Ковчег Могущества, стр. 19

– Тяжело править огромной территорией Та-Кемет без верных помощников и в окружении предателей, – со знанием дела изрек Гор-Нармер. – Подозреваешь ли кого-то конкретно?

– О, да, мудрейший! Верховного жреца Ранеба. Он мнит себя равным мне, фараону! До меня дошли слухи, что он нашел в Абидосе, в храме «Миллионов лет», древний свиток, якобы подтверждающий его происхождение от Шемсу-Гора, спасшего, как известно, жизнь самому Гору, и присвоил его!

– Такой свиток действительно существует, – подтвердил Гор-Нармер. – Но разве он остался без пригляда хранителей – потомков помощников Гора?

– Они все давно уже мертвы, причем стараниями того же Ранеба, – скорбно пояснил Аменхотеп. – Ранеб бесстыдными подкупами перетягивает на свою сторону моих сегеров и сановников, и те теперь на Священный советах требуют все больших привилегий для храмов, в том числе налоговых послаблений. Если моя казна опустеет, всеми обширными землями Та-Кемета завладеют жрецы. Хотя формально Верховным жрецом Египта считаюсь именно я, фактически же духовная власть в стране принадлежит не мне – Ранебу.

Гор-Нармер нахмурился:

– Судя по всему, этот человек представляет серьезную угрозу для трона…

– Скажи, о, великий, как бы ты поступил на моем месте?!

Губы Гор-Нармера тронула легкая улыбка:

– Раз уж ты решился на ритуал хеб-седа, значит, скорее всего хорошо изучил тексты древних папирусов, повествующие о деяниях фараонов. Да, я действительно, если помнишь из свитков, подозревал своего Верховного жреца в измене. Когда, в свете произошедших чуть позже событий, мои опасения подтвердились, мне не оставалось ничего другого, как только… казнить его.

– Но… Вряд ли я могу так же поступить с Ранебом – в его руках сосредоточены огромные силы и средства. Я даже не уверен, что мне удастся схватить его, – потупил глаза Аменхотеп.

– Не стоит силой извлекать шакала из логова – пустая трата времени. Попробуй выманить его, положив перед норой приманку, от которой он не в силах будет отказаться, – Гор-Нармер многозначительно посмотрел на гостя. – Собери советников и высших сановников и потребуй, чтобы они обложили храмы баснословно высокими налогами. Если твои «верные слуги» подкуплены Ранебом, они, разумеется, никогда не согласятся на такой шаг. Но зато твои намерения непременно станут известны – благодаря все тем же «верным слугам» – Верховному жрецу. Ранеб поймет, что ты хочешь ограничить власть жрецов, и вот тогда… – Гор-Нармер замолчал и прикрыл глаза.

– Что – тогда?.. – выдержав должную паузу, осмелился побеспокоить ушедшего в себя мудреца Аменхотеп.

– Тогда тебе надо опасаться Апофиса… – едва ли не зловеще прошептал Гор-Нармер, открывая глаза.

– Апофиса?! – фараон искренне удивился, ибо не в силах был понять, каким образом страшный змей из подводно-подземного царства может оказаться в мире живых людей.

– Ты не ослышался – именно Апофиса, – подтвердил Гор-Нармер и устало добавил: – а теперь ты можешь посетить дворец своего отца. Если хочешь, я провожу тебя…

Аменхотеп растерялся: отправляя его в Иару, Эйе и жрецы Саккары ни словом не обмолвились, что он может встретить здесь саху своего отца.

– Нет, нет, благодарю тебя, о, великий, но мне пора уже возвращаться!..

Гор-Нармер понимающе кивнул.

Солнце давно скрылось за горизонтом. Как только Атум передаст свои права Хепри, на Земле вступит в силу новый день.

Жрецы, стоя подле золотисто-ониксового саркофага во дворе сердаба и продолжая истово молиться, заголосили громче обычного:

– Апофис, ты – страж тайных врат Дуата, что на челе Геба, бога земли, рядом с чашей весов великого Ра. На чашу сию Ра день за днем кладет Правду и Истину. Вооружившись истиной, саху Небмаатра Менеса Аменхотепа III Гехеммута, прошедшее сквозь Землю, пусть же вернется в Мир живых! Да будет воля твоя, Осирис, чтобы саху названного человека беспрепятственно прошла через ворота Дуата обратно и чтобы он продолжил свой земной путь, достигнув преклонного возраста! Да будет так!

