Верховные судороги, стр. 12

Явившись на аудиенцию, Декстер плюхнулся в кресло и сказал президенту (все это известно нам благодаря магнитофонной записи, хранящейся в архивах «Библиотеки Вандердампа»): «По моим данным, шариков в голове Бриннина осталось не больше, чем в хорошо надутом футбольном мяче. Мы с вами ни разу не встречались с глазу на глаз, однако я всегда относился к вам с большим уважением. (Не далее как за три недели до этого Декстер назвал Вандердампа „худшим президентом, какой у нас был со времен Уоррена Г. Хардинга“.) Но давайте забудем о тех философского толка разногласиях, какие у нас имеются. Я хотел бы, чтобы вы подумали о возможности порекомендовать меня в преемники Бриннина».

За этим на ленте следует краткое и, возможно, красноречивое молчание. Потом Декстер продолжает: «Итак, почему я выдвигаю мою кандидатуру? Честно говоря, потому, что считаю себя подходящим для этой работы. А почему я так считаю? Причин множество, но я укажу только пять. Хотя нет, шесть. Итак, Дон, — вы позволите мне называть вас так? — когда тридцать лет назад я начинал мою юридическую деятельность…»

Продолжительность записи — двадцать шесть минут. На заднем ее звуковом плане слышно, как президент протягивает руку к воображаемой, но вожделенной кнопке «ИЗВЛЕЧЬ КАССЕТУ». Несколько раз он пытается остановить словесный вал замечаниями вроде: «Я обдумаю ваше предложение так, как оно того заслуживает». Однако Митчелл, добравшийся лишь до причины номер три (четвертый абзац), продолжает неуклонно продвигаться вперед.

В конце концов дверь кабинета отворяется и один из помощников сообщает президенту, что наступило время неотложного совещания (почти наверняка ложь). После того как дверь закрывается (за помощником и словоохотливым визитером), мы слышим, как президент переводит дух, и звук этот мгновенно приводит на ум человека, добравшегося наконец до позарез необходимого ему писсуара.

Президент не предложил Декстера Митчелла в преемники судьи Бриннина — и по пяти, самое малое, причинам. Сообщив прессе о кандидатуре Куни, он велел Хейдену Корку организовать утечку информации о том, что Митчелл в короткий список кандидатов не попал, да и в длинный тоже. (Неизменно стремившийся оградить президента от неприятностей, Хейден мудро проигнорировал это распоряжение.) Тем не менее Митчелл оказался не расположенным, мягко говоря, к тому, чтобы благосклонно отнестись к выбору президента. И не отнесся. И, стерев со своего председательского молотка кровь и мозги Куни и Берроуза, Митчелл улыбнулся и произнес — с нехарактерной для него краткостью: «Следующий?»

Глава 5

Было уже четыре с минутами, понедельник, и это означало, что у Пеппер осталось меньше часа для того, чтобы принять окончательное решение насчет ответа, который она даст президенту.

Дневная запись очередного эпизода прошла хорошо. Бадди пребывал в благодушном настроении. Пеппер набиралась храбрости, чтобы заговорить с ним на пугающую тему, и тут он вдруг спросил:

— Так что, ты обдумала мою идею?

— Какую идею, мой сладкий? — спросила она.

— Насчет тюрьмы, — сказал он — с таким пылом, точно предлагал ей запрыгнуть в ближайший улетающий в Париж самолет.

— Малыш, у меня тут кое-что… намечается.

И Пеппер, набрав побольше воздуха в грудь, рассказала мужу о причине ее визита в Кемп-Дэвид. На лице Бадди появилось выражение человека, услышавшего от врача, что томограф обнаружил в его организме нечто малопонятное.

— Президент же вроде как поклонник нашего шоу, — сказал он.

— Да, — подтвердила Пеппер. — Похоже на то.

— Ладно, — сказал Бадди, — что ты ему ответила?

— Понимаешь, я не хотела давать ответ, пока мы с тобой все не обсудим.

Бадди облегченно вздохнул.

— И что это значит? — спросила Пеппер.

— Господи, ну и напугала же ты меня. Я уж решил, что ты согласилась.

