Дороги на Ларедо, стр. 30

— Везде свои правила, — говорил он в тот вечер, стараясь быть мягким с женой, но она все еще обижалась. Ей и надо-то было всего лишь взглянуть на мужа да убедиться, что он не изменился.

И теперь, видя, как он едет вдоль реки на север с двумя незнакомыми людьми, один из которых, по ее мнению, был просто старым убийцей, Дуби опять разревелась и ревела, пока хватало слез. Она была уверена, что маленький Эдди тоже плакал внутри нее. Да, правила существуют, в этом Тед был прав, но, похоже, главное из них состоит в том, что мужчины могут уезжать, когда им захочется. Они могут когда хотят захлопывать перед носом двери тюрьмы и других мест и даже не махать на прощание женам, когда уезжают в горы. Им дозволено все и даже больше, насколько ей теперь известно.

Эти правила были ей не по душе, но Дуби все равно хотела, чтобы Тед вернулся. В ту ночь, лишенная его крепких объятий, она постоянно ворочалась и видела много снов, в самом лучшем из которых ей приснилось, что бандит, за которым они отправились, Джо Гарза, прискакал в Ларедо сдаваться, избавив таким образом Теда с рейнджером и янки от необходимости ловить его.

Это снилось ей так отчетливо, что она даже могла почувствовать запах своего мужа, Теда Планкерта. От него исходил запах седельной ваксы. Прошлым утром ему стукнуло в голову смазать ваксой свое старое седло. Она хорошо пахла, эта седельная вакса. Приснившийся запах напоминал Дуби о том, каким хорошим и добрым был ее муж.

Однако же самым приятным в этом сне было то, что Тед не только пах седельной ваксой. Тед был с ней. Он тихо юркнул в их спальню, как делал всегда, когда приходил поздно, снял сапоги, скинул портки с рубашкой и забрался в постель, чтобы крепко обнимать ее не только всю ночь, но и всю жизнь. Дуби пыталась остаться и спрятаться в своем сне, но он вдруг стал зыбким, и она заподозрила, что это всего лишь сон. Она старалась отогнать пробуждение и глубже зарыться в сон, но из этого ничего не выходило. Несмотря ни на что, она проснулась, открыла глаза и поняла, что случилось самое худшее. Теда Планкерта с ней не было.

Его не было с ней, просто не было, и все. В один из дней, когда она не имела ни малейших оснований ждать беды и даже ни малейшего опасения на этот счет, ее жизнь с Тедом Планкертом неожиданно кончилась.

— Нет, милая, это не так. Он просто уехал на работу, — чуть позже говорила ей в то утро подруга Сюзанна. Дуби была так расстроена, что прибежала к ней босиком и с плачем бросилась на грудь.

— Он никогда не вернется. Он никогда не вернется, я это знаю, — повторяла она между сотрясавшими ее рыданиями.

— Он вернется, — говорила Сюзанна. — Он вернется, Дуби. — На самом деле она была не так уж уверена в этом. Всего год назад ее муж, Джон Слэк, считавшийся одним из лучших ковбоев во всей округе Рио-Гранде, уехал однажды утром клеймить бычков, что он проделывал сотни раз за двенадцать лет их совместной жизни, и больше не вернулся — живым, во всяком случае. Бычок, которого он заарканил, свалился прямо под ноги его лошади, летевшей во весь опор. Передние ноги у лошади подкосились, и Джон Слэк упал прямо на голову и сломал себе шею. Смерть наступила мгновенно, и с тех пор Сюзанна стала вдовой.

У тебя хоть есть от него ребенок, с тоской думала Сюзанна, обнимая плачущую подругу. Они с Джоном мечтали о ребенке, мечтали из года в год, но Бог им не давал его. И теперь от Джона у нее ничего не было, кроме нескольких записок, которые он написал, когда ухаживал за ней, и, конечно, воспоминаний о том, как она была замужем за лучшим ковбоем в долине Рио-Гранде. Когда-то кроме ребенка они мечтали также завести ранчо, но теперь Джон был мертв и у Сюзанны не было ни того, ни другого. Ей пришлось переехать в город и пойти работать в магазин, чтобы сводить концы с концами.

Дуби никак не могла успокоиться. Да и какое утешение могла предложить ей Сюзанна, опечаленная собственной утратой. Вскоре у нее тоже потекли слезы.

— Он не вернется. Он никогда не вернется, — без конца повторяла Дуби. Она никогда ни в чем не была так уверена, как в том, что ее муж, Тед Планкерт, покинул ее навсегда. Маленький Эдди так и не увидит своего отца. Муж никогда больше не будет обнимать ее по ночам.

