Кошмарный принц, стр. 21

Повыскакивавшие из машин менты без разбору скрутили несколько человек. И тут, словно у толпы пропала заторможенность после выстрела, сборище вмиг рассыпалось по улице, как бисер.

Инцидент, можно сказать, исчерпан. Только вот надолго ли?

Виктор Ильич поспешил вниз, к чёрному входу. Ему были интересны подробности.

И подробности вселили ещё большее беспокойство.

Оказалось, что клика бритых — это так называемые скинхеды, гнавшие на велосипедах к музею Клинова восемь суток аж из самого Екатеринбурга. Да уж, тут любого охватило бы бешенство! Откуда им было знать, что музей внезапно закроют по каким-то техническим причинам (тем более что причин вроде как и не было), когда они покроют уже больше половины своего пути? А даже если бы у кого-нибудь из них и было радио, то вряд ли, затеяв подобную экспедицию, они повернули бы восвояси, не выказав своего яростного возмущения музейным крысам. Виктор Ильич читал о движении скинхедов, провозглашающих неонацизм и национализм и под личиной гипертрофированной любви к родине творящих насилие, а зачастую — несущих смерть. До какой же дикости нужно довести народ?.. Но в данный момент странно другое: новоявленные пришельцы — скинхеды входят в ряды… а вернее, в толпу безбашенных фанатов Кошмарного Принца! Ладно, готы там или мистики какие, но бритые… хм… Виктор Ильич сказал детективам о своём подозрении, что эти отморозки так просто не отстанут. Детективы согласились и посоветовали смотрителю не высовываться без надобности.

— Нам хорошо платят, Виктор Ильич, — сказал блондин. — Чтобы считать любой наш риск оправданным… в отличие от вас. Поэтому лучше поскорее решайте свои… э-э-э… технические проблемы, а мы позаботимся обо всём остальном.

— Я постараюсь, ребята. Я стараюсь! — сказал Виктор Ильич.

Глава 40

Пока Егор был поглощен проникновением в тайны мироздания, которые еле укладывались в его детском сознании — и это притом, что всё познанное им являлось лишь мизерной частью всего сущего. Див творил страх. Ему часто приходилось отрываться от своего главного занятия, чтобы удовольствовать чрезмерную и такую смехотворную пытливость мальчишки и помогать ему в элементарных фокусах, как гипноз людских масс или оживление блохастых кошек. Див был разочарован крепостью юного рассудка, он надеялся заставить свихнуться мальчишку, однако ж, только распалял его аппетит ещё больше. В результате чего проклятый ребенок покусился на его пищу: он захотел вернуть душу своего друга оттуда, куда легко угодить, но трудно выбраться. Этого Див позволить не мог! Силе разума мальчишки оказалось нелегко противостоять — видимо, Егор действительно был избранным, но не осознающим себя избранником в силу младости.

Див удерживал Егора ложью и неведением. Неудача с вызволением из комы Лёши у Егора вызвала сильнейший шок и стала поводом для осознания вины. И Див усилил в нём чувство вины, причинив важную боль…

Но до того как Егора скосила эта самая важная боль, мальчик окунулся в мир тяжких реалий, где он словно стал участником передачи «Хроники милицейских будней». Казалось, всё рушиться.

Всё и рушилось.

Глава 41

Виктор Ильич вырвался из романа, едва до уха донесся звук сыпавшегося стекла. Как и выстрел, подобный звук был знаком ему, знаком особо, в детстве он не раз налетал с ватагой шантрапы на пельменные и булочные. Этот звук ассоциировался с выплеском сумасшедшей дозы адреналина. Первым порывом Виктора Ильича было желание бежать и прятаться. Он чудом удержался в офисном кресле. С прыгающим, точно теннисный мячик, сердцем смотритель подумал, что уже в который раз что-то или кто-то прерывает его писательство, и частота прерываний весьма напоминала осмысленную настырность — нечто тормозило процесс. И Виктор Ильич подозревал, что хорошего из этого выйдет меньше малого, потому как совокупность внешних и внутренних факторов создавала благодатную почву для размножения инсургентов в геометрической прогрессии. Но почему же Кошмарный Принц допускает подобное? Уж кому-кому, а ему от этого проку нет. Ведь нет?..

