Право на жизнь, стр. 81
На потолке кое-где болтались клочья паутины, кажется даже маленький черный паучок скрылся где-то за угловатыми неровными плитами. Северьян, придя в себя, сразу же попросил встречи с Базилевсом. Убийца очень хотел побыстрее разделаться со всеми делами. Уж больно наскучила ему эта волокита… Хотелось уже обыкновенного покоя. Амулет приятно грел кожу. Он уже догадывался, что ждет его, а потому дрожал и вибрировал, даже попытался заговорить с носителем. Но Северьян не слушал его, думая, выбрался ли Данила. Нет, он сильный, наверняка выбрался. Он вообще не нужен был Базилевсу, лишняя обуза — варвар неотесанный. У него были свои счеты лишь с Северьяном. И если он действительно так жаждет увидеть его сломленного побежденного, то примчится незамедлительно. Северьян сидел с мечтательной улыбкой на устах и ждал. Только бы он принес с собой Белокамень, — мелькнула своевременная мысль.
Глава 52.
Северьян не долго сидел без дела. Дверь вскоре заскрипела, отворилась. В сруб вошли сразу четверо стражей, встали по углам с арбалетами в руках, дескать только дернись, утыкают болтами так, что мало не покажется. Вслед за ними в дверь вошел Владыка. Он выглядел постаревшим и осунувшимся, перемены были столь заметными, что Северьян даже отшатнулся. Базилевс воспринял это по иному, улыбнулся, являя свету безукоризненно ровные белые зубы.
— Ну, здравствуй, пленник.
— Тебе того же пожелать не могу, — угрюмо вставил Северьян. — А желать здоровье смертнику — кощунственно, тем более тебе.
Базилевс брезгливо скривился.
— Ну зачем эти звериные выпады? Надо уметь признавать поражение, Северьян. Я знаю, тебе нужно было вот это, — Владыка выставил перед собой белый булыжник, сияющий мертвенным светом. — Но как видишь, я остался при своем. А ты лежишь, беспомощный, и ничего не можешь поделать. Можешь не брызгать слюной, сожалеть о невозможном, удел неудачников. Ты ведь не один из них.
— Нет, — Северьян натянуто улыбнулся. — Я даже большее, чем ты думаешь.
— Отлично! — Базилевс развеселился. — Ты, я вижу не падаешь духом. А стоило бы. Вот скажи, зачем Протокла убил? Мужик он конечно с гнильцой, но кто нынче без изъянов? Приходится мириться. Но он мне помогал, его сила была незаменимой подпиткой… ах что это я, а ну брысь отседова! — Рявкнул он на стражей. Те неуверенно переглянулись.
— Владыка, а если…
— Никаких если. Либо вы сейчас же уйдете, либо всех вас по утру ожидает анафема!
Стражников как ветром сдуло. Северьян усмехнулся.
— Вот, уже успел приучить их!
— Успел, — согласился Владыка. — И очень успешно. Люди подвержены влиянию. И Царьград станет центральной фигурой и будет повелевать всеми крупнейшими державами. Религия — сильная вещь, Северьян. Умело пользуясь ей, можно разжигать войны и гасить конфликты, можно бросать людей на смерть ради идеи, и отдавать им на съедение неугодных. Политика, вещь тонкая.
— Понятно. А Русь решил задавить кулаком. Что же на нее не тащишь своих пропагандистов?
Базилевс вздохнул.
— Так притащил. И они даже вещали, проповедовали….
— Ну и что?
— В тот же день всех повздергивали на березах. Так и поныне болтаются, ворон пугают. Варвары бушуют, что с них возьмешь.
— Потому и не стал больше по-хорошему…
— По-хорошему не выходит. Русичи не просто варвары. Они хитрые варвары, а хитрых подчинить себе невозможно. Они исхитрятся и превратят плюсы в минусы, победы в поражения. Их надо просто уничтожить, выжечь каленым железом. Неужели ты со мной не согласен?
— Я все еще не забыл о чести, верности слову… Я ведь один из них.
Владыка замахал руками, точно отбивался от роя диких ос.
— Какие глупые речи. Ты давно не один из них! И ты отлично знаешь, что нет ни какой чести, это выдумка, понимаешь! Люди рождаются и умирают, лишь это естественно. Все остальное — притворство.
— В таком случае вся твоя жизнь притворство, Владыка.
— А я и не отрицаю этого. Но мне нравится жить в мире иллюзий. Это лишь древние маги, глупцы, ушли куда-то, сгинули, бросив мир на произвол судьбы. Я этого не сделаю! Царьград станет самым великим городом, городом городов. Империя перерастет все границы, станет единой и нерушимой.
