Ангельское личико, стр. 59

— Я все знаю про Пегги, — отрезала она. — Так вы говорите, что Пегги и Лино исчезли?

Вернулся Тони со стаканом конька и протянул его сестре.

— Выпей, — велел он.

Марионетта послушно глотнула.

Инспектор встал, от всей души желая, чтобы день уже кончился и он мог вернуться домой, к жене, и чтобы она тоже налила ему коньяку.

— Для них все складывается не лучшим образом, — признался он. — Их видели до этого в клубе. Есть свидетели.

— Наверняка улики лишь косвенные, — заметил Тони, без всяких усилий, на мгновение снова становясь полицейским.

Инспектор искоса взглянул на него.

— Уж ты-то должен знать, Тони, что, если у тебя только косвенные улики, ты с них и начинаешь. Другого пути нет. — Он встал. — Вы оба можете идти, — разрешил он, — если хотите. Нам вы здесь больше не нужны. Разве только миссис Моруцци предпочтет остаться здесь.

Марионетта поежилась, но промолчала.

— Дом теперь, по-видимому, принадлежит вам, — вежливо заметил он, — так что, если вы пожелаете остаться…

— Этого мне бы хотелось меньше всего, — тихо произнесла она.

Инспектор направился к двери.

— Если я вам понадоблюсь, вы знаете, где меня найти. — Дверь за ним тихо закрылась.

Тони обеспокоенно взглянул на сестру.

— Нетта, — спросил он, — с тобой все в порядке? Ты не собираешься грохнуться в обморок?

Она слабо рассмеялась.

— Нет, не собираюсь. Я просто пытаюсь все осознать. Барти умер. Я вдова. Он умер.

Тони схватил ее за руку.

— Да, он умер. Разве это не замечательно? Ты свободна, Нетта! Он мертв!

Женщина с беспокойством взглянула на него.

— Я свободна от Барти, — заметила она, — но это не освобождает нас от Моруцци, верно? И Лино, бедняга Лино… и Пегги Уайтмор… ты бы видел ее, Тони, она совсем девчонка, вроде меня, и теперь вот скрывается от братьев Моруцци, боясь за свою жизнь. Барти умер, но ведь ничего не кончилось, так? — И она заплакала, разлив коньяк на кушетку, сотрясаясь от рыданий. — Когда это кончится, Тони? Когда это кончится?

Примерно через полчаса они собрались уходить. Лицо Марионетты распухло от слез. Внезапно она что-то вспомнила.

— Я должна на минуту вернуться, — сказала она брату. Прошла на кухню, где уже попрощалась с миссис Мак-Куин. Та как раз надевала фетровую шляпу перед стеклом двери черного хода.

— Миссис Моруцци, — заволновалась она, — а я думала, что вы уже ушли.

— Почти, — согласилась Марионетта. — Но я кое-что забыла…

Она вышла в сад за домом, который теперь казался заросшим и заброшенным: ели, посаженные вдоль стены, намокли от февральской сырости, головки увядших растений покачивались на резком ветру.

Марионетта позвала и подождала. Минуту ничего не было слышно, потом листья вечнозеленых растений зашуршали. Она снова крикнула, уже теряя надежду. Быстро темнело. Вдруг из темноты, путаясь в траве, вырвалась маленькая фигурка и бросилась к ней. Она наклонилась и подхватила котенка на руки.

— Невата! — И верно, это была маленькая белая кошечка, только на этот раз мокрая и грязная. Она чувствовала ее худенькое тельце сквозь свалявшуюся шерсть. — Невата , povera! [46]— пробормотала она, пряча кошку за пазуху. Вскоре она услышала нарастающее мурлыканье. Значит, с Неватой, заброшенной и голодной последние несколько недель, все будет в порядке. — Ты станешь жить у нас в кафе, — сказала ей Марионетта, — ты вернешься со мной в Сохо! — С этими словами она вернулась в дом.

Через минуту любопытные соседи могли видеть, как Марионетта в последний раз вышла из дома в Масуелл-хилл. Под руку с братом, сжимая грязную кошку, она направилась прочь с этой ненавистной ей пригородной улицы, ни разу не оглянувшись. Она возвращалась в Сохо.

