На дне могилы (Обреченная на раннюю могилу), стр. 48
— Да?
— Сделай меня вампиром.
Я знаю, что кое-что запомню навсегда. Его взгляд, когда он опускал голову. Медленное глубокое проникновение клыков в кожу. Его руку, прижимающую меня к себе, в то время как пальцы другой сплелись с моими. Струю крови, выплеснувшуюся ему в рот от самого глубокого в моей жизни укуса. Вспышку тепла, охватившую меня. Быстрое поначалу биение моего сердца, замедлявшееся постепенно и неуклонно. Обрывки мыслей, когда жизнь и тепло стали вытекать из тела.
Мысли смешались. «Звон в ушах стихает. Ничего уже не вижу. Забавно, а только что был свет, тысячи маленьких искорок. Красиво. Куда они делись? Холодает. Откуда этот ветер?
Что это было? Меня что-то тянет. Где я? Не могу говорить. Я двигаюсь? Ничего не вижу. Почему ничего не видно? Почему я не могу шевельнуться? Где я? Где я? ГДЕ Я?
Что? Мне плохо слышно… да! Да, это я, я здесь! Теперь я тебя вижу. Я сейчас, я иду… подожди, не уходи! Вернись! Подожди, пожалуйста, я так давно тебя не видела. Нет, забери меня обратно! Мне нужно еще раз их увидеть…»
Я была в аду. Охвативший меня огонь жег так яростно, что рядом с ним его земной собрат казался робким самозванцем. Этот огонь был беспощаден, и он был повсюду. Сжигал, не убивая. Терзал в невыразимой агонии. Кричать я не могла, не знаю даже, был ли у меня рот. Я знала одно: мне больно. Хватит, больно, больно, БОЛЬНО!
А потом меня омыла прохлада, пламя медленно погасло. Со всем отчаянием проклятой души я потянулась туда, где боль, казалось, слабела. «Еще, о Господи, все еще больно, пожалуйста, дайте еще, еще о, пожалуйста, еще, еще немного!»
Снова звук, похожий на бой барабана. Свет. Голоса сквозь эти медленные глухие удары. Такое множество запахов…
Открыв глаза, я увидела не огненное озеро, а простые бетонные стены. Через секунду узнала стоящих надо мной людей, и тут пришло понимание. Да-да, я была в доме Кости, и он превратил меня в вампира. Это был не ад, я превращалась в вампира, и все прошло хорошо, раз боли нет. Я вижу, слышу, ощущаю, чувствую запахи и вкус, о Господи, вкус…
Во рту было что-то восхитительно вкусное. О да, как хорошо. Так хорошо!
Последний кусочек реальности, щелкнув, встал на место. Дьявольщина, кто-то у меня в руках. Я пью не из пластикового мешка, а из человека. Прижимаюсь ртом к его горлу, и кровь капает с моих клыков — ё-моё, у меня клыки! — и не чувствую губами пульса.
— Иисусе! — вскрикнула я, в ужасе отбрасывая его от себя. — Я же сказала Кости никаких живых! Где он?
Я огляделась, ища глазами Кости, и ощутила приступ тошноты при одной только мысли, что он заставил меня кого-то убить. Меня привело в себя лицо Ниггера. Он, казалось, остолбенел.
— Ты только что швырнула Криспина на пол.
Я опустила взгляд. Отброшенный мною труп пошевелился, сел и недоверчиво уставился на меня карими глазами. В руках у Кости был полный, нетронутый мешок с кровью.
Тут до меня дошло второе обстоятельство.
— Эй, ребята, — с запинкой начала я, — а почему это у меня сердце бьется?
28
Ровный барабанный бой, звучавший у меня в ушах, исходил из моей же груди. На секунду меня охватило смятение. Не сработало? Пара новеньких клыков, коловших нижнюю губу, как будто свидетельствовали об обратном, но почему же продолжает биться сердце?
— Оно что, скоро остановится?
Может, меня забыли предупредить о существенных подробностях? Например: «О, первые несколько минут будешь слышать этакое «тук-тук», по это скоро пройдет». Однако, судя по их лицам, ничего нормального тут не было.
— Тебе крови не хочется? — выпалил Ниггер.
Я мельком глянула на багровый мешок в руках у Кости:
— Не особенно.
Кости поднялся на ноги, очень странно посмотрел на меня, потом, зубами оторвав угол мешка с кровью, протянул его мне:
— Пей.
— Что-то не хочется.
