Король-крестоносец, стр. 24
– Вы ее просто не знаете! Таит горе в себе и виду старается не показать. Сердце у нее мужественное. И когда это она могла отстрадаться, если всего несколько месяцев прошло после смерти мужа? Она его так любила! Будто свет на нем клином сошелся! Меня даже замечать перестала… И вот теперь…
Он поднялся и большими шагами заходил по комнате, чтобы скрыть волнение. Ренальд следил за ним с любопытством. Ну и чудак! Все Ибелины такие. Старомодные, совестливые, ко всему относятся слишком серьезно. Дожить до таких зрелых лет и совершенно не знать женщин!
– Я бы десять лет жизни отдал, чтобы увидеть ее как можно скорее, – продолжал Ибелин, останавливаясь. – Мою… мою… нареченную невесту… Надо уважать чужую скорбь!
– Что ж, поступайте, как знаете, – равнодушно ответил Ренальд.
Глава 8
СТАНЕШЬ КОРОЛЕМ!
Год 1179 подходил к концу. Год этот, славный громкими битвами между императором Фридрихом Рыжебородым и князем Генрихом Львом, между антипапой Каликстом и папой Александром, между королем английским и королем французским, между римлянами и ломбардцами, прошел в уединенном замке Лузиньянов совершенно безмятежно, ни в чем не изменив издавна заведенного порядка.
Как в прошлую, позапрошлую и позадесятую осень двор покрывала густая липкая грязь, одолимая лишь в сапогах или деревянных башмаках. Идущие на водопой коровы бороздили ее ровными узкими тропками. Старый пастух тянул из колодца воду под пронзительный скрип журавля. Над башнями с криком кружили галки. Из людской раздавались песни девушек, сидевших за прялками. В большом зале подремывал в кресле перед камином старый хозяин в обществе борзых и легавых, уютно расположившихся вокруг. Ничего, ничего тут не изменилось, и только что прибывший из Иерусалима де Герс убеждался в этом с неописуемой радостью. Жизнь в замке текла старым руслом. По-прежнему Бог был здесь Богом, господин господином, холоп холопом. Даже скудный, как всегда, ужин, и прокисшее вино были милы старому оруженосцу, как доводы прочности жизненного устройства.
Стоя у дверей флигеля, старый де Герс обводил глазами усадьбу с невыразимым чувством блудного сына, вернувшегося в отчий дом. Послышались быстрые, хлюпающие по грязи шаги – по двору, утеряв обычную свою важность, бурей мчалась госпожа Бенигна. Не к курам, не в конюшню и не в коровник, нет, она бежала напрямую, не разбирая дороги, не обращая внимания на лужи. Де Герс со вздохом покачал головой: даже не заметив его, хозяйка пронеслась мимо – к реке, которая делала возле замка крутой заворот.
От воды тянуло осенью и туманом. Тоненькие нагие лозинки гибко гнулись к самой воде. Прелые листья, сбиваясь вместе, образовали затор у берега. Перекинутый через речку мостик блестел от влаги.
Остановившись возле него, госпожа Бенигна устремила взгляд на противоположный берег, высматривая в буроватых сумерках младшего сына – пора ему уже вернуться с охоты. Пора, пора! От лихорадочного нетерпения ей не стоялось на месте, она бегала вдоль воды, тяжело дыша, хотя вовсе не чувствовала усталости. Чепец у благородной дамы съехал набок; коренастая, облаченная в пышные негнущиеся юбки, делавшие ее вдвое шире, она выглядела весьма странно. Ждать пришлось долго. Наконец на другом берегу замаячила стройная мужская фигура. Вит! Он направлялся к мостику.
Юноша уверенно ступал по скользким доскам, что-то негромко мурлыча себе под нос. Как только он сошел на тропинку, мать подскочила к нему так внезапно, что Вит даже испугался.
– Ради Бога, матушка! Что случилось?
Не в силах вымолвить слова, госпожа Бенигна, задыхаясь, гладила его плечи и грудь.
– Дитятко мое… ненаглядное…
– Что случилось?! – повторил он, пугаясь все больше.
– Ничего, ничего, наш де Герс воротился из Святой земли…
– Вот и славно, что старик вернулся. Я по нему соскучился. Как он, здоров? Почему так скоро? Опостылело на чужбине?…
– Его прислал Амальрик… Передал для тебя деньги… Кучу денег… На дорогу… Теперь ты можешь к нему поехать…
Юноша в ответ весело рассмеялся.
– Деньги возьмите себе, матушка, или отдайте Бертрану, бедняга так мечтает о путешествии, а я вовсе…
– Амальрик ждет тебя, а не Бертрана.
