У кого как..., стр. 39
– Мне прежде всего повезло с вами, дорогая Яэль.
Глава 12. ГЕРА И АНЯ
Ставлю чемодан на тележку. А вдруг Фира приехала в аэропорт? Вдруг я увижу ее через несколько минут? Вливаюсь в поток выходящих людей. Просторный зал переполнен встречающими.
Отделяюсь от толпы, иду особняком, чтобы меня можно было легко заметить, и вдруг натыкаюсь глазами на свою маму.
Мне становится не по себе. Словно электрический заряд пробивает голову. Это правда: я вижу мою маму. Ее глаза, волосы, губы. Я вижу мою маму, но ей всего лет десять-одиннадцать, не больше. «Моя мама» тоже смотрит на меня. Наши взгляды соединяются.
«Не забудь, что ты летишь в страну сумасшедших», – звучит вдруг во мне голос Норы. «И что нужно делать?» – спрашиваю я. «Соображай сам».
«Моя мама» отделяется от толпы, идет мне навстречу. Подходит. Останавливается. Улыбается открыто, приветливо.
– Здравствуйте. Вас зовут Гера. Вы – мой папа. Мама говорила, что вы обязательно к нам приедете. Когда-нибудь.
– Скажи: тебя зовут Аней?
– Да...
– И ты – моя мама, то есть я хочу сказать, ты очень похожа на мою маму. Ее не было в живых в России, а теперь она словно ожила. Можно тебя обнять?
– Да...
Я беру ее на руки. Мою маленькую маму. Мою Аню.
– Ой, как интересно с высоты! Подержите меня еще.
– Называй меня на «ты».
– Беседер.
– А где Фира?
– У нее случилось большое несчастье. Вчера во время террористического акта погиб ее хороший друг. Мама сейчас в Хайфе у его родителей.
– Ты что же, одна приехала?
– Нет, с бабушкой. Ты не устал держать меня на руках как маленькую?
– Я и не заметил, что все еще держу тебя. А как ты меня узнала?
– Я тебя всегда знала. У меня твоя фотография над кроватью висит.
– Мама говорила тебе, когда именно я приеду в Израиль?
– Когда ты сможешь его понять.
– И тебе не казалось это странным?
– Нет. Это просто. Например, тебе дают драгоценный камень, а ты в них не разбираешься. Он необработанный, и не сверкает, и ничем тебя не привлекает. Ты думаешь, что это просто стекляшка какая-то, и выбрасываешь его в мусорный ящик. Что это значит?
– Что значит?
– Это значит, что тебе его дали рано. Ты еще не способен его понять. Объяснила?
– Да.
Мы подходим к Фириной маме. Я видел ее дважды, но она почти не изменилась с тех пор. Ее глаза излучают такое тепло, что я чувствую его кожей. Обнимаю ее.
– Мы сейчас поедем в Хайфу, ладно, бабушка?
– А как быть с чемоданом?
– Не беспокойтесь, Георгий Михайлович, я отвезу его в Иерусалим.
– Тяжело! Как вы одна?
– Таксист поможет.
Аня убегает купить кока-колу.
– Раиса Борисовна, как же так, я ведь ничего не знал про дочь!
– Это все Фирочка... Только вот смотрю я теперь на вас двоих и думаю: она была права. Тяжелый Фирочка путь выбрала к вашему сердцу. Долгий, нелегкий, но верный. Самый верный...
– Анечка так на мою маму похожа! Мистика...
– Гены...
...Всю дорогу в Хайфу я разговариваю с дочерью. Господи! Какое наслаждение! Словно возвращаю моей ушедшей мамочке все неотданное ей тепло и внимание. И как хорошо мне с ней! И ей со мной. За полтора часа дороги я влюбился в собственную дочь. У меня такое чувство, что мы вообще с ней никогда не расставались.
Поднимаемся по лестнице дома, указанного в адресе. Анечка только что рассказала, как она с подружками подшутила над мальчишкой из их класса. Хохочем. Вдруг она прикладывает палец к губам:
– Мы пришли в несчастье.
– Вообще-то, так не говорят по-русски... Но ты права. Нам нужен пятый этаж. Последний.
– Да. Знаешь, папа, я такая счастливая сейчас, что мне стыдно туда входить.
Она идет впереди. Я останавливаю ее, поворачиваю к себе, смотрю ей в глаза.
– Мне тоже стыдно. Но не только поэтому.
– А почему еще?
– Потому что...
– Я знаю. Потому что ты долго-долго не мог понять.
– Да... Аня, я тебя очень люблю.
– Я тоже, папа, тебя люблю. И уже давно, много лет.
