место, Хаба наблюдал за нами со стороны. И я краем глаза увидел, что, хотя сам волшебник стоит, скрестив руки на груди, у его тени руки сложены иначе, словно лапки богомола. Я стремительно обернулся — но нет, руки у тени были скрещены так, как им и следовало быть.

Как заметил Факварл, тень выглядела совершенно одинаково на всех семи планах, что само по себе было крайне угрожающе. Я вам не бес и не фолиот, я могучий джинн, повелевающий всеми семью планами, и, как правило, я способен видеть все магические обманки насквозь. Иллюзии, Сокрытия, Мороки, Завесы, что угодно: стоит мне переключиться на седьмой план, как все они рассыпаются на глазах, становясь вполне очевидными слоями светящихся вуалей и нитей, сквозь которые видно то, что есть на самом деле. То же самое и с обличьями духов: покажите мне милого, благовоспитанного мальчика или улыбчивую тетеньку, и я вам покажу жуткого клыкастого стригоя, [29]каковым они являются на самом деле. [30]Короче, на свете очень мало вещей, способных укрыться от моего взора.

Но эта тень была одной из таких вещей. Сквозь ее Завесу ничего видно не было.

Факварлу повезло не больше моего, как он признался однажды вечером у костра.

— Должно быть, это тварь очень высокого уровня, — буркнул он. — Существо, способное обмануть нас на седьмом плане, наверняка уж не джинн. Думаю, Хаба притащил его с собой из Египта. Ты не знаешь, Бартимеус, что бы это могло быть? Ты там в последние несколько веков провел больше времени, чем я.

Я пожал плечами.

— Катакомбы Карнака очень глубоки. Я никогда не забирался в них далеко. Нужно быть осторожными…

На следующий день я осознал, насколько осторожными нам следует быть. Нам нужно было выровнять портик храма, и я взобрался по лестнице, чтобы посмотреть, как обстоят дела наверху. Я забился в узкую щель между двумя блоками и возился с линейкой и отвесом, когда по утрамбованной земле подо мной прошел волшебник. Его перехватил мелкий бес-посланец, появившийся со стороны дворца с посланием в лапе. Волшебник остановился, взял восковую табличку с посланием, быстро прочел его. Тень его при этом, как обычно, лежала позади него, тонкая и длинная, хотя близился полдень. Волшебник кивнул, сунул табличку в поясную сумку и пошел дальше своей дорогой; бес же бесцельно и расхлябанно, как то свойственно его роду, побрел в противоположном направлении, ковыряясь по пути в носу. При этом он на миг поравнялся с тенью. Я увидел стремительное, размытое движение, услышал отрывистый хруст — и беса не стало. Тень потекла прочь следом за волшебником; перед тем, как скрыться из виду, она повернула свою плоскую голову и взглянула на меня. В этот миг ничего человеческого в ней не было.

Я трясущимися руками закончил свои измерения и кое-как спустился с портика. В данных обстоятельствах от волшебника Хабы лучше было держаться как можно дальше. Залечь на дно, работать на совесть и, главное, не привлекать к себе внимания! Это лучший способ избежать неприятностей.

Я продержался целых четыре дня. А потом стряслась беда.

10

Ашмира

Гавань Эйлат поразила Ашмиру. Она прежде не видела городов, кроме Мариба и соседней Сирвы, до которой было тридцать миль через поля. Как многолюдны они ни бывали по временам, особенно в праздничные дни, они все же в любое время сохраняли определенную упорядоченность. Жрицы ходили в своих золотых одеяниях, горожане — в простых белых или голубых туниках. Когда в город приходили горцы, их было сразу видно со сторожевых постов по их длинным красно-бурым одеждам. Любая стражница с первого взгляда могла оценить толпу и выделить возможные источники угрозы.

В Эйлате все было далеко не так просто.

Улицы тут были широкие, а здания — не выше двух этажей. Ашмире, привычной к прохладной тени высоких башен Савы, этот город казался каким-то бесформенным, расползшейся массой низких беленых стен, пугающим лабиринтом, по которому струился бесконечный поток людей. Шагали богато одетые египтяне с блестящими на груди амулетами, следом за ними рабы тащили ящики, сундуки, скалящихся бесов в раскачивающихся клетках. Жилистые обитатели Пунта, маленькие, ясноглазые, с мешками смолы, раскачивающимися у них на спине, пробирались мимо лотков, где торговцы из Куша предлагали осторожному путнику серебряные обереги от джиннов и талисманы от духов. Черноокие вавилоняне спорили с бледнокожими людьми рядом с телегами, нагруженными мехами и шкурами со странными узорами. Ашмира заметила даже группу савейцев, прибывших на север тяжким путем через пустыню с грузом ладана.

На крышах безмолвно восседали твари в обличье кошек и птиц. Твари пристально следили за тем, что творилось внизу.

Стоя у ворот, Ашмира брезгливо наморщила нос: из владений царя-мага несло неупорядоченной магией. Она купила чечевицы с пряностями в ларьке, встроенном в городскую стену, и нырнула в толпу. Мутный поток подхватил, закружил, поволок; толпа поглотила ее.

И тем не менее, не успев пройти и десятка метров, Ашмира поняла, что ее преследуют.

Бросив взгляд в сторону, она приметила, как тощий человек в длинном белесом одеянии оторвался от стены, у которой он стоял, и побрел по дороге следом за ней. Немного времени спустя, два раза произвольно поменяв направление, она снова обернулась — и снова обнаружила его: он брел следом, смотрел себе под ноги, словно зачарованный клубами пыли, которые он поднимал на каждом шагу.

Шпион Соломона? Уже? Маловероятно: она пока не сделала ничего такого, что могло бы привлечь к ней внимание. Ашмира не спеша пересекла улицу, пышущую белым полуденным жаром, и нырнула под навес хлеботорговца. Она стояла в душной тени над корзинами, вдыхая аромат сложенных стопкой хлебов. Краем глаза она увидела, как между покупателями торговавшего рядом рыбника мелькнула белесая одежда.

Морщинистый старик сидел на корточках между корзинами с хлебом и жевал беззубым ртом свой кат. Ашмира купила у него тонкую пшеничную лепешку и спросила:

— Уважаемый, мне нужно попасть в Иерусалим, срочно. Как это быстрее всего сделать?

Старик нахмурился: ее арабский выговор был для него непривычен и он с трудом понимал ее.

— Караваном.

— А откуда уходят караваны?

— С рыночной площади, от фонтанов.

— Понятно. А где эта площадь?

Он долго размышлял, его челюсть медленно, ритмично двигалась по кругу. Наконец он сказал:

— У фонтанов.

Ашмира нахмурилась, раздраженно выпятила нижнюю губу. Она обернулась в сторону рыбного лотка.

— Я с юга, — сказала она. — Я не знаю города. Так что, караваном быстрее всего? А то я думала, может, колесницей…

— Ты одна, что ль, путешествуешь? — спросил старик.

— Да.

— А-а!

Он открыл беззубый рот и коротко хохотнул.

Ашмира уставилась на него:

— А что?!

Старик пожал костлявыми плечами.

— Ты молоденькая и — если только под твоим покрывалом не прячется неприятных сюрпризов — хорошенькая. Да еще и одна. По моему опыту, у тебя не много шансов благополучно выбраться из Эйлата, я уж не говорю — добраться до Иерусалима. Но впрочем, пока ты еще жива и при деньгах, почему бы тебе их не тратить? Такая уж у меня философия. Может, купишь у меня еще одну лепешку?