На веки вечные, стр. 42
Отсюда все равно рано или поздно придется непременно уезжать. Мередит это поняла, когда впервые увидела, как к соседнему дому подъезжала машина Хита. Беглянке нельзя жить так близко с домом окружного шерифа. Конечно, лучше бы повременить. Починить машину, скопить немного денег. Но обстоятельства диктуют свои условия: приходится делать то, что требуется, и полагаться на Бога.
Может, седан выдержит дорогу и все-таки не сломается. Она найдет себе другую работу и место, где приютиться, пока не поправит свое финансовое положение. А на еду для Сэмми и на всякую всячину в миску Голиафа как-нибудь наскребет. Конечно, будет туго и самой придется поголодать. Но она вывернется.
Мередит вошла в спальню Сэмми и обвела взглядом комнату. Девочке снова предстояло расставание с любимыми вещами. Но это все же лучше, чем горевать по умершему другу. Игрушки можно снова купить, а Голиафа — нет.
Завтра будет время, чтобы собрать ее одежду и небольшие игрушки, которые влезут в багажник. Все остальное она упаковала втайне от дочери на тот случай, если комиссия неожиданно простит Голиафа. Тогда Мередит незаметно положит вещи Сэмми в шкаф, развяжет коробки и будет вести себя как обычно, и девочка даже не заподозрит, что они чуть не уехали из этого дома. Нечего ее зря волновать.
Но сама Мередит нисколько не надеялась, что члены комиссии закроют глаза на проступок Голиафа. Она на собственном опыте убедилась, что люди, наделенные правом судить, обычно немилосердны и слепы. Закон есть закон, и точка. Даже Хит, добрый, заботливый человек, превратился в раба своей этики.
Когда-то Мередит надеялась на закон и относилась к нему почти с благоговением. Верила, что существует действительно справедливое правосудие для всех, и вручила Закону судьбу своей дочери, но поняла, что Фемида одаривает своим расположением только тех, кто предлагает больше денег. И с тех пор стала руководствоваться собственной совестью. Мередит стала слушать свое сердце и плевать на закон. Иногда у человека просто нет другого выбора.
На сей раз принять решение оказалось непросто. Покидая этот дом, она расставалась с Хитом. О Боже! До сегодняшнего вечера удавалось держать в узде свои чувства. Теперь они переполняли ее. Как-то незаметно, но Мередит успела его полюбить. Без оглядки, всем сердцем.
Безнадежное дело. Сегодня он ей доказал, что остается человеком принципов. Как бы ни было трудно ему самому, он не откажется от своих убеждений, от неукоснительного исполнения буквы закона, который шериф поклялся защищать. А она — правонарушительница. Можно преодолеть все остальное, но одного этого достаточно, чтобы никогда не быть вместе.
Мередит вспомнила детство, мирные летние деньки на Миссисипи и сама удивилась, как это ей удалось угодить в такую передрягу. Даже нельзя сообщить о себе родителям — письма и звонки могут перехватить. А теперь предстоит удирать от человека, который стал для нее чуть ли не всем. Наступит этому конец или нет?
Она представила, как приезжает в незнакомый город, пытается устроиться в очередной развалюхе и тщательно обучает Сэмми только что придуманной лжи: новому маминому имени и новому прошлому. И пытается объяснить, почему у мамочки снова изменился цвет волос и глаз.
Как все это надоело! Мередит бесцельно бродила по дому и горестно размышляла о своей разбитой жизни. И вдруг на кухонном подоконнике заметила молоток Хита. Она сомкнула пальцы на ручке — дерево было до блеска отполировано его ладонью. И как бы это ни показалось сентиментально и глупо, решила стащить молоток. Увезти с собой, чтобы напоминал о любимом человеке.
Господи, что с ней приключилось? Полюбить человека, которому не можешь довериться!
Сандерс закинул в рот три таблетки антацида, откинулся на подушки и нажал на телефоне в номере мотеля «девятку» для выхода во внешнюю телефонную сеть. Он звонил по кредитной карточке в Нью-Йорк. Глен Календри ответил после четвертого сигнала, и Сандерсу показалось, что он недоволен.
— Я не вовремя, босс?
