Гладиаторы (СИ), стр. 28

– А когда к нему подошел великий Александр и спросил, что он может для него сделать, то Диоген ответил: «Не загораживай мне солнце».

– И все? – удивился Децебал.

– Вот именно, дак. Больше ему ничего не было нужно. А вот ты не такой. Тебе не хватит простой бочки и свободы для счастья. Тебе раздирают страсти. Я видел людей подобных тебе в своей жизни немало. Больше того, мы с тобой весьма похожи. Я также хочу вырвать у жизни славу и преклонение толпы в миг моей победы! Я люблю когда толпа в амфитеатре неистовствует приветствуя меня! В такие момент я выше любого божества!

Глава 9

СОБЫТИЯ ПОСЛЕДНЕГО ДНЯ ИГР

Больше Децебалу в этом сезоне не пришлось выступать на играх. Он надеялся на последний день, так-так многие ланисты приберегали хороших бойцов именно для закрытия игр. Но его надеждам не суждено было оправдаться. Последний день был ознаменован грандиозным боем «спартанцев с персами». Двое гладиаторов должны были изображать спартанских воинов царя Леонида при Фермопилах, а десять их противников изображали солдат армии персидского царя Ксеркса. В роли спартанцев были нубиец Юба и иудей Давид.

Децебал не на шутку испугался за своих друзей. Одолеть такое количество сильных бойцов дело совсем не шуточное. Но Юба сохранял полное спокойствие, а о Давиде и говорить было нечего. Иудея ничто не могло вывести из себя.

– Ты так спокоен, Юба. А я вот за вас волнуюсь. Вы оба можете не вернуться из этого боя.

– И напрасно ты переживаешь, – ответил нубиец. – Спартанское вооружение сходно с вооружением римских легионеров. И сражались спартанцы двойками. Два воина прикрывали друг другу спины. Такая тактика обеспечивает победу. Я хорошо знаком с искусством боя на мечах.

– Но у ваших противников будут длинные сарматские мечи. А это позволит им сохранять солидную дистанцию. И у них отличные защитные доспехи.

– Отличные? – вмешался Давид. – Я бы не назвал их отличными. Это вооружение тяжелой персидской пехоты и дралась такая пехота в основном в сомкнутом строю. Тогда эти доспехи имели смысл. Если тяжелая пехота смыкалась плечом к плечу и выставляла вперед гребенку из копий. Нам же предстоит сражаться совсем в иных условиях.

– Но их так много. Будь их пятеро, я был бы спокоен. Но десять это много даже для таких бойцов как вы.

– А разве ты не выстоял в схватке с тремя капуанцами? – иудей улыбнулся своему другу. – Завтра нам с Юбой идти в бой. Не забудь покормить моих голубей, если со мной что-нибудь случиться.

– Значит, ты все-таки не уверен в победе?

– Децебал, наши жизни в руках бога. И если завтра придет мой черед – значит, я умру.

– Вот с этим утверждением Давида и я согласен. Если коварные Мойры – богини судьбы, эти три отвратительные мерзкие старухи, что прядут нити человеческих судеб, решет обрезать нити судеб Юбы и Давида, то ничто их не спасет, – произнес Кирн, подошедший к друзьям сзади.

– А это ты, Кирн? – Децебал приветствовал гладиатора. – Но если ты пришел поиздеваться над Давидом, то сейчас не самое лучшее время.

– Поиздеваться? Нет, Децебал. Я пришел напутствовать нашего иудея на битву. И больше того, я знаю, кто будут ваши противники.

– Что? – удивились все трое. – Знаешь? Откуда?

– Только что подслушал разговор рутиария Квинта с ланистой Акцианом.

– И кто же? Да говори не томи! – взорвался Децебал.

– А ты не шуми так, а то стража нас услышит. Это наши галлы, брит и германец.

Друзья замолчали. Децебал понял, что дело приобрело опасный оборот. Германец и брит были весьма опасными соперниками. Их ярость не уступит ярости Юбы.

– Что же это наш ланиста решил угробить своих лучших бойцов? – наконец вымолвил Децебал.