— С кем же тогда воевать будешь? — Усмехнулся Северьян.
— Что? — Не понял Базилевс.
— С кем воевать будешь, если империя, как ты выразился, перерастет всех и вся? Сам с собой?
Базилевс задумался.
— До этого еще надо дожить… там видно будет.
— Вот ты и заговорился, Владыка. Там видно будет… Скажи еще, авось пронесет. И так пронесет, что мало не покажется. Ты же боишься будущего, Базилевс. И прячешься за иллюзию мечты. Ты слаб, хотя и стараешься казаться сильным.
На миг в глазах Владыки мелькнула ярость. Лицо его посуровело, губы рассерженно сжались.
— Это все, зачем ты хотел меня увидеть, Северьян? Или у тебя еще дела?
Убийца улыбнулся.
— У меня для тебя подарок, Владыка.
Базилевс тоже заставил себя улыбнуться.
— Подарок? Интересно, что же ты мне можешь подарить?
— Даже больше, чем ты думаешь. Этот подарок полностью перевернет твою жизнь, научит надеяться лишь на собственные силы.
Владыка подозрительно нахмурился.
— Что-то ты темнишь, убийца. Никак, подлость задумал? Ну и где же твой подарок.
— Сейчас.
Северьян сунул руку за пазуху, медленно извлек амулет. Чернокамень трясся мелкой дрожью. Вспомнились слова Описа. Талисманы должны находиться в одном помещении, видимые взглядом, друг супротив друга.
— Что это? — В страхе отпрянул Базилевс, ощущая странную вибрацию Белокамня. — Что это за дрянь?
— Это второй амулет, — тихо сказал Северьян. — Чернокамень, брат-близнец Белокамня.
Владыка вскрикнул, от ужаса, удивления, растерянности, а еще потому что был не в силах удержать горячий, как раскаленный уголь амулет. Тот упал на пол, тихо зашипел, недовольно, как змея, на которую неосторожно наступил ногой. Цвет его стал меняться, тускнеть. Северьян не выдержал, отбросил Чернокамень, который тоже начал палить кожу. Оба камня упали, задымились, будто угли, вытащенные из костра. Через мгновение дым рассеялся и на полу остались лежать два булыжника. Совершенно одинаковые, матово-серые камни походили на близнецов. Такие же одинаковые, гладкие, будто только что выловленные из моря.
— Вот и все, — усмехнулся Северьян. — Талисманов больше нет.
Базилевс в ужасе опустился на колени, поднял камни. Взгляд его был бессмысленным, как у безумного, он не мог поверить в очевидное, в то, что навсегда лишился силы стихий. Теперь это были простые булыжники, лишенные магии и зачатков жизненной энергии. Они были мертвы, совершенно мертвы, каковым и полагается быть камням. Владыка в страхе смотрел на бесполезные булыжники, руки его тряслись мелкой дрожью.
— Что ты наделал, — прошептал он. — Глупец, что же ты наделал! Имея эти камни можно было покорить мир!
— Ты всего лишь человек, Владыка. Обыкновенный человек, как бы не тужился изображать из себя бога. И у тебя нет права распоряжаться этим миром, раз даже боги лишили себя оного. Человек имеет право на свободу и ни тебе лишать его этого быть может единственного незыблемого, как мироздание, права. Да, людям свойственно заблуждаться и ошибаться, но на этом и строится жизненный опыт. И ты тоже ошибаешься. Быть может твое желание завладеть этим миром — всего лишь заблуждение? Подумай?
Базилевс медленно поднялся с колен. Глаза его метали громы и молнии, излучали горячий, как адово пламя, гнев.
— Как ты мог лишить меня всего? Ты, жалкая иноземная тварь, червяк, скиф…
— Ты проиграл, Владыка. А я выиграл. А очернять противника после поединка удел неудачников, не ты ли мне это говорил совсем недавно? Если забыл, я тебе напомню.
— Не смей! Не смей меня учить! — Взревел Владыка. — Ты умрешь, умрешь медленной мучительной смертью!
— А если есть другая? — Вымученно улыбнулся Северьян. Он знал, что не выйдет отсюда живым, знал что обречен. Но теперь это уже не имело значения. Иногда и обреченные на поражение могут победить. Пусть и ценой собственной жизни, но все-таки победить. И эта победа, хоть и не окончательная, все же окрыляла душу, заставляла трепетать разгоряченное сердце. Теперь все дела на этой земле закончены, — решил Северьян. — Время подвигов для него иссякло. Люди годами, да что годами, всю жизнь ищут смысл собственного бытия, пытаясь разгадать загадку мироздания. Но как просто порой она разрешается.