Лев и ягуар, стр. 21

— Я бы хотел выслушать ваши аргументы в пользу такого решения, — Людовик тоже был слегка удивлён подобной политикой. — Признаться, не понимаю, зачем мне усиливать Англию?

— Испания никогда не простит королю Англии то, что он, выйдя из войны четыре года назад, вдруг получает что-то в виде трофея, — едко усмехнулся Кольбер. — Маракайбо весьма затруднит общение между Мадридом и Лондоном, если кто-либо вздумает втягивать их в некий союз, направленный против Франции.

«Кто-либо…» Намёк на Вильгельма Оранского, голландского штатгальтера и злейшего врага Людовика, был довольно прозрачен и неприятен. Король слегка нахмурился, но знака умолкнуть не дал. Потому месье Кольбер изволил продолжать.

— Есть ещё одно соображение, заставляющее меня высказаться в поддержку решения английского короля, — сказал он. — Ваш кузен Карл никогда не удержит Маракайбо, если не перебьёт поголовно всё его испанское и туземное население. Не думаю, что это понравится Сен-Доменгской даме: насколько я знаю, она довольно резко реагирует на истребление невинных.

— Она не ввяжется в войну с Англией ради жителей Маракайбо, — возразил Людовик.

— Ввяжется, — уверенно заявил Кольбер. — Она из тех, для кого вопросы чести иной раз важнее любых политических комбинаций. Правда, я не убеждён, что война эта будет, так сказать, «горячей». Служба месье де Ла Рейни не смогла вычислить всю её агентуру. Известны лишь несколько персон, связанных с послом Сен-Доменга в Голландии. Однако смею предположить, что самой эффективной частью агентуры является именно не известная нам часть. И в нужный момент эти люди вполне могут стать проводниками воли мадам Эшби. В этом случае я не стал бы завидовать вашему кузену, сир: вам ведь известно, что в этом деле при определённых обстоятельствах и один человек может стоить целой армии.

— Мой брат Карл явно недооценил эту даму, — усмехнулся король. — Мне доносят, будто посол Англии в Сен-Доменге позволяет себе оскорбительно высказываться о ней. Допускаю, что она может пропускать его слова мимо ушей, но ни один уважающий себя государь не станет сносить оскорбления вечно.

— Сен-Доменгу нужны самое меньшее пять-семь лет для того, чтобы стать серьёзным игроком на политической арене, сир. В Лондоне это тоже понимают. И… Сир, я не думаю, что Англия, кто бы ни был там королём, станет терпеть конкурента на море.

— Вы считаете ссору Сен-Доменга с Англией неизбежной?

— Да, сир.

— Тогда нужно сделать всё, чтобы их ссора произошла в тот момент, когда это будет выгодно нам…

3

Ох уж мне эта канцелярская возня… Особенно весело отвечать на письма европейских политиков стоя или лёжа. Сидеть, как говорит доктор Леклерк, смогу ещё не скоро. Ох, и почерк у меня сейчас! Не завидую тем, кто будет это читать. В первые пять дней бумаги вообще писала фрау Эбергардт, секретарша, а я закорючку подмахивала. Сейчас хоть ходить могу. Правда, спина зверски болит, но это, я надеюсь, пройдёт со временем… Но дела всё равно остаются делами, и полностью перекладывать их на окружающих было бы просто свинством. Тем более, что Джек, например, не настолько жёсткий человек, как я… Билли тоже изъявил желание попробовать себя в дипломатии. Что ж, получилось у него неплохо. Его беседу с сэром Чарльзом надо было бы записать на видео. А потом прокрутить господину послу это пособие под названием «Как нельзя вести переговоры с пиратским адмиралом». Или расшифровочку видеозаписи на стол положить, вот была бы хохма. Впрочем, чего я хотела? Какой король, такие и послы. Пусть сэр Чарльз, в отличие от своего короля, дядя строгих правил, но в смысле государственного ума они близнецы братья.

