Христос приземлился в Гродно. Евангелие от Иуды, стр. 73

— Зато люд наш твёрд, как земля вот здесь. — И Христос постучал пяткой по заскорузлой курганной земле.

— Люди... Люди ваши тянут каждый в свою сторону. Нет и не будет у вас такого, как у нас. — Он привстал на колени и водил мутными глазами вокруг. — Вот, смотри! — И он хлопнул в ладоши. — Джанибек!

Сильный, не старый ещё джура [122] сделал шаг вперёд. Не склонился, не рухнул в ноги, будто понимал, что его ждёт, и ведал, что перед этим все равны и даже он, джура, идя на такое, становится рядом с ханом.

— Да, наимудрейший, — спокойно, словно по ту сторону глядели ласточкины крылья глаз.

— Докажи свою преданность ханству и мне.

— Да, луноликий.

Поневоле холодея, сидели на склоне воины Христа и он сам. Джанибек спокойно отдал соседу лук, щит, раскрутил аркан, сбросил кушак, стащил кольчугу. Затем косолапо пошёл с кургана. Марлора глядел на него с гордостью, и ветер шевелил вуаль вокруг его мисюрки.

Джура сошёл в полной тишине. Снял кривую саблю-ялман, воткнул её рукоятью в землю. Сильно воткнул. И затем — никто и слова сказать не успел — бросился на неё животом, надавил, с силой проехал от расширения на конце лезвия чуть не до самого эфеса.

Клинок всё глубже входил в тело, и джура опускался. Христос вскочил, белый как бумага.

— Видишь ты, желтоухий?! — торжествовал хан.

Джанибек внезапно закричал, грызя землю:

— Не забудь меня в раю Аллаха, всеслышащий! Не обдели меня, когда приведёшь туда избранный свой народ!

Глаза хана сияли. Он подождал ещё немного и сказал соседу Джанибека:

— Хватит. Для него уже отворился Джаннат [123]. Опусти ради друга саблю милосердия.

Тот неспешно пошёл по склону. Затем снизу долетел шелестящий удар.

— Ну, — обычным голосом продолжал хан.

Христос уже опомнился.

— Что ж, одним врагом меньше.

— Вот чем мы побеждаем, — оскалился хан. — Есть такое у вас? Может быть?

— Упаси Боже нас даже от побед, если они стоят на таком. Если у нас будут такие победы — это конец. Они у нас будут другими или никакими... А за это твой стан я сделаю владением ежей и болотом.

Спокойный гнев кипел в его глазах. Глазки Марлоры усмехались, лицо словно замаслилось.

— Тц-тц-тц. Нехорошо говоришь. А как же «врагов любить»? А закон твой что говорит? — Хан повернулся одной щекой: — Кто ударит тебя в правую щеку твою... — И Марлора, словно получив один удар, поворотил голову.

— Подставь ему и другую, — спокойно промолвил Христос.

— И вдруг — никто и глазом моргнуть не успел — нанёс хану сокрушительный удар в зубы. Лязгнули челюсти. Марлора покатился с кургана.

Крымчаки схватились за сабли. Но вокруг Юрася уже дрожали, наложенные на тетивы из оленьих жил, перистые стрелы.

— Вот так ты и будешь лежать, кверху воронкой, — объявил Христос.

Хан поднялся. Лицо его выпачкалось в земле, и нельзя было не ужаснуться, взглянув в его глаза. Джуры повесили головы, зная, что настал, возможно, их последний день, ибо свидетели позора не должны пережить позор.

— Эй, хан! — окликнул Христос. — Ты помни: нельзя играть с мягкой рысьей лапой. Не пугайся. Не тронем. Бери орду. Иди прямо на север. Я тебя жду. Я там недолго и один буду. Успеешь шкуру содрать — твоё счастье.

Люди начали спускаться с кургана к коням. Пятились.

Глава 33

МЕЧ И ЖАЛО

Дорога спускалась пологим склоном и входила в лес. Примерно посередине склона рос огромный старый дуб. Христос стоял под ним, задрав лицо вверх.

