Осколки чего-то красивого, стр. 66
— Я должен ехать, друг! — бросил он вскочил на коня.
Нугут был так взволновал, что даже не попрощался как следует…
(3 августа 2003 г)
342.
Загар прилипает ко мне тока так! Я уже загорел дочерна, одни глаза на лице светятся. С чего бы они стали такими яркими?..
343.
Сегодня я выгуливал Сольвейг. Взяли мы ее велосипед; дите, понятное, дело — на багажнике, я — за рулем. У Нашего Перекрестка нас догнала Джулай, как договаривались. И поехали на пляж.
Правда, мы весь день только тем и занимались, что смотрели, чтобы Сольвейг, приходящая в бурный восторг при виде воды, не утонула в ней случайно. А плавать она не умеет. Только бежит в воду, как дикарь, и плещется вовсю. Поэтому тут глаз да глаз нужен…
344. 4 августа 2003 г
Дождится… а настроение у меня такое, что сегодняшний день, похоже, станет для меня днем размышлений…
Конечно, мне следовало бы поразмыслить насчет работы. У меня остался последний ученик (это уже не особо кошелек отягощает), да к тому же, у него 15го августа экз, а потом — прощай.
Но мысли почему-то не хотят грызть эту проблему. Они хотят думать о чем-то более важном…
345.
…я и Джулай… звучит странно… обычно я говорю "мы"…
Но и первое утверждение уместно. В свете приближающихся событий. Да, "мы" — это мы, но летом разъезжаемся в разные стороны. Она — с братом в Питер, в гости к родителям. А я — с Сашкой на море. Предложить поехать куда-нибудь вместе у меня духу не хватило. Такой я трус…
Или не трус, а чую внутренним чутьем, что это слишком серьезный шаг… и вообще, не хочу я предлагать, рискуя получить "нет".
Есть такое негласное правило: на войне можно отдавать приказы только тогда, когда ты точно знаешь, что их будут выполнять; а в мирной жизни — просить только тогда, когда точно знаешь, что не услышишь "нет"… ((хотя кто бы говорил… мда… часто ли я этому правилу следую???))
Ну так вот: мне кажется, поддержки своей мысли я не встречу. Поэтому смирюсь с тем, что мы расстаемся на август… кстати, это наша последняя неделя…
346.
Дурные воспоминания — как осколки в душе. Только не красивые радужные осколки, а ржавая дрянь, застрявшая в ране. И когда что-нибудь такое всплывает…
Один из таких осколков — мой самый страшный сон. Тот самый.
А вообще их много. Сегодня (видимо, настроение поспособствовало) всплыл еще один…
Моя тетя работала на "скорой". Да, скорее всего, она и сейчас там работает.
Помню, как-то пришел к ней в гости. Она чаю поставила с моими любимыми малиновыми листьями; конфет насыпала в вазочку… И сидит рядом со мной сама не своя.
Я спросил, может, случилось что-нибудь.
И тогда она мне рассказала… Сотрудница ей, значит, поведала, что она сама усыпляет кошек, а не возит их к ветеринару. Тетя спросила, как. А та ответила, что набирает шприц перекиси водорода, протыкает иглу прямо в легкие кошке (живой!!!) и вводит в них перекись…
Естественно, животное умирает в страшных мучениях, захлебываясь кровавой пеной…
Я, помню, как это услышал, так просто замер в каком-то шоке, и лишь потом почувствовал в сердце ледяной ужас…
Что тут комментировать… ничего уже не скажешь… дрянное существо человек…
Ну зачем я это вспомнил? Не знаю.
Зато твердо знаю, что, если хочешь от ржавого осколка избавиться, если тебя что-то гложет и не дает покоя, надо это кому-то рассказать… или хотя бы записать…
То есть, выставить на свет. Такая грязь света не выносит, она гибнет…
Надеюсь, это больше не вернется…
347. 5 августа 2003 г
*Хроники Великой Битвы
((глава одиннадцатая))
—Обратная сторона добродетели
Мэн — город пекарей…
Как и все города Норенайна, бывшего частью Земель Горестей, Мэн вырос вокруг мощного форта. Его стены и сейчас сурово возвышались в самом центре, а вот недавно построенные наружные стены города иначе как декоративными уже не назовешь.
Они тонкие, невысокие, облицованы белым камнем, изукрашены узорами и инкрустированы гранеными кусочками цветного стекла.
Настоящий воин на них посмотрит и только фыркнет. Сразу видно, что серьезных неприятностей этот край не знал очень давно. А стены эти — просто способ похвастаться перед Лонтэком и Роаном (а может, и перед загорным краем Реноцвольфом, до которого не так далеко)…
…Нугут сообразил, что, пока он кружил по Дымчатой Тропе, весть о вылазке ребят Гракса наверняка достигла Норенайна и светиться в Мэне орку не стоит.
Что ж, не впервой. Главное — опустить тень на лицо, а уж голос его не выдаст…
Нугут разворошил поклажу и отыскал свой любимый плащ, в каком ходит каждый второй путешественник. В нем не слишком жарко летом, а главное, капюшон у него большой — тень не лицо обеспечена.
Вот так, опустив капюшон, Нугут и вошел в город. Плату в Мэне брали только с обозов, и одинокий путник стражу, плавящуюся в блестящих декоративных доспехах, совсем не заинтересовал.
Лада Нугут оставил на попечение старого конюха, что заправлял стойлами, принадлежащими таверне "Тихий грог"(?), а сам отправился прогуляться по городу. С целью сбора информации, естественно…
Он осторожно поспрашивал людей по поводу странствующих артистов, и ему тут же все уши прожужжали, рассказывая о чудесной эльфийской девочке, которая "поет, как соловей"…
А уж когда Нугут заприметил на рынке того самого парня, что мелькал тогда в Лонтэке, то понял, что на верном пути…
А парня звали Астель. Он давно уже был взрослый, но по-прежнему носил короткие штанишки до колен и драную рубашку, знававшую, похоже, еще его деда. В общем, убого смотрится тот, кто косит под возраст, из которого давно вырос…
На рынок он пришел купить немного хлеба и — чего греха таить — стащить чего-нибудь вкусненького для эльфийской девочки, к которой всей душой привязался.
Сначала все шло неплохо. Но, только Астель набил карман ворованными финиками, как почувствовал, что за ним неотступно следят.
Обернувшись, он увидел здоровенного воина, в такую жару зачем-то завернувшегося в плащ и опустившего капюшон на лицо… Он следил за воришкой, даже не скрываясь: возвышался над толпой, как гора, и стоял неподвижно. Вокруг сновали люди, а он был как остров посреди волнующегося моря…
Астелю стало не по себе. Он вспыхнул от ужаса жарче новенького факела и поспешил затеряться в толпе. А это он умел…
Запыхавшись, он подошел к фонтану и опустил лицо в прохладную грязную воду… Когда обернулся, увидел, что воин стоит за его спиной да еще и деловито похрустывает знаменитым мэнским батоном.
Астель застыл на месте, словно завороженный, но, мельком заметив, как сверкнули, кроша батон, острые зубы, бросился бежать со всех ног.
Остановился он только когда перемахнул через кирпичный заборчик и оказался на грязном пустыре, где стоял их фургон и понуро топталась старая лошадка.
Здесь все вдруг показалось таким тихим, милым и безопасным, что Астель сразу же успокоился, будто все страшное уже позади.
Отдышавшись, он направился к фургону, за которым судачили о чем-то дядя Венд и тетя Рия… хотя на половине пути уже раздумал говорить о странном незнакомце…