Голос, стр. 28

— Этот господин попросил проигрыватель к себе в номер. Но не новый плеер для дисков, а старую рухлядь. Как вы.

— Проклятый лгун! — прошипел Эрленд, вытаскивая телефон.

Разрешение на арест Генри Уопшота было получено поздно вечером. Его задержали при посадке на рейс в Лондон и отправили в камеру при полицейском участке на Окружной улице. Техники-криминалисты пришли в отель около полуночи. Они тщательнейшим образом обыскали номер на предмет орудия убийства, но овчинка выделки не стоила. Полицейские обнаружили только дорожную сумку, которую Уопшот, очевидно, решил оставить, и бритву в ванной комнате. В номере нашелся старый проигрыватель, похожий на тот, который Эрленд позаимствовал в отеле, телевизор и магнитофон, несколько британских газет и журнал Record Collector.

Специалист по отпечаткам пальцев искал доказательства того, что Гудлауг приходил в номер. Он обследовал края стола и дверной проем. Эрленд стоял в коридоре и наблюдал за работой техников. Ему хотелось курить. Он мечтал о своем кресле и книгах и о бокале ликера «Шартрёз», потому что наступило Рождество. Ему захотелось вернуться домой. Он не понимал, почему поселился в этом безжизненном отеле. Он совсем не знал, что ему с собой делать.

Техники рассыпали по полу белый порошок для снятия отпечатков пальцев.

Эрленд увидел, как директор отеля вперевалку идет по коридору, пыхтя и отдуваясь, сжимая свой носовой платок. Толстяк заглянул в номер, где работали техники, и растянул рот до ушей.

— Я слышал, что вы поймали его, — сказал он и провел платком по шее. — И что это иностранец.

— Откуда вы узнали? — спросил Эрленд.

— Только что передали по радио, — выдохнул директор, не скрывая радости. У него был повод для торжества. Предполагаемый преступник найден, и, как оказалось, он не исландец и не принадлежит к персоналу отеля. — В новостях сообщили, что его задержали в аэропорту Кевлавика, когда он садился на рейс в Лондон. Англичанин?

У Эрленда зазвонил телефон.

— Мы не знаем, тот ли это, кого мы ищем, — проговорил он и ответил на звонок.

— Ты не мог бы потом спуститься вниз? — сказал Сигурд Оли в трубку. — Это не срочно.

— А как же твой рождественский пирог? — спросил Эрленд, отойдя подальше от директора.

— Он пьян, — сообщил Сигурд Оли. — Я имею в виду — Генри Уопшот. Бессмысленно говорить с ним. Не лучше ли дать ему проспаться до утра и допросить его завтра?

— Он поднял шум?

— Нет, вовсе нет. Мне сказали, что он шел за сотрудниками аэропорта спокойно и молча. Они задержали его на паспортном контроле и отвели в комнату для обыска, а когда пришел полицейский, его препроводили прямиком в машину, которая доставила Уопшота в Рейкьявик. Никакого шума. Он был неразговорчив и даже заснул по дороге в город. Спит теперь в своей камере.

— Я узнал, что в новостях прошло сообщение о задержании, — сказал Эрленд, взглянув на директора. — Люди надеются, что мы поймали нужного человека.

— У него с собой был только ручной багаж. Большой портфель для бумаг.

— А что в портфеле?

— Пластинки. Старые, некоторые вообще виниловые, как и те, которые мы нашли в подвальной комнате.

— Ты имеешь в виду пластинки Гудлауга?

— Мне так показалось. Не много. Среди других пластинок. Завтра все сам увидишь.

— Значит, он охотился за пластинками Гудлауга.

— Возможно, он украсил свою коллекцию, — предположил Сигурд Оли. — Увидимся завтра утром в участке?

— Нам надо взять у него анализ слюны, — напомнил Эрленд.

— Я займусь этим, — заверил его Сигурд Оли и попрощался.

Эрленд спрятал телефон в карман.

— Он признался? — спросил директор. — Да?

— Не помните, вы не видели его раньше в отеле? Генри Уопшот. Из Великобритании. Около шестидесяти лет. Мне этот тип сказал, что впервые приехал в Исландию, но, как выяснилось, он и раньше останавливался в этом отеле.

— Не припомню человека с таким именем, — отозвался директор. — У вас есть его фотография?