– Но зачем же ехать, если мне не хочется?
– Я-то знаю зачем, – многозначительно произнесла она.
Вит со смехом покачал головой.
– Клянусь гробом святой Радигонды! Вы и вправду решили меня прогнать из дому, матушка? С каких это пор вы меня так невзлюбили?
Невзлюбила?!… Удерживая рвущуюся наружу нежность, она решительно повторила:
– Ты должен поехать, причем без промедления. Амальрик очень настаивает.
– Да что с ним? Не иначе, от жары взбесился.
– Он тоскует по тебе.
– Откуда вдруг такая чувствительность? Тоскует – так пускай сам едет сюда.
Он снова рассмеялся: уехать сейчас, именно сейчас – нелепее ничего не придумать. Когда мать узнает, в чем дело, перестанет настаивать. Может, признаться ей прямо здесь? Нет, пока рановато. Ничего, уступит и так.
– Нельзя упускать такой возможности, – горячо доказывала госпожа Бенигна. – Амальрик по-братски себя ведет, хочет обеспечить твое будущее… Денег прислал. Поедешь туда не бедняком, а вельможей… Об отказе и речи не может быть…
Слегка склонившись над матерью, Вит поглядывал на нее с добродушной усмешкой и лихорадочно размышлял: сказать или не сказать ей о своих столь частых в последние два месяца свиданиях с юной и прелестной Люцией де Сен-Круа, дочкой владетелей Иссудона? Лузиньяны когда-то дружили с ними, но Гуго Смуглый, доведя свое семейство до бедности, из гордости общаться с соседями перестал и даже не упоминал о них никогда. Молодые люди, случайно встретившись на летней охоте, не знали друг о друге ровным счетом ничего, но это не помешало им с первого взгляда воспылать взаимной любовью. За одной встречей последовала другая, вроде бы тоже случайная, а потом еще одна и еще… Влюбленным удалось снискать расположение Маргариты, почтенной дамы, неотлучно сопровождавшей девушку. Под ее благосклонно подремывающим оком расцветала юная любовь, так не похожая на прежние легкомысленные приключения Вита. Довелось и ему испытать всеволнение большого чувства: беспричинные радости и обиды, наполненные мечтаниями бессонные ночи, страх за свою любовь, о которой, к его изумлению, не догадывались окружающие.
– Я люблю тебя и непременно стану твоей женой, – именно сегодня объявила Люция, протягивая к нему руки.
Юноша радостно охнул и стал нежно целовать озябшие пальцы девушки, длинные, тонкие и слегка обветренные.
– Наши отцы не столкуются, – наконец с горьким вздохом промолвил Вит. – Я же бедняк. Даже приличного коня не имею, хожу к тебе на свидания пешком.
– Если наши отцы не столкуются, ты меня украдешь, – с беззаветной отвагой семнадцати лет постановила Люция.
– Моя милая! Не пойдешь ни за кого другого?
– Только за тебя!
Большие темные глаза девушки сияли. Вит обнял ее с такой осторожностью, как никогда еще не обнимал ни одну девушку, – словно вещь неизмеримо драгоценную и хрупкую. Он вглядывался в любимое лицо с восторгом и обожанием. Ее шубка, вылинявшая и потертая, доставшаяся еще от бабки, казалась ему прекраснее любой парчи, воспеваемой бродячими певцами. Маленькие ножки в грубых юфтевых башмаках ступали уверенно и легко, словно обутые в бархат.
– Украдешь меня, – повторила она. – Я все придумаю, вот увидишь.
– Как ты пожелаешь, так и сделаем, дорогая.
Почтенная Маргарита, продрогшая и утомленная, кашлянула, намекая, что пора по домам. Разошлись, с трудом оторвавшись друг от друга и назначив новую встречу на следующую неделю. Вит летел домой, как на крыльях, а тут на тебе – пристают с отъездом. И отчего это Амальрику вздумалось именно сейчас зазывать его в Святую землю?!
Вит слушал матушку рассеянно, посмеиваясь про себя, уверенный, что стоит ему произнести имя Люции, она первая воспротивится его отъезду, а присланные Амальриком деньги тут же пустит на приготовления к свадьбе. Сам начисто лишенный расчетливости, Вит тем не менее понимал, какими глазами посмотрит мать на возможность его брака с дочкой господ де Сен-Круа. Такой союз восстанавливал утраченное достоинство рода Лузиньянов, а о чем, как не об этом, не переставала мечтать втайне госпожа Бенигна? Да-да, стоит только произнести имя!