Океания. Остров бездельников, стр. 35

Он несомненно пришел бы в восторг от образа жизни сотрудников благотворительных фондов, наводнивших острова после обретения ими независимости: регулярные рейсы на родину, дома, машины, занятия по дайвингу, страховки, пенсии и, конечно же, целые связки нулей в необлагаемых налогами зарплатах. И все это воспринималось как само собой разумеющееся. Однако, если бы в его обязанности входило регулярное посещение подобных мероприятий, возможно, это слегка остудило бы его пыл.

Сцена, увитая ветвями деревьев, была подготовлена для выступления местного ансамбля, члены которого предстали облаченными в традиционные костюмы, состоявшие из листьев и ракушек. Их вид резко контрастировал с мягкими костюмами и нарядными платьями гостей. Казалось, вечеринка длится уже не первый час, и проходящие мимо незнакомцы так и норовили поздороваться со мной. Многие уже беседовали на повышенных тонах. Африканец с бледным оттенком кожи принес нам выпивку: держа все три стакана в одной руке, он наполнил их до отказа.

— Отличная вечеринка. Да, отличная вечеринка. На старину Ронни всегда можно рассчитывать. Вы англичанин? — спрашивает он меня, совершая круговое движение рукой и подавая мне стакан.

— Да.

— Ну, будь здоров, старик, — смеется африканец и, задрав голову, делает глоток из бутылки, которую держит в руке.

Ник и Джейн быстро исчезают, захваченные какими–то знакомыми американцами, и я остаюсь в одиночестве среди все усиливающего шума. То и дело до меня долетают обрывки разговоров:

— А почему бы тебе не позволить собаке пользоваться парадной дверью, а прислуга пусть ходит через черный ход, — спрашивает дама с выщипанными бровями и налившимися кровью глазами.

— Пусть ходят где хотят, главное, чтобы никто из них не пользовался бассейном, — отвечает мужчина с чернильно–черными волосами и седыми корнями, которые отблескивают в лучах праздничного освещения.

— В этом новом магазине рядом с рынком можно даже купить настоящую итальянскую моцареллу. Ее делают в Новой Зеландии из молока яков. Там теперь очень хороший ассортимент.

— Маргарет хочет сделать подтяжку лица, когда у нас будет отпуск.

— Самое время!

— Да, но отвратительнее всего, что платить за это придется мне. Боюсь, я не осилю эти заморские расценки. Ха–ха!

Из занавешанной веранды доносится взрыв смеха и грохот разбитой бутылки.

— Естественно, наша благотворительная программа самая лучшая на островах — чертовски крутая, как вы говорите. Когда Дитер через год уйдет на пенсию, ее возглавлю я — правда, здорово?

— Послушай, старик, а почему ты считаешь, что ваша программа такая…

— А это кто еще? — раздается голос за моей спиной. — Тебя кто пригласил, приятель?

— Э–э… ну, я вообще–то… — Я оглядываюсь и вижу перед собой сгорбленного худого мужчину лет пятидесяти.

Его жидкие волосы цвета сигаретного дыма зачесаны назад, что подчеркивает размеры носа. Этот чрезвычайно длинный мясистый отросток обладает цветом кларета, который он нюхает, побалтывая в своем стакане. Он моргает своими водянистыми глазами и прерывает мой лепет:

— Как вас зовут, молодой человек?

Я сообщаю.

— Ну а я — Ронни, очень рад, что вы вместе с нами на борту. Давайте я вам покажу дом и кое с кем познакомлю.

Он обхватывает меня за плечи и, как покупатель, проталкивающий свою тележку по переполненному супермаркету, начинает лавировать между гостями.

— Сьюзен, это новый парень в городе. Пригляди за ним и постарайся не жаловаться ему на свою жизнь.

— Хорошо, Ронни, — покорно отвечает Сьюзен. Ее муж занимается нефтью, а трое детей–подростков учатся в пансионе в Англии. — Конечно, я бы предпочла, чтобы они были здесь, но думаю, там им лучше. Ну и к тому же компания оплачивает все расходы.

Я допускаю огромную ошибку, сообщая ей, что тоже когда–то занимался преподавательской деятельностью. Это заставляет ее вытащить фотографии своих отпрысков и начать шаг за шагом рассказывать мне об их академических успехах, или скорее о полном отсутствии таковых.

