Срочно требуется муж!, стр. 28
Звезды повисли слезами на ресницах женщины, и мужчина пил ее поцелуи так же жадно, как она ласкала его, кровь превратилась в огонь, а огонь превратился в золото, дыхание стало единым, и плоть стала единой, и дух стал един — и свободен.
Океаны обрушатся и станут горами, звезды погаснут и родятся вновь. Как — будешь знать только ты. И он.
Истина вспыхнет под веками ослепительным солнцем, и не будет ни времени, ни смерти. Как — будешь знать только ты. И он.
Письмена улетят по ветру, горы станут морями, золото — прахом, время — вечностью.
Но останутся двое. Ты. И он.
И однажды ты без страха посмотришь в глаза ангела с черными крыльями и скажешь:
— Я люблю!
Ангел кивнет. И отвернется, подарив тебе еще один миг вечности.
Эпилог
Через пару дней после описанных событий Ляля Бескозыркина устало брела по бульвару имени Другого Светила Русской Литературы. Ноги у нее подкашивались и противно вздрагивали, когда Ляля чуть притормаживала.
Она шла так уже не первый час. Второй. За это время Ляля успела съесть сосиску в тесте и мороженое со вкусом какого-то очень сладкого фрукта, так что теперь Ляле очень хотелось пить. И полежать. Желательно — вытянув усталые ноги.
И все исключительно потому, что сломалось это несчастное метро! Лялю это прямо удивляло, какая-то ерунда, ведь жили же наши предки без всяких метро и троллейбусов, и ничего, везде успевали, никто не погиб! А тут?! Жалких три станции не доехала она до нужного места, и вот уже близка к полному отчаянию…
Оказалось, полное отчаяние выглядит совсем иначе.
Полное Отчаяние поднялось к ней навстречу с узкой лавочки. У Полного Отчаяния в васильковых глазах застыли тоскливые слезы, спутанные волосы, схваченные в неряшливый хвостик, жалкими прядками обрамляли измученное лицо, и уж совсем неуместно смотрелась на этом тонком и интеллигентном лице трехдневная щетина.
Петечка Збарский, так стремительно упавший с Олимпа бизнесменов-небожителей, растерянно смотрел на Лялю, и та абсолютно против воли почувствовала прилив острой жалости.
— А! Это ты! У, змей!
— Ляля…
— Я тебе не Ляля, а Людмила Петровна!
— Ляля… Петровна…
— Бож-же мой! Какой позор! Абсолютно и несомненно пьян!
— Ляля, я где?
— Традиционный вопрос в традиционных обстоятельствах. Ответ в рифму я отметаю, не в том возрасте нахожусь… Петечка, а ты что, здесь ночевал?!
Петечка одарил Лялю еще более душераздирающим по своей тоскливости взглядом и издал вздох, больше похожий на вой. Лялю осенило.
— Ага! Кажется, догадываюсь! Тебя выжил из лубяной избушки Тиребеков! Я так и знала! Мне многие говорили, что этим кончится…
— Что ты, что ты! Я убежал сам!
— Убежал?! От Тиребекова?!
Выяснилось следующее. Вернувшись в столицу только сегодня утром, на ночной электричке, в которой у него украли кошелек и отобрали портплед, Петечка с трудом, но все-таки добрался до родных пенат. Сарухан Тиребеков последовательно впал в буйную радость, потом в буйный гнев, а уж по окончании сбивчивого рассказа своего кунака и вовсе потребовал от Петечки решительных джигитских поступков, а именно — пойти к Ольге, извиниться и побрататься с Кириллом, после чего отдать себя в его руки… Одним словом, нечто немыслимое.
Сам Тиребеков при этом плакал страшными и горючими слезами, бестолково собирал вещи и обещал умереть за кунака. Обессиленный этим шквалом диких эмоций, Петечка удрал, пошел немного проветриться, прогуляться по тихим столичным удочкам, но довольно быстро выяснилось, что постоянные передвижения на машине не доводят до добра: Петечка заблудился…
Тут Ляля на секундочку очнулась и изумленно огляделась. Заблудиться ЗДЕСЬ, на бульваре, было в принципе невозможно: позади виднелся купол единственного в мире храма, расположенного прямо поверх плавательного бассейна, справа откровенно сверкали золотые орлы на красно-зеленых башнях, слева вонзалась в небо пирамида, битком набитая дипломатическими тайнами…
Ляля вздохнула и взяла Петечку за руку.