Виктор Ильич глубоко вздохнул, успокаивая сердце и соображая, на какое окно покусились вандалы. Не определив, он решил, что разумнее всего спуститься вниз, а там уж разобраться.

У чёрного входа его уже дожидался детектив.

— Мы знали, что вы появитесь. Закройтесь и не высовывайтесь… пожалуйста! — приказал блондин и в подтверждение весомости своих слов надавил на дверь.

Виктору Ильичу ничего не оставалось, как подчиниться.

Он хотел найти разбитое окно. Раз он услышал звон так отчетливо…

— Дай Бог, чтобы это был не витраж! — перекрестился смотритель и открыл дверь спальни.

Первое, что он отметил, это неповрежденный витраж. Второе — пыль. Не простая дисперсная, с которой все давно свыклись, а дорожная — толстый-толстый слой дорожной пыли. Словно ветром накатанная на пол и мебель. Виктор Ильич вспомнил, как в прошлый раз спальня показалась ему пыточной комнатой, и поспешил включить свет, чтобы электричество развеяло полумрак, а вместе с ним и наваждение.

Но при свете люстры пыль стала реальной. Мелко перемолотый состав песка, земли и глины ковром в дециметр покрывал пол. Окно, стены, зеркало были серого цвета, равно как и кровать, и ваза с хрустальным цветком, словно спальня переместилась за экран черно-белого телевизора. У Виктора Ильича самопроизвольно возник стыдливый вопрос — а когда он здесь в последний раз убирался? Виктор Ильич осторожно ступил в пыль, та облачком окутала ботинок, осев на брюках. Смотритель возмутился. Даже за месяц… за год не накопится столько пыли, такой пыли! Здесь не продуваемая ветрами пустошь в конце-то концов! Он досадно пнул пыль, а она будто того и ждала. Взметнувшись вверх, пыль крохотными завихрениями стала стремительно подниматься вся, объединяясь в единый торнадо. Ещё немного промедления и пыль готова была поглотить человека. Виктор Ильич точно в обратной отмотке кадров отступил назад и закрыл дверь. Потрясение не сходило с его лица, пустой взгляд созерцал пыльные штанины и обувь. Запоздало захолонуло сердце,

спасибо, сердце, что ты умеешь так…

заставив Виктора Ильича рефлекторно вздохнуть. Механически он отряхнул брюки, топнул пару раз и, опасливо взглянув на дверь спальни, пошёл от неё прочь.

Виктор Ильич был не в себе, но понимал, что бредёт по самому краю утёса с названием Вменяемость, и стоило только чуть оступиться, чтобы ухнуть в бездну Безумия. Он шёл по лучу-коридору к лестнице, забыв, для чего вообще выходил из кабинета-студии. Обогнув лестницу, прошёл дальше. Вернулся к бузиновому столу. Смотритель помнил сейчас лишь то, что ему нужно дописать главу.

Глава 42

Девчонка Таня — та, что посоветовала Яше размазать Егора по стенке, — была помечена Егором, и в этом случае не нужно даже пяти минут, чтобы у Дива появилась энергетическая с ней связь. В первую же ночь он послал ей сон, в котором её отец, облитый с ног до головы едкими химикатами, гонялся за ней по заброшенному монастырю, пытаясь изнасиловать. Даже будучи на расстоянии Див наслаждался её кошмаром, впитывая в себя её эмоциональную энергию.

В тот же день после школы, когда Таня спустилась в подземку, Див решил забрать её душу так же, как забрал душу у Егоркиного друга.

Выталкиваемый поездом воздух из туннеля показался Тане несколько тошнотворным, но она не придала этому значения. Всем известно, что коммуникации метро — излюбленное обиталище бомжей. Появился поезд. Сердце девушки недобро кольнуло — поезд был не привычного синего цвета, а чёрный. Она оглянулась на людей, но никто из пассажиров не проявлял какой-либо нервозности или недоумения. Наверное, новый поезд или перекрашенный старый в честь чего-то, типа «Красной стрелы», подумала Таня, да к тому же он полон народа, чего трусить? Она вошла… вернее, её внесли в открывшиеся двери.