Родила я тихо, относительно спокойно, без всяких экстремальных обстоятельств. Просто утром шестого числа проснулась от боли в низу живота. Разбудила Джека. Ну всё, говорю, пора мне… Милый тут же поставил на уши весь дом, позвали доктора Леклерка. И через каких-то полчаса мучений (вопила я знатно, но и больно же как было!) у нас появился Малыш… Вообще-то его назвали Роберт Уильям (Робертом звали дядюшку моего Джека, а Уильям — это в честь крёстного отца, Билли), но для меня он просто Малыш, как в сказке про Карлсона. Джек на десятом небе от счастья. А Жано надулся: «Я же просил у Бога сестричку!» Мы на пару с Джеком битый час объясняли ему, что братик — тоже замечательно. А милый ещё и добавил: если очень хорошо Бога попросить, то может через пару лет будет и сестричка.

Что? ЕЩЁ РАЗ РОЖАТЬ?!!

А впрочем, где двое, там и третьему место всегда найдётся…

Малыш на редкость спокойный. То ест, то спит, то просто лежит, смотрит на мир. Почти не плачет. Ну, разве что когда пелёнки испачкает, и вовремя его не помыть, не переодеть. Мы тут вчера устроили семейный совет: Джек, я и Жано. Решали, на кого похож ребёнок. Хоть и рановато пока судить, но все сошлись во мнении, что Малыш больше похож на меня. Хорошо если только лицом! Если ещё и характером в меня удался — бедный Джек! Два стихийных бедствия под одной с ним крышей!..

Словом, весело у нас сейчас в доме.

А здесь, между прочим, рождение ребёнка не даёт права ни на какой декретный отпуск. Чуть смогла на ноги подняться — изволь пахать как лошадь. Потому и мрут бабы, детей сиротами оставляют. У нас населения не так много, чтобы мы могли себе позволить швыряться жизнями. А что делать? Закон принимать, что нельзя в течение какого-то времени после родов принуждать женщину к тяжёлому труду? Кто будет следить за исполнением этого закона, если основной «трудовой фронт» здешних женщин — дом и кухня? Вон недавно случай был: плотник свою жену-прачку на следующий день после родов заставил стирать. Денежку зарабатывать, будто без пары лишних монет они бы померли. Подняла она тяжеленную выварку, а удержать не смогла, на себя опрокинула. Обварила ноги даже через юбки, теперь не то, что стирать — ходить не может. И кто этого стервеца к ответу призовёт? «Моя жена, что хочу, то и делаю». Дурак безмозглый. А дал бы бабе тогда отлежаться — она сейчас работала бы как прежде… Джек наоборот, ругает меня за шило в заднице. Мол, потерпели бы пару недель, сейчас всё равно мир, передышка. Ага. Передышка, блин… Жан Гасконец уже с ума сходит: ему Флориду поручено под свой контроль брать, а людей мало. То волком воет, то ругает меня по-всякому — шли, мол, переселенцев сюда, и поскорее. Там действительно работы непочатый край. Тёрки с англичанами: они, заразы, местных индейцев против нас накручивают, как накручивали против испанцев. Но Жану ещё повезло. Потому что ему как раз достались ещё более-менее обустроенные Сан-Августин с крепостью Сан-Маркос, да не все испанцы пожелали уехать, остались и работают. У нас налоги самые низкие в регионе. А Геррит, большой друг индейцев и знаток Юкатана, отправившийся губернаторствовать в Панаме, просто цензурных слов не находит. Только вчера вернулся оттуда и такое порассказал — у меня глаза на лоб полезли… Я поняла Моргана, когда он, уходя, велел поджечь город. Но как понять испанского губера, который — прекрасно зная, что часть горожан выразила желание остаться! — приказал уничтожить всё съестное до последней крошки, сжечь верфь и подорвать пороховой склад в крепости? С порохом у него не вышло: панамцы, прознав про это, сами фитили и загасили. Но пожары в порту всё-таки сделали своё дело. Геррит такую телегу накатал на испанца! Не знаю, накажут ли этого… нехорошего человека свои, или наоборот, орден дадут, но неприятный разговор с доном Антонио у нас всё же состоится. Ноту вручим. Официальную. Пора приучать этих господ к тому, что мы — цивилизованное государство.

Вчера мы на пару с Герритом вручили дону Антонио ноту протеста… М-да. Это надо было видеть: никаких слов не хватит для описания сей трагической сцены. Уж не знаю, какие там планы у испанской королевы-мамы насчёт американских владений, но дон Антонио Себастьян де Толедо явно не прочь вернуться к исполнению обязанностей вице-короля. Хорошо бы, если бы он вернулся. Нам это ничего приятного не обещает, но и очень многих проблем удастся избежать.