— Пойдем. Тут совсем близко, в переулках.
— Пойдем. А куда?
Ляля заботливо отвела спутанные волосы с высокого чела бывшего баловня судьбы и женщин.
— Домой, Петечка. Домой.
Через месяц они поженились. Кто именно, спрашиваете? Ну… практически все. А кто не поженился, те все равно жили долго и счастливо.
Петечка — после ужасных приключений и треволнений — на некоторое время потерял чувство реальности, и тогда Ляля Бескозыркина, внезапно поняв, что к мужчинам ее влечет исключительно материнский инстинкт, буквально силой женила его на себе. Как ни странно, этот брак оказался счастливым: каждый нашел то, что искал. Петечка теперь накормлен, обласкан и наконец искренне любим — а Ляле есть куда приложить свою неуемную энергию. К тому же скоро намечается появление Васечки… то бишь Василия Петровича Збарского-Бескозыркина.
Анфиса Бромберг, с легкой руки своей подруги-писательницы Ксанны Эйприл, начала для смеху писать любовные романы, да вошла во вкус — неожиданно для самой себя. Психология пригодилась и здесь: за годы построения собственной карьеры Анфиса узнала столько идиотских и абсолютно неправдоподобных любовных историй, что хватило бы двум издательствам на всю оставшуюся жизнь. Бренд «Марион Диксон» стал ее официальным псевдонимом, и никто на свете не вспомнил о том, что именно так звали героиню одного советского блокбастера тридцатых годов…
Ольга Ланская стремительно продала весь свой бизнес старому другу Романоиду и уехала из столицы. Слухи ходили разные. Кто говорил, что она уехала с Кириллом в Лондон, а кто — что в деревню, одна. На самом же деле уехали Александровы Ольга и Кирилл после скромной свадьбы, которую они отметили в кругу только самых близких людей, вовсе даже в город на Неве, и не насовсем, а только в свадебное путешествие. Ольга давно мечтала совершить экскурсию по знаменитым каналам и посмотреть, как разводят мосты, да все как-то некогда было.
Пентхаус, кстати, тоже был продан, потому что Ольга впервые в жизни задумалась о своем доме и поняла, что даже в самый удобный и комфортабельный пентхаус чертовски трудно затаскивать детскую коляску, в то время как за городом ее и затаскивать никуда не придется, пусть себе стоит на улице…
А родителям Ольги Кирилл подарил машину и абонемент в консерваторию на год. При этом молодожены сообщили, что времени на развлечения у папы с мамой осталось немного — всего месяцев девять, а там уж всем будет не до консерваторий… И оказалось, что это и есть самый лучший подарок.
Романоид же, пребывавший в состоянии ошеломления после стремительно совершенной выгодной сделки, смутно ощутил, что ему чего-то не хватает. После недолгих, но мучительных раздумий Романоида осенило: в кои веки приданое есть, а невесты — нет!
Это состояние было для него настолько непривычным, что он впал в депрессию и едва не погубил все дело. Спасло же фирму «Хельга» — название решили не менять — то, что безутешная Элеонора Константиновна, алчущая мести, с удвоенной силой взялась за изничтожение конкурента.
Неожиданно нагрянувший с финансовой проверкой аудит вернул Романоида к жизни. Он начал искать пути отхода, и природа сама подсказала ему вариант. Романоид не стал долго раздумывать, а просто пошел — и немедленно предложил безутешной Элеоноре Константиновне Бабешко объединить их капиталы, а заодно и судьбы.
Самое интересное, что против такой цинично-прямолинейной формулировки Элеонора ничего возразить не смогла, на глазах превратилась в масло и мед, мирру и елей, прекратила ругаться нецензурными словами и тут же дала согласие.
Свадьбу сыграли на яхте «Академик Велиховский».
Разумеется, сыграли ее уже после того, как очнулся Прохор Петрович. Прохор же Петрович Недыбайло очнулся только в Нижнем Новгороде. Выяснилось, что пароход, он же яхта, практически пуст, все интересное уже закончилось, а самого Прохора Петровича если что и ждет, так только законная супруга, разгневанная и жаждущая крови Алевтина Семеновна. Такое завершение круиза вряд ли можно было назвать феерическим, но Прохору Петровичу неожиданно удалось договориться с женой по-хорошему.