Завершив молитву, жрецы аккуратно сдвинули покрывавшую саркофаг плиту в сторону. Свет масляных ламп, в изобилии расставленных по всему шатру, осветил тело фараона. Тот был бледен, словно полотно. Главный жрец разомкнул губы Аменхотепа золотой ложечкой и поднес к ним сосуд с лебединым горлышком, на котором красовался иероглиф «возвращение».

Остальные жрецы замерли, с напряжением вглядываясь в лицо фараона: возвращение из Дуата в Мир живых происходило мучительно медленно. Наконец владыка Египта открыл глаза.

– С возвращением, о, мой повелитель! – первым радостно воскликнул Эйе.

Жрецы услужливо помогли фараону покинуть «ритуальное ложе». Когда свет масляных ламп осветил Аменхотепа в полный рост, они замерли в недоумении, быстро сменившимся благоговейным и священным трепетом: фараон «воскрес из мертвых» не в том ритуальном одеянии, в котором был уложен ими в саркофаг, а в ярко-желтом хитоне, характерном для обитателей Иару.

Глава 3

Многочисленные соглядатаи Ранеба донесли ему вскоре, что храма Птаха фараон, как обещал обитателям дворца, так до сих пор и не посетил. Получается, он просто тайно покинул город, а куда именно отправился, никому из них, увы, выяснить не удалось…

Умудренный жизненным опытом культовый служитель тотчас почувствовал приближение опасности. Интуитивно догадался и о том, что фараон решил посетить Саккару, город мертвых. «Неужели для совершения хед-себа?!» – посетила его голову очередная «верная» догадка.

…По окончании священного ритуала фараон поведал Эйе и о том, что видел в Дуате, и о предупреждении Гора-Нармера. Эйе удивился не менее «путешественника»: каким, интересно, образом Апофис, обитатель вод загробного мира, может навредить фараону в земной жизни? Однако, поразмыслив, решил судьбу не искушать, а предпринять на всякий случай какие-нибудь «защитные» меры.

Именно поэтому сразу по прибытии в Инебу-Хедж жрец удалился в храм Осириса и уединился в небольшой комнате, заставленной полками исключительно со священными свитками и текущими записями о собираемых налогах, строго-настрого запретив всем беспокоить его.

Желая предотвратить угрозу, могущую исходить от коварного змея, Эйе быстро изготовил из воска небольшую фигурку демона Апофиса, после чего развел в серебряной чаше огонь и бросил ее туда. Наблюдая, как очистительное пламя пожирает воск, превращая его в бесформенную массу, начал торжественным голосом читать молитву:

– «Приветствую тебя, тварь из воска! Ты, которая уползает во тьму… ты, которая утаскивает своих жертв во тьму и уничтожает их. Ты, живущая за счет слабых и беспомощных! Пусть же ни я, ни фараон Аменхотеп никогда не станем беспомощными пред тобой и никогда не будем повержены тобой! И яд твой никогда не проникнет в члены наши. Я – бог Атум, что находится в передней части Нут (неба)! Меня и фараона защищает сила, которая остается со всеми богами на вечные времена – божественная сила с прародины Та-Урса!» [46]

Закончив читать, Эйе развернул кусок папируса и, окунув кисточку в черную краску, изобразил на нем виньетку, где воин, олицетворявший Аменхотепа, копьем пронзал демона-змея. Аналогичных виньеток жрец нарисовал ровно семь. Лишь после этого он покинул свою каморку и отправился во дворец.

Наведавшись в покои фараона, Эйе, с позволения хозяина, аккуратно развесил свои рисунки по стенам, пообещав, что они будут охранять владыку Египта от ночных посягательств демона.

Как подтвердилось впоследствии, молитвы и виньетки Эйе оказались и впрямь весьма действенными: демон несколько ночей кряду «являлся» к Аменхотепу, но так и не смог завладеть ни его разумом, ни его душой.

Тем временем Ранеб, напротив, решил прибегнуть к помощи демона. Переодевшись горожанином, он теперь ежедневно посещал торговую площадь, где можно было купить все, что угодно, вплоть до змей, которых бесстрашные и ловкие змееловы добывали в бескрайней песчаной пустыне. Именно на покупке змей и сосредоточился Верховный жрец, всякий раз по возвращении в свою обитель во множестве принося их в дар Апофису. Ибо хотя сей демон и имел сам же обличие змея, однако, согласно древним преданиям, более всего предпочитал жертвоприношения именно в виде своих земных сородичей.