Фигляр дьявола, стр. 94

— Цыпленок с лапшой, — пробурчал Лукко. — И кока-кола. А не мог я сам заказать?

— Не будь ребенком, Эдди. А реакция судьи Альмеды, это хороший знак, да?

Исполняющий обязанности лейтенанта Эдди Лукко бросил взгляд на двух детективов из отдела охраны. Они слишком заняты меню, чтобы прислушиваться к разговору, да и в ресторанчике довольно шумно.

Существует хорошо известный феномен: когда люди слишком близки, они становятся телепатами, как многие животные. Так это или нет, но, когда Эдди нежно взял Нэнси за руку, она сразу встревоженно посмотрела на него.

— Что случилось?

Ее глаза внимательно изучали его лицо. Последние несколько недель оказались тяжелыми, и Нэнси Лукко, чтобы сохранять спокойствие, постаралась выбросить из головы колумбийцев. Насколько это было возможно, живя в чужой квартире под вооруженной охраной. Так что когда она спросила, что случилось, то имела в виду, насколько плохо обстоят дела.

Лукко ласково погладил жену по руке, он всегда делал так, когда ему требовалось душевное спокойствие, а в нем иногда нуждались даже детективы департамента полиции с суровыми лицами.

— Ты знаешь, — тихонько начал он, — в подобных делах полицейским иногда делают предложения…

Нэнси оглянулась вокруг, потом внимательно посмотрела на лицо мужа. Чувствовалось, что ему тяжело.

— Взятка?

— Послушай, дорогая, не совсем так.

— Но ведь нет такого… предложения, на которое ты согласился бы, Лукко.

— Конечно, но тут дело очень серьезное. Я сказал, что подумаю.

— Ты?..

— Успокойся, Нэнси, ты ведь знаешь меня, да?

— Ты просто решил потянуть время.

— Вот именно.

— Потому что хочешь… арестовать их? Перехитрить?

— Ты шутишь. Да они из меня салат сделают вместе с моими хитростями.

— Эдди, ты должен сообщить об этом, ты же знаешь, что должен сообщить.

— Не могу, ты просто не представляешь, где у них нет глаз и ушей.

Нэнси никогда раньше не видела мужа таким встревоженным.

— А сколько они предложили? — поинтересовалась она.

Лукко сказал сколько. Даже детективы из охраны подняли головы, когда она воскликнула:

— Боже мой…

Лукко успокаивающе поднял руку и с улыбкой кивнул детективам. Они кивнули в ответ и вернулись к изучению меню, и как раз в этот момент официант принес им китайского пива.

— А как насчет Министерства внутренних дел?

Нэнси начала понимать, что так хорошо начавшийся день испорчен. Но ведь Лукко уже не в первый раз предлагали взятку, и, хотя он колеблется, дело здесь вовсе не в сумме. Для Лукко сумма не имеет значения. Значит, дело здесь в чем-то другом.

Она взяла его за руку.

— Ладно, что еще?..

Лукко почесал затылок. К столику подошел официант-китаец Фредди с двумя стаканами кока-колы, покрытыми снаружи инеем.

— Цыпленок сейчас будет, — пообещал Фредди и заскользил между столиками.

Нэнси не отрывала взгляд от мужа, он подождал, пока отойдет Фредди, снова почесал затылок, осторожно оглядел присутствующих в ресторанчике, наклонился вперед и тихо сказал:

— У меня двадцать четыре часа на размышление. В течение этого времени мы оба в безопасности, но, если я откажусь или вообще не свяжусь с ними, они убьют тебя.

Нэнси инстинктивно схватилась руками за горло и нервно потянула золотую цепочку с висевшей на ней маленькой серебряной звездой Давида. Это был подарок Лукко, он сделал его, когда она сказала ему, что добропорядочным католикам не разрешается жениться на еврейских девушках.

— Иди в Министерство внутренних дел.

Он покачал головой.

— А если в ФБР?

Лукко прищурился.

— Ладно, забудь о моих словах. — Они сидели молча, Нэнси отхлебнула холодной кока-колы. — Серьезная опасность.

— Жизнь или смерть, третьего не дано. Смертельная опасность.

— Лукко, не вздумай принять их предложение.

— Должен сказать тебе, дорогая, что видел, как ты сегодня строила глазки Альмеде…

— Я не строила ему глазки, милый, я всерьез вела защиту своего подопечного.

— Я горжусь тобой. Теперь в твоей конторе обязаны сделать тебя партнером, ты выиграешь этот процесс и они никуда не денутся.

