Осколки чего-то красивого, стр. 75
Когда время натикало три тысячи лет с того дня, на трап космического корабля взошел мальчишка, которого тоже звали Брикенок. Он посмотрел в черное небо над куполом космопорта, где звезд было так много, что они казались пылью, улыбнулся каким-то своим мыслям, которых нам никогда не узнать, и отправился в Путь…
(27 августа 2003 г)
385.
Я никогда не верил в сказки, даже когда был совсем маленьким.
Некоторые дети верят, что дядька с ватной бородой — настоящий Дед Мороз, а игрушки на самом деле живые и, когда выходишь из комнаты, начинают ходить и разговаривать друг с другом; и что фокусы — это настоящее колдовство; и что есть Баба Яга и Серый Волк, которые придут, если родителей не будешь слушаться… и много во что верят…
А я почему-то всегда видел все как есть. У меня не было волшебной пелены перед глазами. Видимо, розовых очков мне в детстве не досталось или я разбил их по неосторожности;-) Может, это несчастье мое. Может, нет. Но я всегда знал, что реальность — это реальность, а Замирье — это Замирье. Я могу быть одновременно и там, и там, но они не могут быть вместе в одной точке… [Ох, как научно получилось… я совсем не так хотел сказать… ну ладно]
386. 28 августа 2003 г
Сидел я у Сашки, играл я в Стартопию и вот что написал:
—Синдром Ренона
Такие космические станции в народе давно прозвали бубликами.
Вот и Эвангела — тоже "бублик", напичканный техникой; с прозрачным третьим ярусом, в котором раскинулись сады. В середине "бублика" сидит "паук", зацепившийся лапами за края бубликовой дыры. Это двигатель. Он вращает станцию и так создает на ней силу тяжести.
"Вот я и дома," — подумала Энна-Рика, разглядывая приближающуюся Эвангелу в грязное окошко космического автобуса.
В салоне было душно и тесно. Пассажиры, в нарушение всех правил, не только сидели по двое на кресле, но и стояли. Из колонок орала музыка, полная колких визгливых ноток и ультразвука (судя по тому, что от нее закладывало уши), а водитель не спешил, растягивая мучительную поездку на вечность…
…То, как Энна-Рика получала разрешение поселиться на Эвангеле, достойно отдельной истории… Вообще, она была из тех, что забыли давно, как выглядит планета, где они родились, — безнадежных космических скитальцев, пытающихся найти свое место в жизни. Ей было пятьдесят стандартных лет (переведу: это где-то 30 земных по-нашему), возраст почти юный, когда, казалось бы, 90 % жизни еще впереди, вот только по глазам ее не скажешь, что они смотрят в будущее да и вообще куда-нибудь смотрят… гляди не утони в их печальной глубине…
"Синдром Ренона, — констатировали врачи и пожимали плечами: — Не лечится. Смените обстановку, работу, найдите хобби — иначе болезнь вас съест уже годам к ста…"
Энна-Рика всю жизнь меняла эту самую обстановку, работу и слонялась по планетам и станциям… нет, от себя не убежать…
Даже вечность имеет конец: автобус-таки вошел в порт, и двери шлюза зашипели, открываясь и выпуская на свободу новоприбывших…
Энна-Рика взяла чемодан и медленно пошла вперед, глядя по сторонам…
Первый ярус был огромен. Потолок над постройками и механизмами терялся в темноте. Места было столько, что под ним свободно летали тучи яликов.
По стенам пошипывали, поскрипывали и поблескивали механизмы, над которыми суетились инженеры и дроиды. Энна-Рике стало жутко жаль инженеров: она и представить не могла, как во всем этом можно разобраться.
Вообще, первый ярус — самый рабочий. И выглядит соответственно. Если на втором (ярусе развлечений) моют полы шампунем, то здесь такая глупость и в голову никому не взбредет: пол покрыт хорошо утоптанным культурным слоем мусора, в котором при хороших археологических раскопках можно проследить все вехи развития станции. А крысы и прочие космические вредители бегают туда-сюда не стесняясь.
