Скобелев, стр. 36
«До третьей Плевны, – говорил Скобелев, – я был молод, оттуда – вышел стариком! Разумеется, не физически и не умственно... Точно десятки лет прошли за эти семь дней, начиная с Ловчи и кончая нашим поражением... Это кошмар, который может довести до самоубийства. Воспоминание об этой бойне – своего рода Немезида, только еще более мстительная, чем классическая... Я искал тогда смерти и если не нашел ее – не моя вина!..»
В последней фразе все же больше эмоций, нежели правды. Жизнелюб Скобелев очень хотел увидеть то, что сотворится через год, два, пять... Да и свою персону он зрел отнюдь не затерявшейся в русском генералитете. Настроение подавленности у «белого генерала» было недолгим. Помогли, как всегда, книги. Он перелистывал страницы военно-исторических изданий, сверял их с записями в блокноте, с которым был неразлучен, делал умозаключения, строил планы.
Здесь, в Бухаресте, никто не пользовался такой известностью и таким уважением, как Скобелев. Раненые солдаты и офицеры, принимавшие участие в боевых действиях, еще до приезда «белого генерала» рассказывали, не скрывая восхищения, о военачальнике, с которым им пришлось воевать. И совсем не случайно на биваках звучала солдатская песня «Генерал Скобелев-2 под Плевной».
(Записана в Тамбовском полку в 1890 году. – Б. К.) Так уже при жизни Скобелева начала складываться легенда о генерале-богатыре, народном любимце.
В Бухаресте же произошла и первая встреча Скобелева с Тотлебеном, который остановился здесь перед тем, как отправиться в действующую армию. Тотлебен 12 сентября писал из Бухареста:
«Завтра рано утром поеду с генералом Скобелевым в Зимницу, а послезавтра надеюсь прибыть в главную квартиру в Горный Студень. Генерал Скобелев был болен, оставался поэтому несколько дней в Бухаресте... Я признаю нашу встречу здесь счастливой случайностью, так как он хорошо знаком с положением дел... Он сообщил мне, конечно, много интересного... Скобелев и многие другие... говорят, что в армии ожидают меня с большим нетерпением».
На первых порах они сошлись, даже казались неразлучными. Вместе обедали, ужинали. Обоих объединяло общее дело и недоверчивость к «штатским генералам». Но несхожесть характеров, различие взглядов на войну сомнению не подлежали.
Один – весь осторожность, даже медлительность, спокойствие, рассудительность (Тотлебену было под шестьдесят). Другой – кипучая жажда деятельности, отвага, стремительность в принятии решений, порывистость – словом, качества, необходимые в открытом бою с неприятелем. Поэтому для блокады Плевны нужнее был Тотлебен, а для сражения – Скобелев.
Блокада Плевны
Тотлебен прибыл в Главную квартиру 15 сентября и представился царю. На следующий день он был назначен начальником над всеми русскими и румынскими войсками и, ознакомившись с положением дел, принял твердое решение действовать против армии Осман-паши блокадой, взять Плевну измором. Тотлебен также отверг и всякую мысль о попытке взять город путем постепенной систематической осады. Решение, несомненно, осторожное, в противовес предложению, выдвинутому рвущимися в бой Скобелевым и Куропаткиным, но, учитывая возраст Тотлебена, становится понятной его боязнь растратить здесь, под Плевной, о которую разбились уже три русских штурма, столь дорогую ему славу героя Севастополя. «Четвертого штурма Плевны не будет», – заявил он. Решение на блокаду Плевны отвечало и требованиям обстановки. Войска, измотанные в кровопролитных сражениях, нуждались в отдыхе. В случае удачи блокады можно было в относительно короткий срок заставить гарнизон Плевны либо капитулировать, либо прорываться, и тогда бы роли поменялись: туркам пришлось бы штурмовать возведенные русским войсками укрепления. Правда, шли слухи, что у Осман-паши в Плевне сосредоточены запасы на год, но это воспринималось с серьезными сомнениями.
Представлять Осман-пашу этаким плевненским сидельцем, не рвущимся в бой, было бы ошибочно. Но командующий турецкой армией был скован по рукам и ногам повелениями султана. Смысл их сводился к тому, чтобы как можно дольше держаться в Плевне и тем самым не позволить русским возобновить активные действия. Султан, дав очередную взбучку Мехмет-али-паше и Сулейман-паше, заставил их перейти от обороны к решительному наступлению. Мехмет-али-паша, сосредоточив имеющиеся силы, навалился на Рущукский отряд, которым командовал цесаревич Александр. Государю пришлось изрядно поволноваться за судьбу как отряда, так и сына. Все закончилось относительно благополучно лишь только потому, что командующие турецкими армиями действовали несогласованно. Положение в зоне действий Рушукского отряда удалось восстановить, а армия Сулейман-паши после бесплодных атак на Шипке вынуждена была занять исходные позиции.
Осман-паша, поняв, что русские, по крайней мере пока, отказались от штурмовых действий, принялся за укрепление своих тыловых коммуникаций, разместив гарнизоны на участке Софийского шоссе от Плевны до Телиша. Участок от Телиша до Орхание взяли под охрану гарнизоны из особого корпуса Шефкет-паши, служившие прикрытием пути, по которому Плевна регулярно и беспрепятственно получала подкрепления.
Командование русской армии давно вынашивало идею перерезать шоссе, по которому шло снабжение осажденной Плевны, но сделать это с помощью кавалерийских отрядов не удавалось. Теперь же, исполняя замысел Тотлебена о блокаде, шоссе во что бы то ни стало следовало надежно перекрыть. Поручили это Западному отряду, усиленному свежими гвардейским полками, прибывшими из России. Перехват Софийско-Плевненского шоссе наметили в двух местах: у Горного Дубняка и у Телиша. Войска возглавил генерал И. В. Гурко. Но первый бой для русских сложился неудачно. Турецкие укрепления располагались на холме, с которого хорошо просматривалось и простреливалось все вокруг. Гвардейские же полки шли в атаку в колоннах и потому в первые же минуты боя понесли тяжелые потери от многослойного огня турок. Очевидец наступления Измайловского полка запомнил, что головные роты шли в развернутом фронте, офицеры на своих местах отбивали такт: «В ногу! Левой! Левой!» С 9 часов утра до 5 часов вечера бравые гвардейцы, следуя предначертаниям диспозиции Гурко, пытались овладеть укреплениями противника, но безуспешно. Между тем наступал вечер. Русская артиллерия прекратила огонь из-за боязни поразить своих же. У Гурко опустились руки, он уже собирался отойти назад, считая положение безнадежным. Иначе думали офицеры и солдаты. Отбросив в сторону парадную выучку, приведшую к потерям и неудачам, по одному, группами, от укрытия к укрытию солдаты просачивались на вал и уже в темноте с криком «Ура!» ворвались во вражеские траншеи. Турки не выдержали рукопашного боя и подняли белый флаг. Но победа далась дорогой ценой: гвардейцы потеряли около трех тысяч трехсот человек. Теперь на очереди был Телиш, но и здесь наступление из-за плохой организации закончилось неудачей и тоже при больших потерях.