Наследство рода Болейн, стр. 77

— Получается, значит, что королеву Анну Болейн обвинили в государственной измене за измену супружескую, верно? — ни с того ни с сего спрашивает Екатерина.

Я чуть не вздрогнула — слова обрушились на меня, как внезапный удар, будто она прочла мои самые сокровенные мысли.

— Что вы имеете в виду?

Мы на полдороге между Колливестоном и Амптхиллом, день ясный и солнечный, начало октября. Король умчался вперед с молодыми придворными, он-то думает, что скачет быстрее всех, не замечает, как они придерживают коней. Томас Калпепер неподалеку от короля. Иноходец Екатерины чуть-чуть отстал, моя кобылка из говардовской конюшни держится рядом. Остальные дамы позади, болтают и сплетничают, и некому меня спасти от ее любопытства.

— Вы же сами рассказывали — и королеву, и придворных обвинили в супружеской измене. — Похоже, Екатерина от меня так просто не отвяжется.

— С того разговора чуть ли не полгода прошло.

— Я знаю. Мне надо было подумать.

— Медленно же вы думаете, — отвечаю я противным голоском.

— Сама знаю. — Она ничуть не смутилась. — Мне надо было все хорошенько обмозговать. Получается, что Анну, мою кузину, обвинили в государственной измене только за супружескую неверность. И отрубили голову. — Она оглядывается вокруг. — Я все думаю: что же будет со мной? Вдруг кто узнает, что и я неверна королю? Вдруг меня тоже обвинят в государственной измене? Что тогда со мной будет?

— Незачем об этом говорить. Просто надо быть поосторожнее. Помните, я с самого начала вас предупреждала.

— Но это вы меня свели с Томасом! Вы же знали, как это опасно. Сестру вашего мужа казнили за такие же прегрешения!

Что тут ответишь? Мне и в голову не приходило, что она осмелится задать прямой вопрос. Даже такие дурочки, как Екатерина, иногда задают вопросы по существу. Я отвернулась, глянула на осенние поля, туда, где полноводная от недавних дождей река сияет, как узкая рапира.

— Вы меня попросили помочь. Я ваш друг.

— А Анне вы тоже помогали?

— Нет, конечно! Она бы от меня помощи не приняла.

— Вы с ней не дружили?

— Она была моей золовкой.

— Но она вас не любила?

— Не думаю, что она меня вообще замечала, даже в мою сторону никогда не глядела.

Мои ответы ее не успокоили, а только раззадорили. Казалось, я слышу, как у нее в голове шевелятся разные мысли.

— Она вас не любила? Анна с сестрой и ваш муж — они всегда были вместе. А вас в компанию не принимали.

Пытаюсь рассмеяться, только смех получается невеселый.

— Право же, мы не дети, играющие на школьном дворе.

— Но королевский двор ничуть не лучше. Вы их возненавидели за то, что они вас не взяли в компанию?

— Я тоже Болейн. Такая же Болейн, как и они. Я стала Болейн, когда вышла замуж, их дядюшка герцог — и мой дядюшка. Я не меньше их блюла интересы семьи.

— Тогда почему вы свидетельствовали против них?

Гляжу на нее чуть дыша:

— Кто вам такое сказал? Кто на меня наговорил?

— Мне Екатерина Кэри все объяснила. — Она произносит эти слова так просто, словно не понимает — негоже молодым женщинам, почти девочкам, обсуждать государственные тайны и измены, кровосмешения и казни. — Сказала, что вы свидетельствовали против мужа и его сестры, предоставили доказательства того, что они были любовниками и государственными преступниками.

— Вовсе и не я, — еле слышно шепнули мои губы, — вовсе и не я.

Нет сил слушать. Не хочу об этом думать. Только не сегодня.

— Все было совсем не так. Вы ничего не понимаете, вы еще слишком юны. Я пыталась его спасти. Я пыталась ее спасти. Дядюшка придумал замечательный план. Ничего не вышло, но план был замечательный. Я думала, что своим свидетельством его спасу, а вышло наоборот.

— Ах вот как.

— Это было ужасно. — Я больше не в силах сдерживаться. — Я пыталась его спасти. Я его так любила! Я бы все для него сделала.

— Вы пытались его спасти? — Юное личико переполняется сочувствием.