– Не забудь покормить моих голубей, Децебал, – Давид спокойно стал наполнять свой шлем хлебными крошками. – А сейчас я это сделаю сам. Вон они уже слетелись. Хочешь пойти со мной, Кирн?

– Ты что не боишься? – спросил его грек. – Снова надеешься, что твой бог тебя спасет?

– Спасет? Мой бог спасет мою душу, после смерти. Это самое главное.

– Слушай, Давид, если ты выживешь после этого боя, я буду точно уверен, что у тебя есть амулет или колдовское заклятие. Не зря вас христиан называют врагами рода человеческого и колдунами.

– Эй! – Децебал приблизился к греку. – Я ведь предупреждал тебя, чтобы ты не совался к моему другу со своими приставаниями. Или хочешь познать мощь моего кулака?

– Что? – вскипел Кирн. – Да ты кем почитаешь себя? Героем? Я сам вздую тебя.

– Не гневи бога, Децебал, – Давид схватил друга за руку. – Пусть уходит.

Грек с проклятиями удалился, желая иудею сдохнуть на арене как собаке.

– И как ты его терпишь столько времени?

– Христос терпел больше, чем я. Когда его избивали римские солдаты пред казнью, он искренне простил их и сказал «Он не ведают, что творят». Когда его прибивали к кресту, он простил своих палачей. И нам, своим детям он завещал смирение. Наш спаситель завещал нам, что если согрешивший против тебя покается, то прости ему. Больше того, если он покается семь раз и еще семь раз согрешит против тебя, то все равно прости ему.

– Ну, хоть режь меня на куски, Давид. Но я не понимаю твоего бога. Он велит прощать врагам, а боги моего народа велят мстить и убивать врагов. И последнее мне нравиться больше.

– Христос сказал, что протси брата своего и сам прощен будешь.

– А если он ударил тебя по лицу. Ну, вот просто так подошел и ударил? Что тогда делать?

– Простить его.

– Но тогда он станет бить тебя постоянно! – вскричал Децебал. – если не ответил один раз, то он станет чувствовать безнаказанность! А за свою честь отказывается сражаться лишь тот, у кого её нет. Это мое мнение, Давид. Но не подумай, что я считаю тебя трусом. Хотя если бы такое произнес не ты, а кто-то другой то я именно так бы и подумал. Что же это за бог, что велит позволять себя унижать, порабощать, терпеть издевательства врагов? Что же это за бог, что позволил смертным себя избивать и казнить? Разве могли смертные казнить Зевса, или Осириса? Или нашего Замолвсиса? Да любого другого бога?

– Ты ничего не понял, Децебал. Христиане братья между собой и они все станут вести себя, так как я сказал. И в мире исчезнут несправедливость и войны. Отношения между хозяевами и рабами станут отношениями между людьми, а не между господами и двуногим скотом. Будь наш ланиста и ты христианами, разве послал бы он тебя на убой как скот? Ответь мне, дак! Ты же сам много думаешь о справедливости. Неужели ты не видишь, что моя вера и есть справедливость! Иной просто не может быть на свете.

– Но я не понимаю твоей справедливости, Давид. На небесах есть боги, а на земле их наместники цари. Есть воины, а есть рабы. И по твоим словам получается что все они могут жить в мире? И не нужно будет искусство воинов?

– Именно так! Царство Христа – это царство справедливости!

– Не понимаю я такой справедливости!

– Этого оттого, что глаза твои не открылись истине. Но не станем говорить сегодня об этом, друг.

– И то верно, – поддержал Давида Юба, – ведь столы уже некрыты и можно угоститься вином. А то вдруг завтра мы получим свободу и больше не сможем посидеть за столом обреченных….

…Амфитеатр был полон. Более 15 тысяч людей набились в него и ждали последних кровавых развлечений. Это конечно были не Римские масштабы, когда на трибунах были более 100 тысяч человек, но для Помпей такое количество было весьма значительным.

Состязания молодых гладиаторов толпа воспринимала вяло. Все ждали только последнего боя «спартанцев и персов», когда на арену выйдут любимые бойцы и продемонстрируют настоящее искусство.