Частное расследование, стр. 98

— Если я тебя правильно понял, у четы Гэбни довольно высокая профессиональная репутация.

— Она у них очень высокая. Любой психолог наверняка включит Лео Гэбни в список десяти лучших ныне здравствующих бихевиористов. И Урсула со своими двумя докторскими степенями может называть свою цену. Но даже у пользующегося успехом врача возможности зарабатывать имеют предел. Ты продаешь время, и в твоем распоряжении лишь столько-то часов, за которые ты можешь выставить счет, и не более того. Даже при таких расценках, как у них, потребовалась бы чертова прорва этих самых часов, чтобы заработать на картинку Кассатт. Кроме того, Лео поразил своей ожесточенностью. Когда мы познакомились, он рассказал мне, что у него сынишка погиб во время пожара. Эта рана у него явно так и не зажила. Он во всем винил то обстоятельство, что судья присудил оставить мальчика на попечении его жены. А заодно и всю судебную систему. Может, он дает выход своему гневу, когда бросает вызов этой системе.

— Преступление как способ отомстить. И себе пощекотать нервишки. Ну да, а почему бы и нет? А Урсула? У нее тоже зуб на кого-то или на что-то?

— Урсула — его протеже. По моим наблюдениям, она делает, что он ей скажет. Однако исчезновение Джины очень сильно ее потрясло, так что, возможно, из них двоих она — слабое звено. Я сегодня собирался поговорить с ней, но она умчалась, не оставив мне ни одного шанса.

— Протеже, говоришь? Но ведь эстамп в конце концов осел у неев офисе.

— Возможно, эстамп был лишь верхушкой айсберга.

— Искусство — ей, деньги — обоим? Ведь на пару миллионов при таких ценах много искусства не купишь, верно?

— О том, сколько Джина получала ежемесячно, мы знаем лишь со слов Глена Энгера. Он мог запрограммировать свой компьютер таким образом, чтобы тот выдавал только то, что нужно ему.

— Но с какой стати Джина стала бы давать им деньги?

— Из благодарности, из-за зависимости от них — по тем же причинам, по которым члены секты отдают своему гуру все, что имеют.

— Она могла одолжить им эти деньги?

— Могла. Но она исчезла, и отпала необходимость возвращать долги, так?

Он нахмурился и отодвинул пирожное.

— Рэмп и Никвист, потом эти пай-мальчики в костюмах, а теперь еще и ее же психиатры, черт бы их подрал. Прямо какой-то конкурс подозреваемых. Бедняжка стала жертвой равных возможностей.

— Словно муравьи, ползающие по мертвому жуку, — сказал я.

Майло бросил салфетку на стол.

— Что ты еще знаешь об этой Мориарти?

— Только ее адрес. Это в Западном Голливуде. — Я вынул бумажку, которую дала мне Джэн Роббинс, и отдал ему.

— Смотри-ка, мы вроде как соседи — это кварталах в шести от меня. Может, я когда-нибудь стоял за ней в очереди в супермаркете.

— Не знал, что ты ходишь в супермаркет.

— Я говорю символически. — Он поднял свой кейс на колени, покопался в нем, вытащил блокнот и списал туда адрес.

— Можно заскочить туда по дороге, посмотреть, живет ли она еще там. Если нет, то с дальнейшей работой по этой линии придется подождать, пока я раскручиваю все предыдущее. Если есть время и желание поработать самому, то могу только приветствовать.

— А мне полагается новенький кейс частного сыщика?

— Купи себе сам, ловкий какой нашелся. Тут у нас свободное предпринимательство.

30

Я заплатил по счету, а Майло в это время болтал с Джойс, опять похвалил ее кухню, выразил сочувствие по поводу трудностей, с которыми приходится сталкиваться малому бизнесу, потом как-то незаметно перевел разговор на Кэти Мориарти, как будто эта тема логически вытекала из того, о чем только что говорилось. Новых фактов она не добавила, но смогла описать внешность журналистки: возраст где-то за тридцать пять, среднего роста и телосложения, волосы каштановые, короткая стрижка, на лице румянец («как и следует ожидать от ирландки»), светлые глаза — голубые или зеленые. Потом, словно спохватившись, что дала больше, чем получила, она скрестила руки на груди и спросила:

— А зачем вам все это знать?

