Морф, стр. 57

Милаведа накрывала на стол, ее мальчишка, Ронник, пропадал где-то в саду. Кивнув хозяйке, Шерхем прошел во двор, стянул пропотевшую насквозь рубаху и от души поплескался в начищенном медном тазу. Стоило повернуться — а предусмотрительная Милаведа уже протягивает кусок холстины, а заодно и свежую рубашку, явно с плеча атамана.

— Иди ужинать, лекарь. Уж больно ты тощий, — сказала она и нахмурилась, — обоз не пришел, да?

— Не пришел.

— Значит, беда скоро придет, — обронила женщина и, повернувшись, пошла в дом.

Оторопев, Шерхем несколько мгновений молча смотрел ей вслед. Затем, не вытираясь, нырнул в чистую, пахнущую луговыми травами рубаху.

— Подожди! Милаведа!

— Что тебе? — остановившись на пороге, она исподлобья смотрела на лекаря.

— С чего ты это взяла? Про беду?

Женщина вздохнула.

— Иди ужинать, маг. Ты хороший человек, но за тобой по пятам идет смерть. У моего брата клыки орочьи, а у меня — чутье. Я вижу тень над тобой. И никуда от нее не денешься.

…Она уселась за стол, подперла кулачком румяную щеку и молча смотрела, как Шерхем мешает ложкой кашу в миске. Он старательно разглядывал липнущие друг к дружке разваренные зерна пшеницы, а в голове крутилось только одно: как же они похожи на сферы миров, как же похожи… Одно зернышко толкнешь, другое тут же шевельнется, а третье и вовсе отскочит к самому краю миски. Счастлив тот, кто не знает, воистину горе в знании. А над ним, простым лекарем из Тальи, простерла крылья смерть, и женщина с каплей орочьей крови в венах знает об этом, но не может помочь. Наверное, даже не хочет, ей важно, чтобы сын рос в безопасности, и чтобы гончие никогда не явились в Малые коряги…

Он съежился, когда стукнула отворяемая дверь. На пороге гранитным утесом возвышался Эрд — и все замерло в доме, потому что пришла беда.

— Идем, лекарь, разговор есть. Осведомитель мой явился, — тихо сказал атаман.

Милаведа неслышно поставила на стол чайник и отвернулась. Она безмолвно ждала, когда незваный гость покинет ее дом, и даже не глянула в его сторону.

…Осведомитель сидел за столом, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в кружку с вином. Его бил озноб, а глаза стали похожи на два осколка мутного стекла. Светлые волосы слиплись коркой засохшей крови, грязная рубаха на плече взялась кровавой коростой.

— Садись, лекарь, — устало скомандовал Эрд и указал на свободный табурет, — а ты, Николас, расскажи еще раз все, что ты только что сказал мне.

Взгляд мужчины затравленно метнулся к Шерхему, и у того сжалось сердце. Ну да, беда пришла, как и говорила Милаведа. Другого быть просто не могло, потому что сидящий за столом молодой и крепкий мужчина находился на грани обморока, уж это-то лекари чувствуют очень хорошо.

— Кто это, Эрд? — прохрипел Николас, клацая зубами.

— Я лекарь, — быстро ответил Шерхем, — я тебе помогу. Где это ты так расшибся?

Вместо того, чтобы усесться, Шерхем обошел стол, осторожно коснулся разбитой головы осведомителя. Тот затрясся, предпринял слабую попытку уйти от прикосновения.

— Ш-ш-ш-ш, все хорошо, сиди смирно, — Шерхем начал говорить с ним, как с ребенком, который разбил коленку, — голова, небось, болит? Сильно? Тошнит?

Все это, разумеется, было. Николас приложился головой знатно, оставалось лишь гадать, как это мозги еще на месте остались. Он обмяк на стуле, оперся локтями о стол и вдруг тихо заплакал.

— Я… я… Хайо, лучше б я этого… не видел…

— Что ты видел? — холодея, тихо спросил Шерхем.

Мягко надавливая на края раны, он запустил механизм регенерации тканей, заставляя ссадину затягиваться молоденькой розовой кожицей. Ну, а заодно убрать последствия удара, и уже только потом перейти к плечу.

— Говори, Николас, — вмешался Эрд, — а ты, лекарь, слушай внимательно. Ты ж маг все-таки, должен о таком знать.

— Я шел за обозом, — мужчина всхлипнул, механически потер лоб и вымазал руку в крови. — я шел за ними, как ты и велел, Эрд, держался так, чтобы они меня не видели. Ну, и приотстал слегка, а когда нагнал, то…

Шерхем быстро наложил обезболивающее заклятье, затем резко рванул присохший рукав. Оставалось и с этой ссадиной повторить то же, что и с предыдущей. Кости были целы, и, в общем-то, Николасу уже должно было стать значительно лучше.

