Любовь по заданию редакции, стр. 20
Я сдалась.
— Ладно. Только пока не позову, не входи!
— Обещаю. Иди, бери, что нужно. У меня только банное мыло есть. И хозяйственное.
Я фыркнула, тяжело поднялась со ступенек, сбросила прямо на землю раскисшие сапоги (тоже мне, резина!) и вонючий жакет, подумав, добавила туда же юбку и ушла в дом за шампунем, гелем для душа, увлажняющим молочком для тела, скрабом, тоником и полотенцем.
В бане было темно и жарко. Меня сразу бросило в пот, и я торопливо разделась в предбанничке. Затем, прижимая к груди многочисленные флаконы и баночки, шагнула за горячий порог…
Русская деревенская баня на мой взгляд — страшно тесное помещение, совершенно не приспособленное для мытья. Во-первых, почти ничего не видно из-за пара. Во-вторых, некуда поставить принадлежности для омовения. Я кое-как пристроила баночки в углу и стала искать непосредственно воду. Прямо передо мной находился здоровенный котел с горячей водой. По краям он был красиво выложен камнями, а вода была горячая, но еще не очень. Я, недолго думая, вылила в котел мой любимый гель для душа и ванны, после чего взбила стоявшей рядом с котлом палкой пышную пену и начала намыливаться, предполагая, что потом погружусь в горячий и душистый резервуар с головой — дома мне это очень помогало расслабиться.
Понимаете, дома я намыливаюсь под душем. Он смывает, соответственно, грязь, а потом я из душевой кабинки перехожу в ванну. Здесь же душа не имелось, и потому, намылившись, я почувствовала, что теряю равновесие. Иначе говоря, скольжу по гладким доскам. Перед тем как упасть окончательно, я схватилась за каменный бордюрчик — и немедленно заорала, потому что он был очень горячий.
Через пару секунд в баню ворвался голый и перепуганный Долгачев. Видимо, он уже давно сидел на старте и ждал, когда я его позову. Что ж, позвала я его громко…
Кое-как мы придали мне вертикальное положение, после чего Долгачев повернулся к котлу — и замер. Под шапкой жемчужной пены вода уже начинала закипать, отчего пена бурлила и начинала потихоньку перехлестывать через край. Андрей медленно — чтобы не поскользнуться — повернулся ко мне.
— Ты чего сделала, дура городская?
— Сам дурак! Это гель для душа.
— А это — вода, которой моются! То есть теоретически. Была вода, скажем так. Теперь это мыльный раствор. Насыщенный.
— А где кран?
— Какой кран? Ты в бане мылась когда- нибудь?
— Я в сауне была, с девочками. Там был душ и бассейн…
— А здесь есть колодец. И сейчас ты к нему пойдешь за водой, потому что глупость должна быть наказуема! Бери ведро.
— Так я же голая!
— А там никого нет.
— А ты?
— А я здесь буду ликвидировать последствия катастрофы под названием «Семицветова Посещает Деревенскую Баню». Иди за водой!
Вся в мыле, сжимая скользкими руками здоровенное ведро, я кое-как выползла из бани и поскакала босиком по холодной земле к колодцу…
На этот раз Серега, вольнолюбивый ассистент доктора Долгачева, гулял недолго. Ночи были холодными, и потому загул, начатый в среду, полностью исчерпал себя к утру воскресенья.
Серега проснулся раненько, вытряхнул из буйных кудрей сено и сосновые иголки, подтянул штаны и независимой походкой отправился к дому доктора Долгачева. В голове Сереги родился прекрасный план, как избежать нудных нотаций Андрей Сергеича о вреде алкоголизма вообще и употребления некондиционной водки в особенности.
Серега решил тихонько вернуться, скоренько ополоснуться, переодеться в чистое и прибрать в «больничке». Потом он сядет, накинет на плечи белый халат, выделенный ему Андрей Сергеичем, и станет прилежно заполнять карточки — это важное дело Андрей Сергеич ему поручил аккурат перед уходом Сереги «на волю». Доктор проснется, спустится в «больничку» — а там Серега, пожалте, работает, как подорванный. Крыть доктору будет нечем, и он обойдется без воспитательных нотаций.
С этими благочестивыми мыслями Серега поднялся, на горушку со стороны леса, подлез под плетень и бесшумно направился к колодцу, где и встретил незнакомую голую девку в мыле, которая при виде Серега страшно заорала, упустила ведро в колодец и убежала. Серега присел возле колодца и прикрыл глаза.