Майло кивком головы пригласил ее следовать за собой и увел в глубину ресторанчика, хотя такая предосторожность была лишена всякого смысла — ведь мы были единственными посетителями ее заведения. Он показал ей свой недействительный значок Полицейского управления Лос-Анджелеса. Она открыла рот, но не издала ни звука.

Майло сказал:

— Я должен просить вас никому ничего не рассказывать. Это очень важно.

— Конечно. А что такое, что случилось?

— Не волнуйтесь, нет никакой опасности ни для вас, ни для кого бы то ни было. Мы просто ведем обычное расследование.

— По поводу этого места, этой клиники?

— Вас что-то беспокоит в связи с этой клиникой?

— Ну, как я уже говорила этому джентльмену, действительно ведь странно, что так мало народу входит и выходит. Невольно задумываешься: а что там происходит на самом деле? По нынешним временам приходится задумываться.

— Да, приходится.

Она вздрогнула, явно наслаждаясь своей причастностью к такому таинственному делу. Майло взял с нее еще одно обещание молчать. Мы вышли из ресторана и отправились обратно в Сассекс-Ноул.

— Думаешь, она способна сохранить тайну? — спросил я.

— Кто знает?

— Это не так уж важно?

Он пожал плечами.

— Что произойдет в худшем случае? Ну, до супругов Гэбни дойдет, что кто-то задает вопросы. Если у них все чисто, то этим дело и кончится. Если нет, то они могут с испугу сделать какой-то необдуманный ход.

— Например?

— Продать Кассатт, может даже, быстро получить какие-то деньги, и это будет для нас сигналом о том, что они наложили лапу на какое-то другое достояние Джины.

Джина.Он произносил ее имя с непринужденной фамильярностью, хотя и не был с ней знаком. С фамильярностью полицейского из отдела убийств. Я подумал о всех других людях, с которыми он вовсе не был знаком, но которых так хорошо знал...

— ...Так как, идет? — спросил Майло.

— Что идет?

Он рассмеялся.

— Ты сам приводишь аргумент в пользу того, в чем я пытаюсь тебя убедить.

— Что же это?

— А то, что тебе надо отправиться домой и поспать.

— Со мной все в порядке. Ты что-то говорил.

— Что тебе надо отдохнуть, а завтра утром проверить квартиру Мориарти. Если это многоквартирный дом, поговори с домохозяином или управляющим, если найдешь их. И с кем-то из жильцов тоже.

— А предлог?

— Какой еще предлог?

— Ну, объяснение, почему я о ней расспрашиваю. Ведь у меня нетзначка.

— Так купи. На Голливудском бульваре, в одном из магазинов, где продают театральные костюмы. Он будет таким же законным, как и мой.

— Ох, какие мы разобиженные, — сказал я.

Он лукаво усмехнулся.

— Значит, тебе нужен предлог? Пожалуйста. Скажи, что ты ее старый приятель, только что приехал с Восточного побережья, хочешь с ней повидаться ради старой дружбы. Или скажи, что ты кузен, что скоро грядет большой сбор семьи Мориарти, но, похоже, никто не может связаться с душечкой Кэти. Сочини что-нибудь. Ты встречался с ее сестрой, так что должен суметь соврать, чтобы это звучало складно.

— Нет ничего лучше щепотки обмана для остроты ощущений, а?

— Ну да, — ответил Майло. — На том и свет стоит.

Когда мы подъехали и остановились перед домом, из парадной двери вышел Ноэль Друкер; он нес большой синий чемодан с эмблемой дизайнера.

Он сообщил нам:

— Она наверху, у себя в комнате. Пишет.

— Что пишет?

— Я думаю, это касается тех типов, банкира и адвоката. Она зла по-настоящему, хочет подать на них в суд.

Майло показал на чемодан:

— Это для босса?

Ноэль кивнул.

— Известно, где он собирается жить?

— Наверно, поживет у нас, пока не найдет что-нибудь. Со мной и с мамой. Над «Кружкой». Это ведь его дом.

— Вы арендуете у него?

Он разрешает нам жить там бесплатно.