— Хоть глоток сделай, — приказал Кости. Сморщившись, я сунула в рот оборванный угол и осторожно глотнула.
Брр! Как глоток медных пенни. Я сплюнула.
— Чем вы меня раньше поили? То было замечательно, а это — хуже навоза.
Ниггер буквально побледнел. Кости забрал у меня мешок и сделал несколько больших глотков.
— Совершенно нормальная кровь, — объявил он. Потом, достав из кармана нож, без предупреждения полоснул меня по руке.
— Ух! Это еще зачем?
Я зажала рану рукой, но боль почти сразу сменилась легким зудом. Кости отвел мою ладонь, открыв запачканную, но целую кожу. Раны больше не были, рука мгновенно затянулась.
Вопреки всему, я заулыбалась.
— Это сильно сократит неприятности в драке!
— Ты заметила, что не дышишь? — спросил Кости. Он был прав. Я не дышала — и даже не заметила. Разве можно не замечать, что больше не всасываешь в себя воздух? Еще как можно — если он вам больше не нужен!
— Сердцебиение, — произнес Менчерес. Впервые с тех пор, как я открыла глаза. — Оно замедляется.
Я взглянула на свою грудь, словно ждала от нее объяснений. И верно, то, что начиналось как размерное «ту-тум, ту-тум», переходило в медлительное «ту… ту-тум… тум» со все более долгими интервалами. И чувствовала я себя… ну чертовски странно. Как будто, услышав это, должна была вроде как запаниковать.
— Но это же хорошо? Может, ему просто нужно было несколько минут, чтобы понять, что в его услугах больше не нуждаются?
Кости обнял меня:
— Котенок, как ты себя чувствуешь?
— Нормально. Даже хорошо. Знаешь, ты замечательно пахнешь. Правда-правда, м-гм-м!
Придя в себя, я снова ощутила во рту тот же восхитительный вкус. Только на этот раз меня держали: одной рукой за пояс, другой за шею. Ниггера и Кости я видела, значит, держал меня Менчерес.
— Что случилось? — удивилась я.
— Ты меня укусила, — ответил Кости.
— А?
Ниггер кивнул, подтверждая. Я была потрясена.
— Прости, даже не помню, как это я. — И тут я сбилась, вдохнув запах руки Менчереса. — Как пахнет, мм!
Я не помню, как запястье Менчереса оказалось у меня во рту, но я уже трясла его, мотая головой, как акула. Осознав, что делаю, я выплюнула руку.
— Кто-нибудь собирается объяснить, что за чертовщина со мной творится?!
Выкрикнув это, я невольно облизнулась. Как вкусно-то. Господи, в жизни ничего вкуснее не пробовала!
— Ты питаешься кровью неумерших.
Менчерес выдвинул это утверждение с обычным непробиваемым апломбом. Кости поднял брови. Потом подошел ближе, клыком выдавил из запястья немного крови и помахал рукой у меня перед носом:
— Хочешь?
Меня так и бросило к нему, я даже задуматься не успела. Менчерес взмахнул свободной рукой, и я ударилась лицом в невидимую стену.
— Не двигайся.
У меня и выбора не было: я застыла в полуприседе, колени согнуты, руки протянуты вперед, рот разинут в хищном оскале. Хуже всего, что мне было все равно.
— Дайте!
Я понимала, что слышу свой голос, но не узнавала дикой жадности в нем. Боль возвращалась — дикая боль, сжигавшая меня изнутри.
— Дайте!
Менчерес меня выпустил. Я заметила это, только оказавшись рядом с Кости, который достал из холодильника еще один мешок и снова вскрыл его. На этот раз он мазнул мне кровью прямо по губам.
— Хочешь этого? — спросил он, придерживая мешок у моих губ.
Я облизнула губы и злобно прорычала:
— Нет!
Мужчины переглянулись, и Кости вздохнул:
— Ладно, попробуем по-другому.
Он проглотил содержимое мешка. Я, как зачарованная, следила за движением мышц его горла. Когда он наконец приблизился, боль достигла точки кипения и по лицу у меня покатились слезы.
— Пожалуйста! Жжет, жжет!
Кости поднес запястье к моим губам. Позже я осознаю, как яростно терзала его, но в тот момент ощущала только прохладное облегчение боли. Восхитительный вкус в горле. И блаженство во всем теле, очень близкое к оргазму.
— Знаешь, это неслыханно, — говорил Ниггер. Его голос звучал издалека.