— Я собиралась справить ему новое седло, — сказала Дуби без всякой надежды в голосе. И действительно, она исхитрялась и экономила, как только могла, чтобы выкроить деньги на эту покупку. Ей пришлось уплатить старому Джезасу, местному седельному мастеру, целых восемь долларов. Она обсудила с Джезасом новое седло Теда до самой мелкой детали. Дуби даже взялась шить, чтобы расплатиться за седло. Старый Джезас обещал управиться до весны.

Дуби мечтала о том дне, когда шериф Джекилл уберется из города, а его место займет Тед. Она считала, что Тед будет прекрасным шерифом, а маленький Эдди, возможно, станет его заместителем, когда подрастет. И ей хотелось, чтобы у Теда было седло, достойное шерифа Ларедо.

Теперь надо было проститься и с этой мечтой тоже, хотя Джезас уже начал делать седло. Пускай он закончит его. Быть может, когда-нибудь оно пригодится маленькому Эдди.

— Я ненавижу этого старика Калла. — От долгих и сильных рыданий Дуби ослабела, но не настолько, чтобы лишиться ненависти к тому, кого ненавидела. Она видела старика лишь издали, как и янки тоже, но ненавидела их обоих. Они приехали и забрали у нее Теда. Чтоб их обоих убили, а грифы съели их внутренности.

— Кто он такой, чтобы являться сюда и вот так забирать людей? — спросила она у Сюзанны.

Сюзанна была на десять лет старше Дуби и слышала много рассказов про капитана Калла, так как ковбои постоянно говорили о нем. Но это были в основном чисто мужские разговоры, и она почти не прислушивалась к ним. Появление расстроенной Дуби огорчило и ее. К тому же ей уже надо было идти на работу.

— Мне кажется, он воевал с индейцами, — ответила Сюзанна.

— Жаль, что они не прикончили его, — сказала убитая горем Дуби.

— Не думай об этом, — посоветовала Сюзанна.

Вскоре она пошла на работу в магазин. Дуби, которой было все равно, как она выглядит, возвращалась домой босая. Ей хотелось, чтобы индейцы напали на город и убили ее. Это было бы легче, чем так страдать. Но тут она вспомнила, что должна жить, потому что без этого не мог появиться маленький Эдди. Как ни тяжело, но она должна жить. И делать это ей придется без Теда. Вчера еще он был здесь, а сегодня его уже нет и, наверное, уже больше не будет. Тед был не очень искушенным бойцом. Дуби знала об этом. Он не создан для того, чтобы убивать. А значит, кто-нибудь да убьет его — не Джо Гарза, так другой. Она чувствовала это нутром.

Дуби пришла домой и весь день пролежала в кровати, гадая, кто именно принесет ей известие о смерти мужа и как долго ей придется его ждать.

В десятилетнем возрасте Марии подарили хромого пони — не настоящего пони, а маленькую пятнистую лошадку, которая в свое время сильно поранилась о колючую проволоку, натянутую людьми с большого ранчо за рекой. Они натянули ее где попало, и лошадка, запутавшись в ее хитросплетениях, так сильно порезала одну ногу, что ей грозила потеря копыта. Обитатели Охинаги все ждали, когда старый Рамон, который был хозяином лошадки, зарежет ее и пустит на колбасу.

Так хотелось жителям Охинаги, но не Району. Самому Рамону, несмотря на его преклонный возраст, хотелось Марию, которой было всего десять лет У Района была жена по имени Кармила — скандальная женщина, которую не любил никто и еще меньше сам Рамен, тридцать лет терпевший ее косые взгляды и ядовитый язык. А теперь еще у нее обнаружилась опухоль в матке. По мере того как опухоль росла, Кармила становилась все злее и ядовитее и напрочь отказывалась ложиться с Рамоном в постель. Она заявляла, что это он сделал ей опухоль в матке, чтобы она не могла больше рожать. Детей у них было уже тринадцать.

Лишенный интимных отношений с женой, Рамон все чаще и чаще обращал свои взоры на Марию, у которой уже набухали груди. Заметив однажды, что Мария каждый день приходит поласкать хромую лошадку, которую он собирался превратить в колбасу. Рамон под влиянием момента подарил ее Марии. Это случилось не потому, что он был щедрым, а потому, что имел далеко идущие планы. Как только Кармила отдаст Богу душу, он собирался пойти к Томасу, отцу Марии, и просить ее руки.