— Нет. — Календри прикрыл телефонную трубку, и пока избавлялся от посетителя, его голос доносился как из пустого бочонка.
А Аллен от нечего делать ковырял пальцем дерматиновый переплет лежащей на ночном столике Библии и думал: неужели у кого-то хватило терпения открыть эту книгу? По его разумению, люди в мотель приезжали либо отдохнуть, либо заняться сексом, а никак не для религиозных бдений.
— О'кей, слушаю, — прогудел Глен.
Аллен скрестил ноги и уставился на большой палец, носок на котором почти прохудился.
— Сегодня мы наконец сумели ее идентифицировать.
— Это она?
— Без сомнений.
Календри рассмеялся. Босс был очень доволен.
— Я знал. Попалась, шлюха! Но ты уверен, что это моя внучка?
Аллен быстро пересказал события последнего дня.
— Дельгадо не сомневается. Он видел и женщину, и ребенка с близкого расстояния.
— Боже, почему этот идиот не подал жалобу и не избавился от собаки? Пса тут же бы изолировали.
— Слишком рискованно, — возразил Аллен. — Стали бы выяснять его личность. А Дегальдо ездил на взятой напрокат машине. Все были так расстроены из-за собаки, что не посмотрели на номера. Но могли бы проверить, полезь он на рожон. Уберем псину, когда придет время. Меньше риска и хлопот.
Катендри вздохнул, потом усмехнулся:
— Что ж, главное сделано. Мы ее нашли. Так? Вернуть внучку — теперь дело времени.
Сандерс вспомнил, какой была Мэри Календри, когда только что вышла замуж за Дэна: недавно из колледжа, свежая, с лучистыми глазами. От ее улыбки все вокруг, казалось, становилось светлее. А через месяц превратилась в старуху. Глаза погасли, улыбка стала вымученной, на лице толстый слой макияжа, чтобы скрыть синяки. И еще вспомнил, как она напрягалась и начинала нервничать, когда в комнате появлялся Дэн.
Аллен не претендовал на святость. Бог ты мой! Он совершал такое, что другим могло привидеться только в кошмарах. Но никогда не колотил свою жену и не измывался над детьми. Ему было жаль Мэри Календри — и тогда, и теперь. Неужели она так глупа, что решила противиться Глену и надеется остаться в живых! Но тот, кто вовлечен в их организацию, попался раз и навсегда. Выйти из нее можно только вперед ногами.
— Босс, каким образом вы хотите, чтобы мы ее вытащили? И когда?
Глава 16
На следующее утро Мередит быстро съездила в банк и усадила Сэмми за кухонный стол делать розочки из бумаги. И пока дочь билась, стараясь из красных квадратиков соорудить при помощи булавок нечто отдаленно напоминающее цветы, мать принесла из сарая картонки и, проскользнув в спальню девочки, упаковала ее вещи и сложила коробки в шкаф.
А когда Сэмми задремала, сняла с полок все непортящиеся продукты и тоже положила в картонки. Оставила только две банки консервированного супа, решив, что этого хватит на обед перед бегством из города.
Убедившись, что дочка крепко уснула, она отнесла вещи в машину, как можно плотнее набив багажник, чтобы оставить побольше места в салоне. Покончив с этим, еще раз проверила масло в моторе и трансмиссии.
Пока Мередит возилась с вещами, время подошло к двум, и она начала расхаживать по дому, то и дело поглядывая на часы. Нервы были напряжены до предела: заседание комиссии вот-вот должно начаться. На душе скребли кошки, и от волнения ее била дрожь, кожа покрылась мурашками.
Уже раз десять она собиралась идти к дому Хита и выводить ротвейлера из псарни. Тогда еще до того, как шериф позвонит, она уедет и будет далеко, прежде чем он вечером вернется домой и обнаружит пропажу. Останавливала только слабая-слабая надежда, что комиссия все-таки простит Голиафа. Хит так любил пса…
Около половины третьего Мередит вспомнила, что закрутилась и забыла написать
прощальную записку Хиту. Непростительно вот так исчезнуть, ничего не объяснив. Следующие сорок минут Мередит провела за столом, мучительно подбирая нужные слова. Ей столько всего хотелось сказать, но ничего не получалось.