Пить надо бросать, убежденно подумал Серега. Вишь ты, русалки-полуденницы раньше времени являться начали. До Купаны их и не жди, да еще на рассвете, а тут нате вам! Нет, пить надо бросать, к лешему!
Я ворвалась в баню и завопила:
— Андрей, там мужик незнакомый, наверное, беглый зек! В милицейском бушлате! Волосы всклокоченные, а глаза бешеные…
Андрей выглянул в маленькое оконце, потом опустился на скамеечку и захохотал. Отсмеявшись, серьезно пояснил мне:
— Это Серега, мой ассистент. Вернулся раньше времени, паршивец. Ладно, давай сам схожу. Где ведро?
— Там!
— Где — там?
— В колодце. Я уронила…
Надо отдать должное Андрею — он даже ни словечечка мне не сказал. Только скрипнул зубами и вышел из бани.
Через каких-то полтора часа мы вымылись и пошли обедать. После обеда Андрей отправился в свою «больничку» на прием, а я постыдным образом сбежала наверх и заснула мертвым сном смертельно измученного человека.
ПОНЕДЕЛЬНИК — ДЕНЬ ТЯЖЕЛЫЙ
Разбудил Семицветову Вадим Альбертыч. Он позвонил в семь утра в понедельник, и Женька долго не могла сообразить, какой стороной приставлять мобильник к уху.
Вадик был до крайности взбудоражен.
— Евгения! Полчаса назад номер с ветеринаром поступил в продажу. Как он?
— Если не помер за ночь, то хорошо. Вчера, во всяком случае, было все нормально.
— Вы циничны, Евгения. Как моя мумусичка?
— Кто? Ах, эта змея… Отлично. У нее новый друг, зовут Буран.
— Ой! А он ее не того?
— Чего? А… нет, он не сможет.
— Старенький?
— Очень большой. Чтобы добраться до Матильды, как до женщины, ему придется лечь на землю.
— Евгения! С кем вы там познакомили мою собаку?! Кстати, когда назначена операция?
— Я не знаю, Вадим Альбертович. Я всего второй день здесь, у доктора Долгачева много работы — он еще даже не осматривал Матильду.
— Хорошо. Теперь о деле. Слухи о порче просочились, представляете?
— Вот ужас-то…
— Евгения, это что за легкомысленный тон! Впрочем, ладно, дело ваше. Главное в другом. Вы можете контролировать звонки, которые поступают доктору Долгачеву?
— Легко. У него нет телефона.
— А мобильный?
— Вадим Альбертыч, совесть надо иметь? На мобильный он отвечает сам.
— Это плохо. Ладно. Вам следует ожидать появления наших конкурентов.
— Да они в жизни сюда не доберутся! Тут этих Караулов — как грязи…
Отвечая Вадику, Женька сползла с кровати и подошла к окну. Андрей, голый по пояс, делал зарядку. На поленнице дров сидел Серега в милицейском бушлате и задумчиво курил «Беломор». Матильда лежала на крыльце, изображая коврик, Лесик крался вдоль плетня, изображая тигра. Чуть поодаль паслись пестрые куры, на плетне сидел роскошной красоты петух и с интересом разглядывал крадущегося внизу Лесика… Вот кого тут точно нельзя было представить, так это коварных конкурентов из гламурных московских изданий!
Вадик тем временем не унимался.
— Евгения! В сегодняшнем номере «Московского Стиляги» и в двух приложениях к «Дрюч» вышли статейки, в которых прямым текстом говорится, что все модели с обложки «Самого-Самого» плохо кончают! А «Дрюч» еще и намекнул, что неплохо бы предупредить ни в чем не повинного сельского коновала о грозящей опасности. Каково?
— Вадим Альбертович, я сделаю, что смогу, но мне ведь еще статью писать…
— К черту статью! Кому она нужна, ваша статья!
— Но я думала… вы же сами позволили мне… опыт в журналистике…
— Евгения, журналистика в наше время никого не интересует. Всех интересует только объем продаж. А если слухи о несчастных случаях разойдутся, объем наших продаж сократится до ниже плинтуса. Я же знаю этот мерзкий «Дрюч», зря, что ли, пили вместе? Они пришлют своего репортера, и тот немедленно все расскажет вашему ветеринару.