Русские навсегда, стр. 71
Бугай занес руку для удара, но покосился на главного. Второй раз получать такую оплеуху ему не хотелось.
Задержкой воспользовался Роман. Почувствовав минутную свободу, он сжался, чувствуя, как болью отзываются мышцы, и что было сил пнул бугая пятками в лицо. Тошнотно, влажно хрустнуло, и «бычок» исчез из поля зрения. Следующим движением Рома навалился на главаря. Собственно, навалиться не получилось. Получилось упасть. Лицом Носу в колени. Однако этого хватило.
Для того чтобы вцепиться в ногу зубами и стиснуть челюсти, много и не нужно.
– Уберите! Уберите его! – На Рому сыпался град ударов, кто-то пытался вывернуть руки, забыв, что они связаны спереди. Какой-то умник додумался оттянуть назад голову. – Что ты делаешь?! Урод! Он мне мясо выдерет! Уберите! Челюсти разжимайте, челюсти!
Рома рычал, мотал головой и отпустил, только когда в глазах потемнело от удушья. Чьи-то крепкие пальцы сдавили горло.
Потом его долго били ногами. Но он уже ничего не чувствовал. В темноте было уютно и спокойно…
Очнулся Рома привязанным к стулу и мокрым. Напротив стоял бугай с ведром.
– Очнулся…
Роман поднял голову и понял, что видит только одним глазом. Второй то ли заплыл, то ли был выбит… Тела он не чувствовал.
В поле зрения появился Нос.
– Переходим к форсированным действиям, – заявил он. Рома с удовольствием отметил, что нога у него перебинтована и из-за белизны проступает кровь. – Сейчас я спрашиваю. Ты отвечаешь. Неправильный ответ и…
Он щелкнул пальцами, и здоровяки приволокли в комнату за волосы голую Ольгу.
– И ее начнут насиловать, – закончил Нос. Его лицо корчилось, прыгало, дергалось. – А тебе я буду ломать пальцы. Где диски? И где те ублюдки, с которыми ты был? Ну!
– Далеко. Уехали.
– Плохой ответ, – сказал Нос.
Ольгу повалили на диван. Она закричала, забилась. А чьи-то крепкие пальцы ухватили Ромин палец. Через секунду заорал и он.
– Плохой ответ! – перекрикивал его Нос и совал в лицо какую-то бумажку. – Куда они уехали? Куда? Говори быстро! Сюда! Сюда уехали? Что это за координаты?! Куда они уехали!
Второй палец треснул сухим карандашом.
Рома уже не мог ничего ответить, просто орал, видя единственным целым глазом, как бьют женщину на диване.
В голове билось страшное: «Не могу! Не могу!»
Он понял, что в следующую паузу расскажет все. Потому что… больше не может.
– Это? Это место? – орал Нос.
И уже ничего не соображая и не видя ничего, кроме окровавленного Ольгиного лица, Рома заорал:
– Да-а-а-а-а-а!!!
В крике улетала душа.
Он видел себя, измочаленного, со страшным изуродованным лицом, искуроченными руками, проломленными ребрами… Комнату. «Быков», остервеневших от крови. И страшного, страшного человека с орлиным носом, впившегося взглядом в бумажку.
А потом…
А потом оглушительно бумкнуло! Загрохотало в прихожей!
Мимо пронеслось что-то черное, и только через несколько секунд Рома понял, что это входная дверь. Один из «быков» присел у входа в комнату и принялся в бешеном темпе палить в коридор из пистолета. Бандиты заметались. А Нос сделал что-то невозможное… Он разбежался и нырнул в окно, вперед головой. Брызнули в разные стороны осколки.
Потом стрелявший здоровяк вдруг начал заваливаться на спину, в ужасе зажимая ладонью кровь, и в комнату влетели люди, на спинах которых Рома увидел золотую надпись «ФСБ».
Больше он не видел ничего.
Мир удалялся… Удалялся… Вытягиваясь в длинный, темный коридор со звездочкой света. Впереди.
63.
– Вы «Скорую» вызвали? – поинтересовался врач с густыми, черными усами и блестящей лысиной.
«Волос в усы ушел…» – подумал Калугин, а вслух ответил:
– Я.
Вызывал на самом деле кто-то другой, но в данном случае это было не важно.
– Что с ними?
– Парень в коме. И очень плох. Ребра переломаны, одно легкое проколото, переломы, сотрясение… Крепкий, молодой организм, другой бы уже богу душу отдал. А этот нет. Цепляется.
