Частное расследование, стр. 120

— Когда ваша жена узнала о том, что вы сделали?

— Когда проснулась вот в этом самом кресле.

Вспомнив, в какой спешке Урсула покинула клинику, я спросил:

— Что вы ей сказали, чтобы заманить сюда?

— Я позвонил ей, притворился, что мне стало плохо, и умолял приехать помочь мне. Будучи примерной женой, она немедленно откликнулась на зов.

— Как вы объясните ее отсутствие пациентам?

— Грипп в сильной форме. Я возьму их лечение на себя и не думаю, что будут какие-то жалобы.

— Из группы исчезли две пациентки, а теперь еще и врач. Учитывая род заболевания, с которым вы имеете дело, может оказаться не так уж просто их успокоить.

— Две? А, — он понимающе усмехнулся. — Красотка мисс Кэтлин, наша бесстрашная репортерша. Как вы до нее докопались?

Не зная, жива ли Кэти Мориарти или мертва, я ничего не ответил.

— Ну, — сказал он, усмехаясь еще шире, — если вы думаете, что ваша уклончивость ей поможет, забудьте об этом. Красотка мисс Кэтлин больше не будет писать никаких репортажей — пакостная сучонка. Возомнила, будто ей удастся в моем присутствии симулировать такую сложную вещь, как агорафобия. А когда я поймал ее, то пыталась выкрутиться с помощью угроз и обвинений. Она сидела тут, в этом кресле. — Он показал на кресло, в котором полулежала Урсула. — Помогала мне отрабатывать методику.

— Где она сейчас? — спросил я, заранее зная ответ.

— В холодной, холодной земле, рядышком с Клеофэсом. Вероятно, она впервые в жизни вступила в такие интимные отношения с мужчиной.

Я посмотрел на Урсулу. В ее широко раскрытых глазах застыл ужас.

— Значит, все схвачено и упаковано, — сказал я. — Как элегантно.

— Не передразнивайте меня.

— Я и не собираюсь вас передразнивать. Напротив, я всегда питал величайшее уважение к вашей работе. Читал все ваши публикации — уклонение от шока и парадигмы ухода от действительности, контролируемая фрустрация, графики стимулируемого страхом обучения. Это просто... — Я пожал плечами.

Он долго смотрел на меня.

— Вы случайно не пытаетесь заговаривать мне зубы? — наконец осведомился он.

— Нет, — ответил я. — Но если и пытаюсь, то велика важность. Что я могу вам сделать?

— Верно, — подтвердил он, сгибая и разгибая пальцы. — Пятнадцать секунд для основательного прожаривания — вы не сможете такого выдержать. Кроме того, у меня есть и другие игрушки, которых вы еще даже не видели.

— Я в этом не сомневаюсь. Как и в том, что вы себя убедили, будто применять их вовсе не предосудительно. Все делается на научной основе. Разрушить человека для того, чтобы спасти его.

— Здесь никто никого не разрушает.

— А Джину?

—  Онаничего собой не представляет — посмотрите, что за жизнь она вела. Замкнутую, эгоистичную, извращенную — абсолютно бесполезную. Использовав ее, я оправдал ее существование.

— Я не знал, что она нуждается в оправдании.

— Так узнайэто, идиот несчастный. Жизнь — это сделка, а не какая-то воздушная теологическая фантазия. Из мира высасывают последние соки. Ресурсы кончаются Выживут только те, кто полезен.

— И кто же будет определять полезность?

— Те, кто контролируют стимулы.

— Может, вам стоит вот над чем поразмыслить, — сказал я. — При всем вашем теоретизировании о высоких материях, вы можете не отдавать себе отчета в вашей истинной мотивации.

Уголки его рта загнулись кверху.

— Уж не претендуете ли вы на место моего психоаналитика?

Я покачал головой.

— Никоим образом. Боюсь, мой желудок не выдержит.

Уголки рта резко опустились.

Я продолжал:

— Женщины. То, как они вас всегда подводили. Судебная битва за опеку сынас первой женой, ее пьянство и вспыхнувший из-за этого пожар, в котором погиб ваш сын. Во время вашей первой встречи вы упомянули вторую жену — ту, что была до Урсулы. Я не составил о ней никакого впечатления, но что-то говорит мне, что и она не оказалась достойной вас.

