Малыш 44, стр. 82

После того как Льва отправили в ссылку на Урал, Василий подал рапорт с просьбой предоставить ему освободившуюся квартиру Льва и Раисы под № 124. Его просьба была удовлетворена. Первые дни после переселения он наслаждался от души. Василий отправил жену по спецторгам, чтобы она купила дорогие напитки и закуску. Он устроил на новой квартире новоселье, на которое пригласил коллег по работе — правда, без жен, — и его новые заместители пили и ели в три горла, поздравляя его с новым успехом. Некоторые из тех людей, что раньше служили вместе со Львом, перешли к нему в подчинение. Тем не менее, несмотря на то что судьба явила ему свою благосклонность вкупе с иронией, во время торжественной попойки Василий был мрачен. Он чувствовал себя опустошенным. Ему больше некого было ненавидеть. У него не осталось никого, против кого можно было бы плести интриги. Его больше не раздражало повышение по службе, эффективная работа или популярность Льва. Разумеется, конкуренты у него оставались, но все это было уже не то.

Василий встал с постели и решил заглушить тоску выпивкой. Он налил себе водки и принялся задумчиво крутить стакан в пальцах, не спеша подносить его к губам. От запаха его едва не стошнило. Он поставил стакан на стол. Лев был мертв. Вскоре он получит официальное уведомление о том, что двое заключенных не доехали до места назначения. Они умрут в пути, как многие до них, ввязавшись в драку из-за обуви, еды или еще чего-нибудь. Это должно было стать окончательным поражением человека, который прилюдно унизил его. Само существование Льва превратилось для Василия в нечто вроде бесконечного наказания. Так почему он чуть ли не скучает по нему?

Из прихожей донесся стук. Он ожидал, что МГБ пришлет врача удостовериться в его болезни. Он подошел к двери, открыл ее и увидел на пороге двух молоденьких офицеров.

— Двое заключенных сбежали.

Василий ощутил, как тупая боль, поселившаяся внутри, уходит раньше, чем он успел произнести одно только имя:

— Лев?

Офицеры кинули. Василий почувствовал, как ему сразу стало лучше.

Двести километров к югу-востоку от Москвы

Они то бежали, то вновь переходили на шаг, постоянно оглядываясь назад; темп их передвижения зависел от того, что брало верх — страх или переутомление. Погода смилостивилась над ними: неяркое солнце то и дело закрывали облака, так что было не очень жарко — по крайней мере, по сравнению с пеклом внутри арестантского вагона. По положению солнца на небе Лев и Раиса поняли, что полдень уже миновал, но точного времени они знать, естественно, не могли. Лев не помнил, где и как потерял свои часы или когда их отобрали у него. По его расчетам, они опережали преследователей примерно на четыре часа. По самым грубым прикидкам, в час они проходили километров восемь, а поезд двигался со скоростью не больше шестнадцати километров, так что расстояние между ними в лучшем случае составляло километров восемьдесят или около того. Но могло быть и так, что кто-то оповестил охранников об их побеге намного раньше.

Они вышли из редколесья на открытое место. Теперь, когда они не имели возможности укрыться за деревьями, их можно было увидеть на расстоянии в несколько километров. Но у них не было другого выхода, и они продолжали идти дальше по голой равнине. Заметив на дне лощины небольшую речушку, они двинулись в ту сторону, ускорив шаг. Это был первый водоем, на который они наткнулись в своих скитаниях. Подойдя к воде, они опустились на колени и принялись жадно глотать ее, зачерпывая пригоршнями и поднося ко рту. Утолив жажду, они умылись, и Лев даже нашел в себе силы пошутить:

— Что ж, теперь, по крайней мере, мы умрем чистыми.

Шутка оказалась неудачной. Просто попробовать остановить убийцу было мало. Никто не оценит их попытки. Они обязательно должны преуспеть.

Раиса обратила внимание на рану Льва: та никак не желала затягиваться. Она по-прежнему кровоточила — уж больно большой кусок плоти вырвал подвешенный на проволоке крюк. Они замотали рану оторванным рукавом рубашки, и сейчас он уже насквозь промок от крови. Лев, морщась, стянул импровизированную повязку.

