Частное расследование, стр. 91

— Я доктор Делавэр. Хотел бы поговорить с миссис Роббинс, если можно.

— Счас пасмарю.

Я попытался разгладить мятую одежду и пальцами расчесал волосы, надеясь, что при вечерней рубашке и галстуке моя щетина будет выглядеть в стиле «так задумано».

«Так задумано» по-вестсайдски. Не тот район.

Маленькая дверца открылась опять. Показались голубые глаза. Зрачки сузились от света.

— Да? — Молодой голос, звучащий немного в нос.

— Миссис Роббинс?

— Чем могу помочь?

— Я — доктор Алекс Делавэр. Разыскиваю вашу сестру Кэти.

— Вы друг Кэти?

— Нет, не совсем так. У нас с ней есть общая знакомая.

— Вы какой доктор?

— Психотерапевт. Прошу извинить меня за такое вторжение. Буду рад предъявить вам свои личные и профессиональные документы.

— Да, пожалуйста.

Я вынул из бумажника нужные бумажки и показал их ей одну за другой.

— И кто же ваша общая с Кэти знакомая? — спросила она.

— Простите, миссис Роббинс, но это мне необходимо обсудить лично с ней. Если вам неудобно дать мне ее телефон, я оставлю вам свой, и пусть она позвонит мне, если можно.

Голубые глаза метнулись в сторону и вернулись. Маленькая дверца захлопнулась, а большая открылась. На крыльцо вышла женщина лет под сорок. Рост под метр семьдесят, аккуратная фигура, коротко подстриженные светлые волосы с розоватым отливом. Глубоко посаженные голубые глаза на продолговатом, усеянном веснушками лице. Полные губы, заостренный подбородок, чуть оттопыренные уши, выглядывающие из-под короткой стрижки. На ней была кофточка в красную и белую горизонтальную полоску, с короткими рукавами и вырезом «лодочкой», белые парусиновые брюки и кроссовки на босу ногу. В ушах крошечные бриллиантики. Она могла бы быть одной из Лас-Лабрадорас.

— Джен Роббинс, — сказала она, окидывая меня взглядом. У нее были длинные, без лака ногти. — Нам лучше поговорить здесь.

— Конечно, — согласился я, ощущая каждую морщинку на своей одежде.

Она подождала, пока я не вошел, потом закрыла за собой входную дверь.

— Так зачем вы разыскиваете Кэти?

Я был в затруднении. А вдруг Кэти Мориарти скрывала от сестры, что лечилась в клинике? Она открыто разговаривала с Джойс, владелицей ресторана, но ведь незнакомых людей очень часто считают самыми надежными хранителями чужих тайн.

— Это сложно, — ответил наконец я. — Самое для меня лучшее было бы поговорить с вашей сестрой лично, миссис Роббинс.

— Разумеется, это было бы лучше всего, доктор. Я и сама хотела бы поговорить с ней лично, но вот уже больше месяца, как она не дает о себе знать.

Прежде чем я успел ответить, она продолжала.

— Впрочем, такое случается не впервые, принимая во внимание то, как она живет, — ее работу.

— И какая же это работа?

— Журналистика. Она пишет, Раньше работала в «Бостон глоб» и в «Манчестер юнион лидер», но теперь она — свободный художник, сама по себе. Пытается добиться публикации своих книг — одна у нее даже вышла несколько лет назад. О пестицидах. «Плохая земля» — может, слышали?

Я промолчал.

Она усмехнулась — с некоторой долей удовлетворения, как мне показалось.

— До бестселлера ока не дотянула.

— Ваша сестра родом из Новой Англии?

— Нет, родом она отсюда, из Калифорнии Мы обе выросли во Фресно. Но после колледжа она вернулась на восток, сказала, что считает Западное побережье культурным захолустьем.

Она быстро взглянула на автофургон и игрушечные велосипеды и нахмурилась.

— Она приехала сюда, чтобы о чем-то написать?

— Думаю, да. Она мне ничего не сказала — вообще никогда не говорила о своей работе Конфиденциальные источники, разумеется.

— У вас нет никакого предположения о том, над чем она работала?

— Нет, ни малейшего. Мы не... мы очень разные. Она здесь подолгу не оставалась.

Она задумалась, скрестила руки на груди...

— А кстати, как вы узнали, что я ее сестра?

— Она сослалась на вас, чтобы расплатиться своим чеком в ресторане. Хозяйка дала мне ваш адрес.

