Корсар, стр. 46

– А давай прямо сейчас пойдём в порт? Может быть, найдём там твоих соплеменников?

Летиция аж подпрыгнула от радости и захлопала в ладоши. Она оделась даже быстрее, чем я, чего у женщин обычно не бывает.

Мы направились в порт.

Кораблей было много. Мы обходили все, расспрашивая у вахтенных, откуда судно.

Воистину – кто ищет, тот обрящет.

Я уже сбился со счёта, но на двенадцатом или пятнадцатом судне вахтенный, одетый по-восточному – в широкие шаровары, – на вопрос «Кто хозяин?» сказал, что египтянин.

Неужели повезло? Я сунул вахтенному серебряную монету, он сбегал на корму – в каюту и позвал хозяина.

На палубу вышел седой, сухощавый и смуглый немолодой араб в расшитом халате.

– Кто потревожил мой покой?

– Я, уважаемый, – я слегка поклонился. – Не идёте ли вы в Египет? Вахтенный сказал, что судно египетское.

– Он был прав.

– Я бы хотел, чтобы эту синьору доставили домой, на родину.

– Без денег не возьму!

– Я заплачу за перевозку и еду в пути.

– Два флорина, и можешь не беспокоиться. Старый Али ещё никого не подводил. Дитя, подойди сюда.

Летиция подошла, откинула кисею с лица.

– Ты египтянка! – воскликнул хозяин судна. – Дай-ка я посмотрю на тебя. Ты не из Александрии?

– Оттуда.

Оба перешли на арабский. Летиция, или правильнее – Малика, довольно оживлённо говорила, энергично жестикулируя.

Наговорившись, старый араб спохватился.

– Прости, господин. Я знаю родителей этой красавицы и выполню поручение. Судно уходит через два дня. Прошу не опаздывать – ждать не буду.

Я отдал старику аванс – один флорин, и мы вернулись на постоялый двор.

В комнате Малика присела на кровать и подняла на меня светящиеся радостью глаза:

– Ты представляешь, дедушка Али живёт недалеко от моих родителей.

…Эти два дня и две ночи я не уходил на судно – провёл их на постоялом дворе. Малика высосала до дна все мои силы. Правда, я и не сопротивлялся.

На утро третьего дня, ощущая слабость в ногах, я всё-таки довёл Малику до судна.

Старик Али стоял у сходней. Я отдал ему оставшийся флорин и подтолкнул Малику к трапу.

– Теперь ты свободна, езжай к родителям. И веди себя благоразумно.

– Благодарю, господин! – склонилась в поклоне бывшая рабыня.

– Прощай, с тобой было приятно провести время.

Я помахал ей на прощание рукой и с лёгким сердцем отправился на свой корабль.

Купцы уже закупили товар на обратный путь и уложили его в трюм.

– Когда отплываем?

– Да хоть сейчас! Товар в трюме, вода и провиант закуплены.

– Тогда в путь, и да поможет нам Господь!

Все перекрестились.

– Отдать швартовы!

Судно медленно отвалило от причальной стенки. Опять плавание, каким-то оно выдастся?

Глава VIII

Я спал, как сурок, иногда просыпаясь по естественным надобностям да поесть. За любовными утехами мы с Маликой толком и не ели – перекусывали фруктами.

– Юра, ты чего, как медведь? – озабоченно поинтересовался Ксандр.

– Почему «медведь»?

– В зимнюю спячку впал.

– Отдыхаю.

– А рабыня-то где? – встрял Кондрат.

– На родину отправил, должна сейчас плыть на судне где-то впереди нас. В Египет, к пирамидам.

– Это что за страна такая – Египет? Не слыхал.

– Это, брат, интересная и древняя страна. Раньше там правили фараоны, и когда они умирали, над гробом ставили каменные пирамиды в триста локтей в высоту. А рядом преогромный каменный лев лежит, с головой человеческой – охраняет их покой. Сфинксом называется.

– Сколько же труда!

– Так они до сих пор стоят, и стоять долго ещё будут – века.

– Надо же, а я и не слыхал.

– Ты много где ещё не бывал, много чего не видал. Земля – она большая.

– А в порту я ещё слыхал, что есть страна такая – Индия, так там слоны есть, коровы по улицам ходят, обезьяны по крышам прыгают, и правят той страной раджи.

– Есть такая страна, только далеко очень. Жарко там, фруктов диковинных полно.

– Повидать бы! – вздохнул Кондрат.