Иногда он смотрел на нее с такой любовью, что ей даже становилось немножко стыдно. Не потому, что она любила его меньше, а потому, что ее самой заветной мечте подарить ему ребенка не суждено сбыться. А Лукко был бы отличным отцом для нью-йоркского ребенка, рожденного от польской еврейки и итальянского католика.

Нэнси взяла его большую руку, медленно прижала ее к своей щеке, потом поднесла к губам и поцеловала в ладонь. Когда она вновь посмотрела на него, в глазах ее стояли слезы. Лукко кивнул, он, словно животное, точно знал, о чем она сейчас думает.

— Пошли они к черту, Эдди. Я верю, ты поступишь правильно. И… пошли они к черту.

Две слезинки катились по ее левой щеке, Нэнси заморгала, но, как профессионал, моментально взяла себя в руки. Эдди нежно погладил жену по лицу, потом, не отрывая от нее глаз, убрал руку. Он улыбнулся, но появившиеся в его глазах злые искорки не сулили врагам ничего хорошего.

— Конечно, мне просто надо было услышать это от тебя. Да в гробу я их видел. А теперь возвращайся в зал суда и разбей в пух и прах окружного прокурора. Я хочу быть женатым на партнерше адвокатской фирмы, тогда уж нам точно придется переехать в Ист-Сайд…

Он бросил взгляд на детективов, которые, наверное, думали, что же, черт побери, такое происходит между супругами Лукко, но оба полицейских были заняты поглощением пищи.

Увидев эту картину, Лукко разозлился.

— Почему это их обслужили раньше нас?

— Может быть, они сказали, что из полиции? — предположила Нэнси.

— Надо проследить, уплатят ли они по счету. Терпеть не могу полицейских, пользующихся служебным положением.

Нэнси испуганно посмотрела на мужа, от страха у нее даже похолодели ладони, но к своему удивлению, она ликовала в душе. Лукко часто рассказывал ей о своем первом напарнике, ворчливом ветеране сорока лет, который погиб, пытаясь спасти самоубийцу, прыгнувшую с моста (она осталась жива, зацепившись при падении за какие-то ветки). Напарник объяснял Лукко разницу между пустяковой, серьезной и непосредственной опасностью. Непосредственная опасность — это смертельная опасность, к которой по его словам… привыкаешь. И тот, кто не жил на грани жизни и смерти, никогда не поймет, что значит привыкнуть к смертельной опасности.

Теперь Нэнси понимала, что? он имел в виду: внезапно серьезная угроза со стороны картеля превратилась в смертельную опасность.

— Скажи мне еще раз, сколько?.. — тихонько попросила она.

Лукко наклонился ближе и прошептал:

— Четыре миллиона.

— Боже мой! — снова воскликнула Нэнси, но на этот раз тихо. — Но, надеюсь, пока мы в безопасности, а когда истекает срок?

— В полночь.

К столику подошел Фредди с цыплятами.

— Ты что так долго, приятель? — спросил Лукко в типичной нью-йоркской манере, и, пока маленький китаец расставлял тарелки и бормотал что-то насчет кухни, он не отрывал взгляда от жены.

— Жизнь на грани, да? — задал он вопрос, продолжая смотреть в глаза Нэнси.

— Надо держать листки с заказами отдельно, — заявил Фредди, — тогда и путаницы не будет.

— Вот именно, — согласился Лукко, ослабляя галстук. А Нэнси покачала головой и улыбнулась.

Удивительная наивность

Два письма и три открытки от Сиобан несколько успокоили Юджина и Мараид Пирсон, ужасно тревожившихся за безопасность дочери, правда, Мараид так до сих пор и не знала о том, где в действительности находится Сиобан, а Юджин был теперь точно уверен, что дочь в руках картеля.

Рестрепо сказал ему, что о Сиобан хорошо заботятся, она занимается музыкой под руководством маэстро из Венесуэлы, но не имеет ни малейшего представления о своей роли пленницы. Конечно, ее сразу отпустят, как только Пирсон прилетит в Боготу, убедившись в готовности всей сети к приему кокаина в Виго и обеспечению безопасности его распространения группой «Лорка» среди оптовых торговцев. Тогда в Боготе он и сообщит Рестрепо код доступа к информации, записанной на двух дискетах, уже врученных колумбийскому адвокату. А потом он вернется в Ирландию вместе со своей любимой дочерью и будет сидеть спокойно, наблюдая, как фонды организации ежемесячно увеличиваются на два миллиона долларов.