— Ничего, я потерплю.

— Она оставляет отчетливый след, по которому собаки легко найдут нас.

Раиса выпрямилась и подошла к ближайшему дереву. На нижних ветках покачивалась серебристая паутина. Она бережно оторвала ее двумя пальцами, перенесла целиком и осторожно опустила на кровавое месиво на предплечье Льва. И кровь, едва успев коснуться тонких серебряных нитей, начала сворачиваться. Раиса потратила еще несколько минут на поиски других паутинок, которые столь же аккуратно накладывала на рану, пока та не покрылась перекрещивающимися тоненькими шелковыми ниточками. Когда она закончила, кровотечение остановилось.

Лев предложил:

— Будем идти по реке, сколько сможем. Деревья укроют нас сверху, а вода отобьет запах.

Речушка оказалась мелкой, в самых глубоких местах воды было по колено. Течение тоже было медленным, так что плыть они не могли. Пришлось брести по воде. Голодный и усталый, Лев прекрасно понимал, что долго они не продержатся.

И пусть охранников ничуть не беспокоило, выживут заключенные или умрут, сам факт побега из-под стражи был непростительным прегрешением. Он превращался в насмешку и издевательство не только над самими охранниками, но и над всей системой в целом. Кем бы ни были заключенные и сколь бы малозначащими личностями ни являлись, побег автоматически переводил их в категорию особо опасных преступников. А тот факт, что Лев и Раиса уже считались первоклассными шпионами, означал, что они будут объявлены в общесоюзный розыск. Как только поезд остановится, охранники обнаружат застрявшее в крючьях тело, после чего заключенных тут же пересчитают по головам. Затем вычислят вагон, из которого исчезли беглецы, и начнут задавать вопросы. Не получив ответов, охрана начнет расстреливать осужденных. Льву оставалось только надеяться на то, что у кого-нибудь из них достанет сообразительности ответить сразу же. Но, даже если они и признаются, никто не мог дать гарантию, что караульные не решат преподать урок остальным заключенным, расстреляв весь их вагон.

Погоня поначалу двинется по рельсам. Они возьмут с собой собак. В каждом составе перевозили нескольких хорошо обученных овчарок, которых содержали намного лучше, чем человеческий груз. Если же расстояние между тем местом, где был совершен побег, и тем, откуда начнется погоня, окажется достаточно большим, то даже псам будет трудно взять след. Учитывая, что они провели на ногах почти целый день, а преследователей до сих пор не было видно и слышно, Лев решил, что именно это и случилось. Это означало, что охрана доложит о досадном инциденте в Москву. Зона поиска расширится. Будут мобилизованы грузовики и автомобили, а район их вероятного местонахождения поделят на сектора. В охоте на них примут участие и самолеты. Будут поставлены в известность местные органы милиции и военные гарнизоны, которые подключатся к поискам, а их усилия будут координироваться руководством МГБ и МВД. Их начнут искать со рвением, которое выйдет далеко за рамки профессионального долга. За их головы назначат награды и премии. На их поимку будут брошены неограниченные людские и материальные ресурсы. Уж он-то знал, как это бывает. Он сам неоднократно принимал участие в охоте на людей. И в этом заключалось их единственное преимущество. Лев знал изнутри всю механику подобных операций. Еще в НКВД его учили скрытно действовать в тылу врага, за линией фронта, но теперь этой самой линией стали границы его собственной страны, за которую он проливал кровь на войне. Сам масштаб поисков сделает их неповоротливыми и плохо управляемыми. Сеть будет раскинута на огромной территории, однако при этом утратит свою эффективность. Но более всего он надеялся, что поиски начнутся совсем не там, где они сейчас находились. На месте преследователей логично было бы предположить, что Лев и Раиса направятся к ближайшей границе, то есть на побережье Балтийского моря, чтобы скрыться в Финляндии. Покинуть территорию страны легче всего будет на лодке. Но они шли на юг — в самое сердце России, в Ростов. А здесь они никак не могли рассчитывать вырваться на свободу, и в конце их ждала неизбежная поимка.