— Они все были мертвы, Эрд, — прохрипел мужчина, — все до единого! Даже лошади, даже собака… Все… выпотрошены как свиньи на бойне. Я перевернул одного, и… и…

— Череп оказался проломлен, а мозг отсутствовал, — тихо закончил Шерхем, — как ты себя теперь чувствуешь?

Николас уставился на него ошалело, но смотрел сквозь.

— Кто-то сожрал им мозги, — пробормотал он, запинаясь, — что это было, лекарь?

«Моя смерть», — как-то очень спокойно подумал Шерхем. Затем, отряхнув руки, отошел от Николаса и сел на табуретку. Комната поплыла перед глазами, а в висках вместе с ударами пульса бился вопрос: как это могло произойти? Как?.. Ведь Арнис говорил, что они с Улли все предусмотрели, и что им оставалось поймать еще одного, потому что только двое могли уйти — это было бы правильно, не нарушило бы равновесия сфер.

— Они лежали не на дороге, — тем временем продолжал Николас, так и не дождавшись ответа, — все они были чуть дальше, к ельнику… и я… я пошел вглубь… не знаю уже, зачем. Что-то звало меня туда, и я опомнился только тогда, когда… там купол вырос, странный такой, как будто студень кто-то вывалил кучей. Купол до неба… И мыльные пузыри, лекарь! Понимаешь?!! Мыльные пузыри летали повсюду! Они летали и не лопались, как будто внутри их что-то было! Кто их там мог пускать, а?.. Кто?!! Хайо, это было так… страшно, что я… побежал…

Шерхем пожал плечами, в упор глянул на Эрда.

— Мне надо уходить.

— Значит, Милаведа не ошиблась, — пробормотал полукровка, — что это за тварь, лекарь?

— Просто тварь, Эрд.

Место паники заняло спокойствие обреченности. Но вот Арниса было жаль, очень. И — помилуйте! — в замке была еще и Ирбис. А еще — Гверфин. Хайо, куда ж ты смотришь? И не слишком ли жестоко наказываешь за то, что три мага должныбыли сделать тогда, под Снулле?

— Мне надо попасть к замку некроманта, — выдавил он, с трудом ворочая одеревеневшим языком, — ты знаешь туда короткую дорогу?

Эрд натянуто улыбнулся, продемонстрировав свои подпиленные клыки.

— А то. Ты, лекарь, скажи — та тварь сюда не придет?

— Если я уйду сейчас же, то, думаю, не придет.

Атаман поднялся, провел ладонями по лицу.

— Я скажу Милаведе, чтобы собрала тебя в дорогу. У нас из подпола в трактире ход есть подземный. Ведет не очень далеко, но хотя бы через коряги не нужно будет лезть.

Глава 12. Морф

Некроманты мстят с размахом и фантазией. Зачем цепи и казематы, если есть хорошие, отточенные за века заклятья?

Арнис Штойц, игнорируя вопли Гверфина, заставил меня прошагать в заваленный строительным мусором угол двора и там оставил, заметив при этом, что, проделай он нечто подобное раньше, ничего плохого бы не приключилось. К несчастью, наложенное заклятье крепко держало и мой язык, а потому я не смогла возразить, что, расскажи он немногим раньше о том, кто и зачем сидит в подземелье, точно бы ничего не случилось. Арнис, выругавшись, схватил за локоть приунывшего Гверфина и потянул его прочь. Я осталась одна.

Весь день нещадно палило солнце. Будь я жива, уже измучилась бы от жажды. К вечеру небо внезапно вспухло черными тучами, по землям Веранту хлестнули струи ледяного ливня. Я по-прежнему стояла и, разумеется, никто не соизволил завести меня хотя бы под навес. К утру дождь закончился, на хрустальном небосводе засияла яркая радуга, потом прилетели откуда-то два пестрых маленьких дятла и принялись усердно долбить ствол старой груши у внутренней замковой стены. С наступлением утра завозились и зомби: кто-то полез в котлован, кто-то тянул огромное корыто с известью. Рысцой промчался мимо Шпарс, остановился, смерил меня растерянным взглядом, и потрусил дальше. Я продолжала безмолвно стоять, как фарфоровая кукла, у которой сломался внутри механизм. Закончился второй день моего наказания, небо с запада окрасилось в глубокий синий цвет, тогда как на востоке редкие облака казались золотыми. Загорелись первые звезды. Я поморгала, попробовала шевельнуться — нет, по-прежнему ничего. Арнис Штойц неспроста считался одним из лучших некромантов Веранту, и неспроста его зомби поставлялись ко двору. А когда взошла огромная круглобокая луна, первая из трех, ко мне пришел Гверфин: все та же кипенно-белая рубашка, черные бархатные штаны, подпоясанные широким клепаным поясом. Гладко причесанные черные волосы и — батюшки! Не снится ли мне? — легкий аромат одеколона, вероятно, позаимствованного у папаши.