— Ничтожество, — сказал он. — Абсолютный нуль.

— Она ныне здравствует?

Он усмехнулся.

— Несчастный случай. Она оказалась совсем не такой первоклассной пловчихой, какой воображала себя.

— Вода, — заметил я. — Вы использовали ее дважды. По Фрейду, здесь должна быть какая-то связь с утробой.

— Теория Фрейда — это коровья лепешка.

— Не исключено, что на этот раз, профессор, она попала в самое яблочко. Может, все это не имеет ничего общего ни с наукой, ни с любовью, ни с собачьим бредом, который толкаете вы,но зато прекрасно состыкуется с тем фактом, что вы ненавидите женщин — по-настоящему презираете их и стремитесь держать под своим контролем. Это заставляет предположить, что вам самому в детстве пришлось пережить что-то скверное — отсутствие родительской заботы, жестокое обращение или что-то еще. Наверное, я имею в виду, что мне хотелось бы знать, что собой представляла вашаматушка.

У него отвисла челюсть, и он резко нажал всей рукой на кнопку.

Аппарат пронзительно завыл — частота была выше, чем прежде.

Его голос из-за этого воя был едва слышен, хотя он кричал:

— Пятнадцать секунд!

Я бросился на него. Он откатился, лягаясь и колотя кулаками, потом вдруг швырнул черный пульт мне в лицо и попал в нос. Его пальцы на сером модуле побелели от напряжения. Удушливый запах горящего мяса и волос затопил всю комнату.

Я пытался вырвать у него из рук пульт, ударил в живот, он стал хватать воздух ртом и согнулся пополам. Но пульт не выпустил, хватка у него была стальная.

Мне пришлось сломать ему запястье, чтобы пальцы разжались.

Я сунул пульт в карман, не спуская глаз с Гэбни. Он лежал на полу, держался за запястье и плакал.

Женщины продолжали судорожно дергаться еще очень долго.

Я выключил аппаратуру из сети, оборвал электрические провода и связал ими руки и ноги Гэбни. Убедившись, что он обездвижен, я занялся женщинами.

36

Я запер Гэбни в сарае, перевел Джину и Урсулу в дом, укрыл их одеялами и заставил Урсулу выпить немного яблочного сока, который я нашел в холодильнике среди прочих запасов. Книги по выживанию на кухонной полке. Винтовка и дробовик над столом. Швейцарский армейский нож, целая коробка шприцев и медикаментов. Профессор готовился к дальнему рейсу.

Я позвонил в службу спасения по 911, потом заказал срочный разговор со Сьюзан Лафамилья. Она с поразительной быстротой оправилась от ужаса, снова превратилась в знающего свое дело профессионала, записала несколько ключевых деталей и сказала мне, что остальное берет на себя.

Через полчаса прибыли медики, сопровождаемые четырьмя машинами службы шерифа из округа Санта-Барбара. В ожидании их приезда я нашел записи Гэбни, причем это не потребовало с моей стороны особенного напряжения детективных способностей, потому что он оставил с полдюжины тетрадей на столе в столовой. Но больше двух страниц я не выдержал.

Следующую пару часов я провел в беседе с двумя сурового вида людьми в форме. Сьюзан Лафамилья приехала в компании с молодым человеком, одетым в костюм оливкового цвета от Хьюго Босса при галстуке «ретро», перекинулась несколькими словами с полицейскими и вызволила меня. Мистер Модник оказался одним из ее партнеров — имени его я так и не узнал. Он повел мою машину, а Сьюзан повезла меня домой на своем «ягуаре». Она ни о чем меня не спрашивала, и я заснул, довольный тем, что оказался в роли пассажира.

Я пропустил назначенную на следующее утро на десять часов встречу с Мелиссой, но не потому, что проспал. В шесть я был уже на ногах и наблюдал за тем, как новорожденные рыбки размером с острицу бойко снуют в пруду. К половине десятого прибыл в Сассекс-Ноул. Ворота были открыты, но дверь никто не открыл.

Я заметил одного из сыновей Хернандеса, который прореживал плющ недалеко от наружной стены усадьбы, и спросил его, где Джина. В какой-то больнице в Санта-Барбаре, ответил он. Нет, он не знает, в какой именно.