— Мне бы нужно ее раздобыть. Чтобы выяснить, кто из служащих знал его. Может, кто-нибудь вспомнит этого человека. Хоть какие-то мелочи.

— Будем надеяться, что вы скоро закончите это дело. — Директор тяжело вздохнул. — У нас пошли отказы вследствие убийства. В основном от исландцев. Иностранцы пока не очень в курсе. Но в ресторане стало меньше посетителей, и количество забронированных мест тоже сократилось. Мне не следовало разрешать ему жить здесь. Вот к чему приводит человеческая доброта. Проклятая мягкосердечность.

— Она из вас прямо-таки сочится, — заметил Эрленд.

Директор уставился на него, не зная, как расценивать это высказывание, но полицейский инспектор не обратил на это никакого внимания. Начальник отдела криминалистики вышел в коридор, поприветствовал директора отеля и отвел Эрленда в сторону.

— Здесь все такое же, как в любом другом небольшом двуспальном гостиничном номере в Рейкьявике, — доложил шеф криминалистов. — Ножа на тумбочке не оказалось, если ты на это надеялся, да и окровавленной одежды в сумке нет, никаких признаков того, что он контактировал с убитым в подвале. Тут просто масса отпечатков пальцев. Но очевидно, что гость решил смыться. Он оставил номер в таком состоянии, будто просто спустился в бар. Электробритва воткнута в розетку. Запасные ботинки стоят на полу вместе с тапочками, которые он привез с собой. Пока ясно одно — человек торопился. Он собирался бежать.

Криминалист вернулся в номер, а Эрленд подошел к директору.

— Кто отвечает за уборку коридора? — спросил он. — Кто наводит порядок в комнатах? Этажи делят между уборщицами или уборщиками?

— Я точно не знаю, кто какой коридор убирает, — сказал он. — Но парни такой работой не занимаются. В силу разных причин.

Он произнес последние слова с сарказмом, будто уборка естественным образом является женской работой.

— И кто же эти уборщицы? — добивался Эрленд.

— Вот, к примеру, девушка, с которой вы уже беседовали.

— Девушка, с которой я уже беседовал?

— Которая обнаружила в подвале покойника, — уточнил директор. — Горничная, которая нашла убитого Деда Мороза. Это, кстати, кажется, ее коридор.

Когда Эрленд поднялся к себе в номер двумя этажами выше, в коридоре его ждала Ева Линд. Девушка сидела на полу, опершись о стену, уткнув подбородок в колени. Эрленд подумал, что она спит. Но когда он приблизился, Ева посмотрела вверх и выпрямила ноги.

— Черт меня подери, таскаться в этот отель, — проворчала она. — Ты не собираешься перебраться домой?

— Начинаю думать об этом, — ответил Эрленд. — Мне тоже надоело это заведение.

Он сунул карту в щель на дверной ручке, и дверь открылась. Ева Линд поднялась на ноги и прошла за ним в номер. Эрленд закрыл за ней дверь, и Ева бросилась с ногами на кровать. Эрленд присел к столу.

— Как продвигается кейс? — спросила Ева, лежа на животе с закрытыми глазами, будто собиралась заснуть.

— Еле движется, — ответил Эрленд. — И перестань использовать все эти английские «кейсы». Почему бы просто не сказать: «Как идет расследование?»

— Не парься, чувак, — отозвалась Ева Линд, все еще не открывая глаз. Эрленд усмехнулся. Он смотрел на свою дочь, лежащую на кровати, и размышлял, каким воспитателем он для нее был. Возлагал ли он на нее большие надежды? Записал ли он ее в свое время на занятия балетом? Побуждал ли к игре на пианино? Мечтал ли о том, что она станет маленьким гением? Побил бы он ее за то, что она уронила бутылку с ликером на пол?

— Ты тут? — спросила она.

— Да, здесь, — устало ответил Эрленд.

— Почему молчишь?

— А что тут скажешь? Зачем все время разговаривать?

— Ну, к примеру, чтобы рассказать, что ты делаешь в этом отеле. Серьезно.

— Я не знаю. Мне не захотелось возвращаться к себе в квартиру. Такая вот маленькая перемена.

— Перемена? Какая разница, торчать одному в этом номере или у себя дома?