— Понимаете, у Фредди всегда было плохо с учебой. Зато у него получается масса других вещей… он здорово отгадывает загадки в отличие от меня… то есть он не тугодум… — Она задумчиво всматривается в фотографию. — Я тоже плохо успевала в школе, но я же не идиотка, хотя Джеральд считает иначе. Я вам кажусь глуповатой? Простите, как вас?…

В это время ансамбль начинает играть на своих бамбуковых инструментах и петь бог знает о чем. Никто даже не удосуживается обратить на них внимание, и лишь в конце каждой песни раздаются механические аплодисменты. Я вижу, как через толпу гостей проталкивается Ник.

— Когда будешь готов ехать, кивни. Ладно?

Я киваю.

Джейн, похоже, уже окончательно доведена беседой с толстым финном, повествующим ей об участии европейцев в развитии Соломоновых островов. По крайней мере, он хотя бы трезв. Но ей уже не терпится избавиться от него. Однако, только мы делаем несколько шагов по направлению к двери, как нас останавливают.

— И куда это вы собрались, молодежь? — спрашивает «его превосходительство».

Мы бормочем о том, что завтра у нас тяжелый день и надо рано вставать. Ронни высказывает несколько совершенно неприличных предположений относительно истинной причины нашего отъезда и предлагает нас проводить. Забравшись в машину, мы уже собираемся попрощаться, когда Ронни вдруг резко бледнеет, икает, сворачивает в сторону, прислоняется к стволу пальмы, и его начинает рвать. Мы замираем в некотором смущении. Наконец он приходит в себя, вытирает рот носовым платком и возвращается.

— Простите, — произносит он со слабой улыбкой. — Просто надо было прочистить горло.

Глава 13 Мистер Ву

Я проявляю исключительное мужество. — Наслаждаюсь поездкой за город. — И наконец, наконец нахожу искомое.

Всю ночь мне снилось, что бушующее море швыряет мой плот, окруженный целой стаей акул в безукоризненно белых полотняных костюмах, а мимо проплывает Капитан, укоризненно глядя на меня. Под утро этот сон сменился другим кошмаром, в котором я тонул в жидком тесте для блинов, смешанном с дельфиньей кровью, и надо всем этим восседал его превосходительство Ронни, прихлебывавший из бутылки, в которой сидела плачущая Сьюзен. Конечно, выспаться мне не удалось, и с первыми лучами солнца я скатываюсь на край кровати и падаю на прохладные плитки пола.

Мы с Ником отправляемся в город. Припарковавшись у одного из новомодных магазинов, рассчитанных на тех, кому было что тратить, спускаемся к хозяйственному магазину.

Солнечные лучи отражаются от бетонной крыши центрального рынка, над входом в который гордо сияют двенадцать звезд Евросоюза. Торговый зал переполнен людьми, а прилавки призывно полнятся товарами. Темными пыльными пирамидами высятся плетеные корзины с ямсом и маниокой; на подвявших листьях, как бильярдные шары, продающиеся по доллару за набор, сложены пирамидки помидоров черри. В дальнем углу перед горой кокосовых орехов сидит скромный мужчина с ножом в руках. Не глядя в глаза покупателю, что принято среди островитян, он отрезает верхушку ореха, вручает его желающему; не проронив ни слова, получает деньги и вновь садится на место. Дети, рассевшиеся на ступенях, грызут желто–зеленые стебли сахарного тростника, пока их родители торгуют ночным уловом. Они вытаскивают из ящиков со льдом странных тварей, мало напоминающих нормальную рыбу, и бросают их покупателям, получая от тех деньги своими посиневшими, сморщенными руками.

Пробравшись сквозь толпу у книжного магазина, на котором висит вывеска «Книжный магазин номер один на Соломоновых островах» и который торгует всем чем угодно, кроме книг (насколько об этом можно было судить, глядя через двойные стеклянные двери), мы оказываемся на ступенях хозяйственной лавки. Она еще закрыта, но и на часах всего половина десятого, поэтому придется ждать. Дверь распахивается лишь через час. Мы входим как раз в тот момент, когда менеджер исчезает через заднюю дверь. Напевая себе под нос, я осматриваю ассортимент в ожидании его возвращения.