— Великолепно, — сказала она. — Это на нее похоже. Слава Богу, что чек оказался действительным.

— У нее были проблемы с деньгами?

— Но только не с тем, как их тратить. Послушайте, мне правда надо вернуться в дом. Простите, что не могу вам помочь.

Она уже поворачивалась к двери.

Я бросил:

— Значит, вас ее месячное отсутствие не волнует?

Она резко обернулась.

— Когда она писала о пестицидах, то разъезжала по всей стране больше года. Давала о себе знать только тогда, когда у нее кончались деньги. Вместо тех денег, что она у нас заняла, мы получили экземпляр книги с ее автографом. Мой муж работает поверенным с различными химическими компаниями. Можете себе представить, как это ему понравилось. За несколько лет до того она уехала в Сальвадор — какое-то расследование, ужасно засекреченное. Ее не было шесть месяцев — и ни звонка, ни открытки. Мать чуть с ума не сошла от страха, а в результате не было даже газетной статьи после всего этого. Так что говорю вам, нет, это меня не волнует. Она просто гоняется за какой-то очередной интригой.

— Какого рода интриги ее обычно интересуют?

— Любые, лишь бы был намек на заговор, — она воображает себя специалистом по репортерским расследованиям, до сих пор думает, что убийство Кеннеди — увлекательная тема для разговора за обеденным столом.

Пауза. Звуки мультика, доносящиеся из глубины дома. Она резко провела рукой по волосам.

— Это просто смешно. Ведь я вас даже не знаю. Не должна была вообще с вами разговаривать... На тот невероятный случай, если она вдруг скоро объявится, я передам ей, что вы хотите с ней поговорить. Где находится ваш офис?

— Западная сторона, — сказал я. — Может, дадите мне ее последний адрес?

Она с минуту подумала.

— Конечно, почему бы нет? Если она может давать мой, то и я могу поступать так же.

Я вынул свою ручку и, пользуясь коленом вместо стола, записал на обороте деловой визитки под ее диктовку адрес на Хиллдейл-авеню.

— Это Западный Голливуд, — объяснила она. — Ближе к вашей части города.

Она осталась стоять, словно ожидая от меня ответа на какой-то вызов.

Я сказал:

— Спасибо. Простите, что побеспокоил.

— Ну да, — проговорила она, снова посмотрев на автофургон — Знаю, что кажусь черствой, но дело просто в том, что я долго пыталась помочь ей. Но она идет своим путем, кто бы ни... — Она поднесла руку ко рту, словно желая заставить себя молчать. — Мы просто очень разные, вот и все Vive la difference — вы, психологи, ведь верите в это, не так ли?

Я вернулся на Сассекс-Ноул к четырем пятнадцати. «Селика» Ноэля стояла перед домом рядом с двухместным коричневым «мерседесом», у которого на заднем бампере была налеплена наклейка с надписью: «ДОДЖЕР БЛЮ», а сзади на крыше торчала антенна сотового телефона.

Мне открыла Мадлен.

— Как она?

— Она наверху, месье доктор. Ест немного супа.

— Мистер Стерджис звонил?

— Non. Но другие... — Кивком головы она показала на переднюю комнату и презрительно скривила губы. Заговорщицкий жест; теперь я был «свой». — Ониждут.

— Кого?

Она пожала плечами.

Мы вместе пересекли вестибюль. Дойдя до комнаты, она отклонилась в сторону и пошла дальше в глубину дома.

Глен Энгер и какой-то грузный лысый человек лет пятидесяти с небольшим сидели в мягких креслах, скрестив ноги, и выглядели так, будто чувствуют себя как дома. Оба были в темно-синих костюмах из легкой материи, белых Рубашках и фуляровых галстуках, с белыми квадратиками в нагрудных кармашках. У Энгера галстук был в мелкий розовый рисунок, а у лысого желтый.

Когда я оказался в нескольких шагах от них, они встали и застегнули пиджаки. Лысый был ростом за метр восемьдесят, обладал сложением бывшего штангиста, начинающего выходить из формы. Его лицо — квадратное, мясистое — возвышалось над толстой шеей, а загар был ничуть не хуже, чем у Энгера и Дона Рэмпа, — до последних событий, заставивших его побледнеть. То небольшое количество волос, которое у него еще осталось, имело вид жиденьких прядок, выкрашенных в безжизненный серо-коричневый цвет. Большинство их росло вокруг головы и казалось не гуще мазка грима. Малюсенький взбитый хохолок венчал его темя.