– А женщина?
– Сильный удар в голову. – Врач пожал плечами. – Без сознания. Сотрясение. Но жить будет точно. Вы молодец, что нас сразу вызвали. Парня с того света достали. Даже не достали, а так… придержали душу.
Врач вздохнул, похлопал себя по карманам, нашел сигареты, закурил. И поинтересовался внезапно:
– Вы не помните, он в ботинках был?
– Кто? – Калугин не сразу понял.
– Ну, паренек этот? Когда вы его нашли… В ботинках?
– Н-нет… – Володя припомнил кошмар в квартире. – Нет. Без ботинок. Босиком. А что?
– Плохо. – Черноусый врач затянулся. – У меня примета. Если кто поступает с травмами, но без обуви, то не жилец. А если в ботинках… жить будет. Никогда не промахивался. Был случай – мне мужичка привезли, из машины доставали. Весь переломанный-перекрученный. Страх один. Но в ботинках. Наши уже в морг оформлять повезли. А я говорю, нет, погодите! И точно! Живой оказался. Выходили… Так-то…
– Ну, вы этого парня в морг оформлять не спешите. Все же… – сказал Калугин.
– Само собой, само собой… – пробормотал усатый, выкинул недокуренную сигарету и забрался в машину. – Как что будет известно, я вам сообщу…
– Да, да, конечно.
«Скорая» рыкнула и, оставив после себя облако выхлопных газов, растаяла в зимних сумерках. Издалека донесся вой ее сирены.
Калугин вдохнул запах сгоревшего топлива, неприятный, терпкий, и подумал:
«По сути, парня изуродовали из-за бензина. На всю жизнь, поди… Весь мир свихнулся и напоминает подсаженного на дурь наркомана, только вместо героиновой иглы игла нефтяная. Нарик за пайку готов на что угодно. Так и человечество готово позабыть все на свете. Высокие слова, идеи, мысли. Гуманитарные одежки на бешеной обезьяне. Суки…»
Калугин поднялся наверх. В разгромленную квартиру.
– Ну что, Леша, – обратился он к Иванову. – Еще раз опоздали?
– Не пойму я, Владимир Дмитриевич. – Иванов горестно сидел на лестнице. – Не пойму.
Лампы дневного света придавали его лицу зеленоватый оттенок, подчеркивая круги под глазами. Превращая молодого мужчину в старика.
– А чего тут не понять? – Калугин привалился к стене. – Обыграли нас, Лешенька, обыграли. Опять. Если бы мы с тобой жили в Японии, то пора было бы харакири делать.
– Приеду в Управление, – Иванов сжал кулаки, – я этого Рогинова порву! Порву, суку!
– Да, подгадил нам техник… Сучий сын, продажная душонка. Один человек, а какие последствия?… Вот и задумывайся теперь над ролью личности в истории.
На площадке появился участковый с двумя перепуганными гражданскими.
– Понятые…
Калугин сделал жест, проходите, мол.
– Ладно. – Владимир Дмитриевич отлепился от стены. – Давай, Леша, пройдемся еще раз. И поедем клиентов допрашивать.
– Да толку… По рожам видно, «бычки» тупые. Таких специально растят. На убой… Многого они не скажут, просто потому, что не знают.
– Ну, хоть душеньку потешим. – Калугин хрустнул пальцами. – Я после того, что они тут учинили, очень настроен… по-деловому.
64.
В бане всегда хорошо. А когда в нее залетаешь с мороза, да уже не в первый раз, то и подавно.
– Эх! Пар столбом, дым коромыслом! – Дверь коротко скрипнула, и внутрь, пригибаясь, чтобы не стукнуться о притолоку, заскочил Петр Фадеевич. В парилке тут же стало тесно. Раскрасневшийся от холода, волосы дыбом, хозяин дома заухал, стряхивая с себя остатки снега, и стал похож на лешего, по ошибке затесавшегося среди людей. Да и случись такое, Сергей не слишком бы удивился. Баня стояла поодаль от остальных домов, ближе к лесу. Да и выглядела как-то… чуточку диковато. Грубые толстые бревна, все сделано с запасом, на века. В предбаннике вениками травы висят и пахнут так… Если закрыть глаза, то можно представить, что именно этим вкусным ароматом увядшего, спящего лета пахнет Время.
– Охо-хо! – заголосил Петр Фадеевич, плеская на камни. – Охо-хо!