— Нет. Но мне понемногу начинает казаться, что могу и согласиться. Я должна позвонить ему сегодня до пяти и дать ответ.

— Так позвони.

— Хм, спасибо, милый. Я по-настоящему…

— И скажи, что не согласна.

Пеппер удивленно уставилась на него:

— А почему я должна сказать именно это?

Бадди развел руки в стороны — так, точно ответ на этот вопрос был самоочевидным:

— Малыш, у нас начинается рейтинговая неделя.

— И что, она требует именно такого ответа?

— Ну послушай, — сказал Бадди, — Вандердамп же проигрывает по всем статьям. У него импичмент на носу. И посмотри, что произошло с двумя его последними кандидатами, а ведь это были серьезныеребята.

— Если ты пытаешься отговорить меня, — не без некоторой холодности произнесла Пеппер, — то выбрал неверную тактику.

— Нет, вообще говоря, то, что он остановился на тебе, просто здорово. Отличная реклама для нашего шоу. Я как-то не подумал об этом.

— Бадди, — сказала Пеппер, — мне этот разговор не нравится.

— Ну а что ты от меня хотела услышать?

— Не знаю. Что-нибудь вроде: «Мои поздравления, милая. Я горжусь тобой».

— Мои поздравления. Горжусь тобой.

— Ты пропустил «милая». И постарайся, пожалуйста, не задохнуться от восторга.

— Малыш, но это же бессмыслица.

— Вот и я ему так сказала.

— А про то, что у тебя контракт еще на два года, ты ему не сказала?

— Нет, до этой темы мы с ним как-то не добрались.

— Ты же не можешь просто взять и бросить все, что мы с тобой создали, — сказал Бадди.

— Малыш, речь идет о Верховном суде. Наша страна призывает меня исполнить мой долг.

— Ну так скажи ей, что отдашь деньгами.

— Голубчик мой…

— У тебя имеются определенные обязательства, Пеппер. И не только передо мной. Как насчет миллионов преданных тебе зрителей? Ты что же, собираешься просто-напросто сказать им: «Идите в жопу»?

— Вообще говоря, — ответила Пеппер, — именно к этой формулировке я прибегать не собиралась. И если наши зрители действительно преданы мне, не думаю, что они станут стреляться из-за того, что я перешла из телешоув Верховный суд.

— Между прочим, это самое телешоу, о котором ты говоришь с таким презрением, и есть единственная причина, по которой тебе предложили посидетьв Верховном суде.

— Я этого и не отрицаю, — сказала Пеппер и скрестила на груди руки.

— Понятно. То есть ты решила сказать «иди в жопу» не кому-нибудь, а мне?

— Нет, — ответила Пеппер, — но если ты будешь продолжать в том же духе, то, возможно, услышишь именно эти слова еще до завершения нашего разговора.

— Ты не можешь так со мной поступить.

— Я поступаю «так» вовсе не с тобой.И кстати, давно ли тебя назначили центром Вселенной?

— Ты хочешь оказаться в суде? Ну так ты там окажешься. За нарушение условий контракта!

— Боже, какой ты, оказывается, строгий, — вздохнула Пеппер. — Ладно, спасибо, что был со мной так мил и сделал эту минуту особенно значительной для меня. Мне пора звонить президенту. Не хочешь поприсутствовать при нашем разговоре и лично послать его в жопу?

Глава 6

Во вторник утром — сенатор Декстер Митчелл уже сидел в своем кабинете на Капитолийском холме — на его столе затренькал телефон. Звонил Грейдон Кленнденнинн, самый главный из президентских мандаринов.

Эти двое хорошо знали — и плохо переваривали — друг друга. Грейдон именовал Митчелла (в частных разговорах) «зазнавшейся посредственностью». Декстер именовал Грейдона (в публичных выступлениях) «невыносимым, получающим непомерное жалованье эгоманьяком». Крупицы истины присутствовали в обеих формулировках.

Этоттелефонный звонок был чем-то вроде совещания на поле близящейся битвы, в ходе которого представители двух замерших одна против другой армий обсуждают размеры взяток, способных предотвратить кровавую резню, — и условия их дачи.

— Итак, — произнес Грейдон Кленнденнинн, — habemus papam. [23]