Глава одиннадцатая

Марионетте казалось, что сбылась ее мечта. Она снова вернулась за стойку «Империала», кричала, передавая заказы отцу, разгоряченная торопливо носила сразу по многу тарелок, балансируя ими. Ее оглушало хрипение кофейного автомата, шипение жарящейся картошки и непрерывное пение Марио.

Иногда она останавливалась и думала, а не приснились ли ей события нескольких последних месяцев. Ведь вот же она здесь, просто Марионетта Перетти, какой была всегда, дочка Томмазо Перетти, официантка. Дом в Масуелл-хилл, меховое манто и, о ужас, Барти Моруцци, никогда не существовали в этом уголке Сохо. Но потом она замечала на заднем дворе Невату, с довольным видом чистящую свою белую шерстку, или с упавшим сердцем видела проезжающую мимо машину Моруцци и понимала, что это всего лишь передышка перед штормом: Моруцци никогда не оставят Перетти в покое надолго, в этом можно было не сомневаться.

Но пока и кафе, и клуб вроде бы пришли в норму. Кафе продолжало кормить рабочий люд Сохо ленчем и поить чаем бесконечных усталых туристов. «Минт» все еще пользовался популярностью среди гуляк и любителей музыки, приезжающих в Сохо по выходным, и Марио, который регулярно пел там, тоже привлекал множество девушек с мечтательными глазами, что страшно забавляло Марионетту. И Антонио, казалось, удовлетворился работой в кафе, внимательно слушая лекции отца, касающиеся деловых вопросов. Он работал больше их всех и очень облегчал жизнь Марионетте. Сама она, повзрослевшая и более смелая, чем раньше, приняла решение относительно своего будущего и однажды, во время перерыва в работе кафе, решила объявить об этом остальным членам семьи. Она похлопала в ладоши, чтобы остановить болтовню, и, когда все с удивлением к ней повернулись, быстро заговорила, чтобы не потерять решимость:

— Я ухожу из кафе. Буду учиться на медсестру, а может, и дальше, на врача.

Она ждала взрыва со стороны отца. Но такового не последовало. Томмазо просто уставился на нее с открытым ртом, в то время как Марио выскочил из-за стойки и обнял ее.

— Поверить не могу! — с восторгом воскликнул он.

Марионетта усмехнулась.

— Чему ты не можешь поверить? Что я действительно записалась на курсы медсестер или что в больнице все посходили с ума и приняли меня?

Тони, тоже явно довольный, засмеялся.

— Думаю, и то, и другое! Молодец, сестренка. — Он подошел и поцеловал ее в щеку.

Она повернулась к отцу, все еще молча сидящему.

— Папа?

Томмазо вытер руки фартуком, этот жест, который она видела тысячу раз, означал, что он собирается высказаться. Дети стояли, дожидаясь мнения отца, точно так же, как они это делали в прошлом. Наконец он заговорил.

— Ты знаешь, что я думаю о молодых женщинах, которые уходят из семьи, чтобы работать, — начал он.

— Ну, папа, я ведь всегда мечтала…

Он поднял руку, призвав ее не перебивать.

— На Сицилии так дела не делаются. Твой дед хотел бы для тебя другого.

Марио и Тони обменялись взглядами: плохи дела. Томмазо вздохнул и сел за ближайший столик. Внезапно он как будто постарел, стал меньше, уязвимее.

— Я не могу помешать тебе, — наконец проговорил отец. — Это будет несправедливо, особенно после того, через что ты прошла за последний год.

Марионетта даже ослабела от облегчения. Ей удалось! Она преодолела самый трудный барьер — приверженность отца к итальянским семейным традициям и ценностям. Она едва могла поверить своему счастью! Кинулась к отцу и расцеловала его.

— Ты еще будешь мною гордиться, папа, — пообещала она.

Томмазо печально взглянул на нее.

— Твое место здесь, с семьей, — упрямо повторил он.

Тони попытался помешать отцу испортить всем настроение. Он вернулся на свое место за стойкой и взял большой нож, которым они резали помидоры.

— Только подумай, — весело сказал он, — она скоро начнет резать человеческие внутренности! — И брат нарочитым жестом разрезал спелый помидор так, что сочная мякоть вывалилась на разделочную доску, заставив Марио застонать от отвращения.

Томмазо со вздохом поднялся. С его точки зрения, события в мире начинали развиваться слишком стремительно.