Первым делом Энна-Рика отправилась в Охранный Центр, построенный в Каралайском стиле. Каралайцы — это вообще такая раса, которая крепко сдвинулась на милитаризме…
У входа Энна-Рику встретил молодой Каралаец и, поглядывая на нее с высоты своего трехметрового роста, спросил документы. Потом задал пару бестолковых армейских вопросов.
Убедившись, что все в порядке, он проводил Энну-Рику в ее комнату. Комната была три на три на три. (Как раз чтоб один средний Каралаец туда помещался стоя или лежа!) Если сложить кровать, можно вытащить из стены скамейку и стол. Очень все по-спартански…
Таким был первый день.
Энна-Рика сменила много мест и на планетах, и на станциях, и на действующих кораблях, и везде было одно: восхитительный первый месяц, который сама Энна-Рика назвала шоколадным, — когда отступал синдром Ренона и приходило почти полное счастье.
Эвангела была огромна: часами можно исследовать — бери ялик(сотрудникам охраны бесплатно) и катайся…
Первое время и работать было интересно. Коллеги-Каралайцы оказались славными ребятами — и скоро Энна-Рика стала членом отличной команды.
По выходным они отправлялись все вместе на второй ярус и отрывались по полной, порой спуская все деньги до последнего реала. Но это было весело.
Когда хотелось тихого одиночества, Энна-Рика поднималась на третий ярус, где цвели сады. Там еще было полно маленьких озер с песчаными берегами. Хошь — загорай, хошь — плавай. Благодать!
Но человек, именно Хомо (к этой расе и относилась Энна-Рика) быстро ко всему привыкает…
Так и сейчас: "шоколадный месяц" продлился 53 стандартных дня (переведу: это 76,5 по-нашему), а потом синдром, названный именем легендарного лекаря, ударил с новой силой, уничтожив тут же воспоминания обо всем хорошем, что случилось с Энна-Рикой на Эвангеле.
Как-то под вечер они с Крош-Крошем сидели в баре "Rough" и попивали кармарамский портвейн. Крош был Каралаец, и почему-то с Энна-Рикой они сдружились не-разлей-вода.
Как все Каралайцы, Крош казался грубоватым и недалеким, но зато сердце у него было доброе.
И — то ли портвейн язык развязал, то ли просто наболело, — но Энна-Рика взяла да рассказала ему все: и про синдром Ренона, и про свое горе…
— Так это все из-за парня… Как же так? — почесал затылок Крош-Крош. — Ну низя так, Рика, низя… Бывает в жизни, что не судьба вот, но не надо ее, жизнь, гробить из-за этого. Ты ж девчонка еще совсем. Еще все впереди. Найдется для тебя настоящий космический герой — вот увидишь!.. А того ты оставь в покое, раз ужо разошлись ваши дорожки…
И от этих слов Кроша у Энна-Рики посветлело на душе. Будто солнце выглянуло из-за облаков… Синдром Ренона ослабил хватку и позволил жить дальше…
Так прошло несколько лет, и Энна-Рика с Эвангелы никуда уезжать не собиралась. Даже в глазах ее просветлел омут и появилась какая-то надежда…
Про них с Крошем подшучивали, но не сильно. Между разными расами возможна замечательная дружба, но вот любовь — нет. Природа не допустит того, чтоб смешалась кровь рожденных в разных уголках Галактики. Она хочет, чтобы расы оставались чистыми…
И вообще — каждому свое…
Но почему-то, если подступал синдром Ренона, Энна-Рике стоило только подумать, что у нее есть Крош — и никакое лекарство не помогло бы лучше. Антидепрессанты, без которых она раньше жизни не представляла, давно лежали где-то в завалах космического мусора, потому что стали не нужны…