— Что, не видать? Тумаш!

В стволе дуба, на высоте пяти саженей, было дупло, а из него торчало круглое, с отвисшими щеками, лицо Фомы. Выпученные глаза ворочались. Казалось, в дупле сидит огромный пугач. И вот этот пугач свистнул.

— Появились. Катят сюда. Ты подбавь ходу. Если до пущи, до насыпи схватят — и Отец Небесный тебе не поможет. Одному плохо.

Юрась тронулся вниз по склону.

— Эй, Юрась, коней они погнали! Скорей! Скорей!

Юрась шёл медленно, как раньше. До леса от него было недалеко. До гряды — саженей двести пятьдесят.

И тут орда появилась на гребне гряды. Один всадник... Десять... Много, до жути много всадников. Словно вырос лес.

Фома в дупле напрягся (лицо стало как слива), стиснул кулаки и зажмурил глаза: он всё ещё часами испытывал свою веру, не мог забыть метеор. Затем раскрыл глаза — орда была на месте.

— Веры маловато, — тихо заключил Фома.

И, словно в ответ ему, сказал Христос:

— Силы. Силы маловато.

Он медленно пошёл к пуще. И вот спиной почувствовал: заметили.

— Ага-а-а-а-а! — разнесся певучий вопль.

Истошно закричал Марлора. Затем взревели бубны, послышался всё нарастающий оглушительный топот — с гиканьем хлынула лава.

Фома обомлел: школяр плелся нога за ногу. Тумаш Неверный не знал, что если кого догоняют оравой и видят, что он один, идёт себе, не торопится, будто ему начхать, ярость погони делается выше сил догоняющих.

— Хватайте Бога! — кричал Марлора. — Бога хватайте!

Юрась вошёл в лес. Исчез. Если бы Фома видел его в эту минуту, он бы немного успокоился. Ибо, скрывшись с глаз, Юрась вдруг рванул с места так, как Иосиф не убегал от похотливой жены Потифара.

В это мгновение он с успехом сумел бы убежать от стрелы, пущенной ему в спину.

Мелькали деревья, моховые кочки, заросли крушины. Всё сливалось в зелёную, полосатую мешанину. В конце каждого прямого участка дороги он замедлял бег, переходил на шаг (никто не должен был видеть, что он удирает), а после вновь поддавал так, что чуть не рвались поджилки.

А за спиной всё ближе нарастала дробь.

Ноги не держали его, когда он вылетел на дамбу, увидел по бокам синюю искристую гладь озера, а перед собой — ровную ленту насыпи. Он бежал, и, возможно, даже быстрее прежнего, ибо выкладывал последние силы, но всё время озирался, чтобы перейти на шаг, как только они появятся.

Каждая сажень была в радость. Значит, может, и не догонят, значит, может, и спасётся, не погибнет.

И вот... выскочили. Он пошёл спокойно, как раньше. Расчёт был правильным. Он выиграл некоторое время, покуда лава перестраивалась на опушке в узкий порядок, а теперь, перед дамбой, в змею. Вот змея поползла на насыпь.

Он оглянулся — кто-то из татар как раз поднимал лук. Плохо! И тут же он увидел, как Марлора ударил прицелившегося ременной камчой по голове:

— Живьём брать! Шкуру с него!..

Скакали. Догоняли. Христос шёл, словно ничего не слышал.

И вдруг Юрась остановился. Дамба кончалась. Впереди было зеркало воды. Страх плеснулся в его глазах.

Хан захохотал:

— Живьём!

Они были совсем уже близко. Ещё немного — и бросят аркан. Кто-то нетерпеливый уже попытал удачи, но волосяная веревка упала в саженях четырех от добычи.

И тут Христос повернулся, шлёпнул себя по заду и, перекрестившись другой рукой, спокойно отправился в свой предвечный путь по водам. Шёл дальше и дальше, словно плыл в воздухе. А на срезе насыпи стояла ошеломлённая орда.