— Я была готова за него умереть, — отерла слезу рукой, затянутой в перчатку. — Я бы все сделала, только бы его спасти.

— А почему ничего не вышло? — испуганно шепчет она.

— Мы с вашим дядюшкой надеялись, что, если они во всем признаются, король с Анной разведется и отправит ее в монастырь. Мы думали, брата лишат титула и всех почестей и сошлют. Остальные придворные, которых вместе с ними обвинили, — друзья Георга, ее свита — вообще были ни в чем не виновны. Мы понадеялись, что их всех простят, как простили Томаса Уайетта.

— И что случилось?

Я, как во сне, начинаю рассказ. Словно старый сон, кошмар, что будит меня среди ночи, вернулся вновь.

— Они все отрицали. Все пошло не по плану. Они должны были во всем признаться, а они все отрицали, признались только в том, что непочтительно отзывались о короле. Георг сказал, что король ничего не может в постели. — Даже солнечным осенним деньком пять лет спустя я оглядываюсь по сторонам и понижаю голос — как бы кто не услышал. — Они испугались, все отрицали, не умоляли о помиловании. Я держалась заранее намеченного плана, как дядюшка велел. Спасла наши земли, спасла наследство Болейнов, спасла наше состояние.

Екатерина ждет продолжения. Она еще не поняла, что это конец рассказа. Я исполнила свой долг, я победила — сохранила титул и земли. Она удивленно смотрит на меня.

— Я все сделала, чтобы сохранить наследство Болейнов. Отец Георга и Анны скопил огромное состояние, да и сам Георг добавил. Анна тоже была богата. Я все сохранила, спасла Рочфорд-холл, сохранила титул. Я все еще леди Рочфорд.

— Вы сохранили наследство, но они его не унаследовали? — недоуменно произносит Екатерина. — Ваш муж умер, думая, что вы его предали, дав против него показания. Считал, верно, что пытается доказать свою невинность, защититься от ваших обвинений. Вы же были не свидетелем защиты. — Думает она медленно, мысли формулирует медленно, а ужасные слова произносит еще медленнее. — Он, верно, решил, что вы его послали на смерть, чтобы любой ценой, даже ценой его смерти, получить титул и землю.

Как же мне хочется крикнуть в ответ: «Не смей облекать мой кошмар в слова!» Я вытираю пот тыльной стороной ладони, пытаюсь стереть этот вопль.

— Нет! Конечно нет! Он никогда бы так не подумал. — Я на грани отчаяния. — Он знал, я люблю его, пытаюсь спасти. Он знал, умирая, что я на коленях молила короля помиловать моего мужа. Она тоже знала — до самого последнего момента я буду умолять короля сохранить ей жизнь.

— Надеюсь, вам не придется давать показания, чтобы спасти меня. — Что за глупая шутка, у меня нет сил даже на вымученную улыбку.

— Моя жизнь тогда кончилась, — только и удается сказать мне. — Их жизнь подошла к концу, и моя тоже.

Мы продолжаем скакать в молчании, через минуту подружки Екатерины нагоняют нас, принимаются развлекать пустой болтовней, не умолкают всю оставшуюся дорогу: чем нас встретят в Амптхилле, не пора ли королеве отдать желтое платье Екатерине Тилни? Тут же вспыхивает ссора — королева уже пообещала платье Джоанне, а его не прочь заполучить Маргарита.

— Перестаньте ссориться. — Я с трудом возвращаюсь в настоящее. — Королева надевала это платье только три раза, оно останется при ней, его еще вполне можно носить.

— Какая разница, — фыркает Екатерина. — Я себе еще закажу.

АННА

Ричмондский дворец, ноябрь 1541 года

Вхожу в церковь, крещусь, делаю реверанс перед алтарем, усаживаюсь на свое место. Здесь меня никто не увидит, никто не нарушит моего уединения — перегородки высокие, дверь закрыта. Только священник, да и то поднявшись на кафедру, сможет разглядеть меня сверху. Если я позабуду вовремя перекреститься, перекрещусь другой рукой или в неправильную сторону, никто не обвинит меня в ереси. В этой стране тысячи людей ежеминутно следят за каждым своим движением, но у них нет моей возможности уединиться. Многих уже сожгли на костре за подобные ошибки.