Я снова беру ее на руки, прижимаю к себе. Рыдания сжимают мне горло.
– Не бойся, – Аня ласково гладит меня по голове, – мы теперь никогда не расстанемся. Правда?
– Правда.
Двери квартиры открыты. Два солдата выходят из нее. Их глаза опущены. Держу Аню за руку, хотя на самом деле сам держусь за нее, за ее хрупкую ладошку.
– Здравствуйте, а где Фира?
– На кухне. Проходите.
Идем на кухню. Фира сидит за столом рядом с рыдающей девочкой. Они плачут. Горько, безутешно, не замечая ничего вокруг.
– Мама, – не выдерживает Аня, – я тебе папу привезла! Геру!
– Фира, сегодня семнадцатое марта – первый день Пурима. Исполнилось твое пророчество.
Она поднимает голову, смотрит на нас с Аней непонимающе, неистовые рыдания сотрясают ее.
– Мамочка, папа навсегда к нам приехал! На всю жизнь! Мы теперь никогда не расстанемся! – кричит Аня, словно Фира разучилась слышать.
Я не выдерживаю, сгребаю в охапку всех троих: мою мисс Вселенную, и мою «маленькую маму», и эту третью девчонку, рыдающую рядом. Обнимаю, вытираю им слезы. Третья девчонка смотрит на меня оторопело глубокими цыганскими глазищами.
– Алена, это Гера мой. Гера приехал...
– Девочки дорогие, умоляю, давайте поедем в Иерусалим. Нас там уже заждались.
– Аленушка, поехали с нами. Прощаемся с родителями погибшего парня. Смотрю на его прекрасное лицо в черной рамке, и словно что-то обрывается в моем сердце.
...Поздним вечером Раиса Борисовна хлопочет на кухне. Мы с Фирой, Анечкой и Аленой распаковываем мои вещи. Достаю картонную коробку с Фириными письмами.
– Вот, прочел твое послание до конца. Прочел – и приехал.
Фира ошарашенно смотрит на собственные строчки.
– Откуда это у тебя, Гера?
– Как – откуда? Ты же сама мне их прислала. Посылку эту.
– Я? Ничего я не посылала.
– Ну ладно, хватит, меня сегодня уже повеселили в самолете с солнечными бойлерами и бриллиантами.
– Но я действительно ничего не знала о посылке.
– Скажи еще, что ты это все не писала.
– Я писала. Десять лет писала тебе письма и складывала в эту коробку, но никогда не собиралась их отправлять.
– Но кто-то же послал?..
– Я послала... – Раиса Борисовна входит в комнату, виновато смотрит на Фиру, потом на меня:
– Знаете, Георгий Михайлович, она такая несчастная вернулась от вас в январе. Вот я и подумала: а вдруг поможет?
– Вот и помогло! – счастливо кричит Аня.
Глава 13. СОЕДИНЕНИЕ ДВУХ ЛЮБЯЩИХ...
Синий вечер опускается на синюю гладь моря.
Легкий бриз играет с нежной вуалью фаты и белыми парусами хупы, похожей на мираж в бесконечном пространстве воды и воздуха.
Музыка затихает, и в неожиданной тишине я отчетливо слышу легкое поскрипывание влажного песка под ногами. Это мои шаги. Это я иду к своему миражу – к белой хупе на берегу моря.
Я вижу Геру. Он стоит уже там, под ее белыми парусом рядом с высоким раввином, похожим на Моисея.
Мы не виделись с Герой неделю – тот минимум, что положен по обычаю жениху и невесте не видеться перед свадьбой.
... Мисс Вселенная выплывает из ночной темноты белым, светящимся облаком. Мы не виделись целую неделю. Анечка подлетает ко мне.
– Смотри! Смотри! Мама красивая какая! Мама! – Взмахивает руками и опрокидывает хрустальный бокал, приготовленный под хупой для ритуального вина.
Дочке передалась по наследству удивительная Фирина черта, связанная с моментами волнения.
– Ничего, – улыбается раввин, – на этой свадьбе полно бокалов. Иди, детка, принеси другой.
Я собираю хрустальные осколки и словно осязаю ноги моей невесты под роскошной свадебной юбкой. Невыносимое желание прижаться к ним, целовать их сейчас... здесь... немедленно. Словно нечаянно, касаюсь легкого подола.
– Георгий, там нет стекол... – Раввин кладет мне руку на плечо, понимающе подмигивает... – Вставай, еще полчаса – и она твоя на вечную вечность... – У него красивый густой баритон, наполняющий ночное пространство осязаемой значимостью. Он читает псалмы, молитвы, наполняет бокал красным вином.