– Туда чуть ли не полгода плыть надо, и то – если повезёт.

– Слушай, Юра, откуда ты всё знаешь? Вот я – вроде бы не дурней тебя, а языков, как ты, не знаю. Ты про страны дальние да с диковинами знаешь, а я, купец – нет. Почему так? – не отступал Кондрат.

– Книги читай да с людьми не только о товарах и деньгах беседы веди.

Кондрат обиженно засопел и замолк. А я устроил подушку поудобнее и – снова спать.

Проснулся ближе к вечеру.

Ксандр удивился:

– Слушай, как человек может столько спать? Ты бока не отлежал?

– Ещё пожрать бы, а то в брюхе кишки воюют.

– Иди, в котле после ужина что-то осталось.

Я с аппетитом поел и от нечего делать уставился на вечерний закат. Красиво! Справа огромное красное солнце садилось – казалось, прямо в морские воды ныряет, слева проплывал тёмный берег, на котором светились редкие огоньки в домах. От заходящего солнца по воде бежала огненная дорожка и уходила в сумрак наступающей ночи.

В темени идти опасно – полно мелких островов, поэтому кормчий подвёл судно поближе к берегу. Здесь было мелко. На носу ушкуя один из матросов бросил в море грузило – глубину проверить. Илья скомандовал:

– Отдавай якорь, ребята.

Якорь ушёл в воду, увлекая канат. Острая лапа якоря зацепилась за песчаное дно, ушкуй вздрогнул и остановился.

А утром мы буквально были атакованы рыбачьими лодками. Рыбаки предлагали свежую, ещё шевелившую хвостом, только что пойманную рыбу.

От соблазна мы не устояли, тем более что рыбаки просили скромно. И на завтрак сварили уху. Рыбы не пожалели, и ложка в котле буквально стояла.

– А вкусна морская-то рыбка! Жаль, сетей не взяли, да удочек нет, – сетовали матросы.

Мы снялись с якоря. Попутный ветер дул с гор, и судно резво шло по Тирренскому морю.

Через несколько дней вошли в Мессинский пролив. Сгущались сумерки. Продвигались вперёд с осторожностью – слева и справа виднелись прибрежные скалы, где-то за ними, на склонах, светились огоньки. Илья настороженно вглядывался вперёд, выставив на корме фонарь. Я подошёл к купцам, с опаской глядя на скалы.

– А знаешь, Кондрат, почему здесь мореплаватели прежде гибли?

Кондрат повернулся с напуганным лицом. Прислушался и Ксандр.

– У древних греков миф такой есть: вон там – слева, на скалах чудовище обитало, Харибдой называлось, а справа – другое чудовище – Сцилла. Тех, кто отваживался через пролив этот морской пробираться, чудовища поглощали. Отсюда и выражение пошло: «между Сциллой и Харибдой» – ну, когда с обеих сторон тебе опасность грозит.

Кондрат многозначительно хмыкнул. Справа, на склоне, поросшем лесом, вскрикнула потревоженная чем-то птица, и целая стая, снявшись с кручи, понеслась в долину. Купцы вздрогнули.

– Чур меня, чур, cвят, свят, свят, – закрестились купцы.

Показалась лагуна, отделённая от моря песчаной косой. Там приютились несколько судёнышек.

Я озяб от сырого прохладного воздуха и полез в каюту – согреться.

Но вот и Мессинский пролив позади. Мы вышли в Средиземное море. Волны стали побольше, и били в правую скулу. Судоходство здесь было оживлённым: нас обгоняли более быстрые суда, навстречу ползли пузатые египетские зерновозы и торговые суда различных размеров и разных стран.

На этот район распространялась власть турков. Но мы знали: суда торговых людей они не трогали, и потому плыли спокойно.

Через неделю хорошего хода мы добрались до Стамбула. Полгода назад мы уже были в Босфоре. Только тогда было намного теплее. Пополнили здесь запасы пресной воды, переночевали – и снова в путь, теперь уже по Чёрному морю.

По мере того, как мы приближались к Крыму, температура опускалась. Если в Средиземном море матросы ходили по палубе без рубах, полуголые, то теперь и в рубахах было прохладно.

Мы прошли западное побережье Чёрного моря, и вскоре показался Крымский полуостров. Слева угадывались Крымские горы, скрытые пеленой тумана. Накрапывал мелкий дождь. Ветер дул порывами, раскачивая ушкуй.