Навсегда, стр. 47
— Вы сумасшедшая! — закричал он и яростно пнул магнитофон. «Сони» отлетел в сторону, как футбольный мяч, но по-прежнему не замолкал, словно дразня маэстро.
— Она мертва! — Жилы выступили на его шее. — Зачем вы притащили сюда эту фальшивку? Отвечайте! Разве я недостаточно настрадался? Зачем вы будите мертвых? Это часть…
Внезапно из его горла вылетел сдавленный крик. Как марионетка с отпущенными вдруг нитями, он сделал неуверенный шаг назад, потом еще, и еще. Бледные аристократические руки потянулись к горлу, пытаясь ослабить воротник, плотно стянутый на шее.
— Маэстро! — Стефани вскочила.
А из магнитофона неслись сладкие, дразняще-прекрасные звуки, безразличные к тому, что происходило на террасе.
Фон Олендорф пошатнулся, и Стефани едва успела подхватить его. Она опустила маэстро на прохладный каменный пол. Его лицо было сведено судорогой.
Боже! Он умирает!
— Фрау Людвига! — закричала Стефани. Затем, наклонившись к маэстро, стала приговаривать: — Все нормально, с вами будет все в порядке. — Она расстегнула воротник рубашки. — Ну вот, так лучше, правда?
Щелкнула дверь, послышался быстрый стук каблуков.
— Маэстро! — закричала фрау Людвига. — Боже мой! Она опустилась на колени возле лежащего хозяина.
— Не иначе, это его грудная жаба опять дала себя знать. Лекарство! Быстро! Оно в одном из его карманов!
Обследовав пиджак, Стефани наконец обнаружила во внутреннем нагрудном кармане колбочку с нитроглицерином.
— Это?
Выхватив колбочку, фрау Людвига достала маленькую таблетку и положила Олендорфу под язык.
— Все хорошо, маэстро, — приговаривала она, баюкая его голову в руках, как маленького ребенка, которого надо успокоить.
«Боже, он может умереть! — думала Стефани. — Я никогда себе этого не прощу!»
— Смотрите, ему уже лучше. — Фрау Людвига с облегчением вздохнула и быстро перекрестилась. — Слава Богу!
Затем, загородив лицо маэстро рукой, она снова обратилась к Стефани:
— Что могло его так расстроить? О чем вы говорили?
Стефани почувствовала, как ее лицо вспыхнуло.
— Я… мы… мы просто говорили…
— У него слабое сердце.
— Я… я не знала.
— Вы не знали? — Теперь, когда маэстро стало лучше, волнение фрау Людвиги перешло в ярость. — Вы его чуть не убили! — прошипела она сквозь зубы.
— Мы… Мы просто говорили о прошлом, — оправдывалась Стефани. — А потом я включила запись…
Но фрау Людвига уже вынесла приговор.
— От вас хорошего не жди! — торжественно объявила она. — Я это сразу поняла, как только вас увидела. — Лицо фрау стало малиновым. — Ну что ж, вы свое дело сделали, теперь можете идти. Оставьте бедного маэстро в покое!
Стефани понимала, что с этой фурией спорить бесполезно. Она смотрела, как та нежно положила голову Олендорфа к себе на колени.
— Чего вы ждете? — Фрау Людвига была настроена решительно. — Уходите же!
Стефани поднялась с колен.
— Что бы вы ни говорили, — произнесла она с достоинством, — я вовсе не собиралась делать ничего плохого.
— Да ну? И при этом чуть не доконали его!
Сказав это, фрау Людвига забыла о существовании Стефани и вся переключилась на маэстро, пользуясь возможностью проявить всю силу своей невостребованной любви.
— Все хорошо, все будет хорошо, — приговаривала она тихонько, как над колыбелью ребенка. — Все хорошо. Она уже уходит.
Стефани, взяв портфель и блокнот, подошла к все еще шипевшему магнитофону, нажала кнопку «стоп», вытащила кассету и перед тем, как уйти, обернулась, чтобы последний раз взглянуть на маэстро. Он и фрау Людвига были в тех же позах, воплощая собой страдание и любовь.
«Вычеркиваем из списка второго», — подумала она.
9 Зальцбург, Австрия
Ей принесли кофейник, два рогалика, масло, джем и самое главное — свежий номер «Интернэшнл геральд трибюн». Стефани раздвинула шторы. Бледное утреннее солнце разогнало остатки все еще царившего в комнате ночного сумрака.
Прихлебывая горячий кофе, она пыталась сосредоточиться на чтении новостей.
Однако сконцентрироваться не удавалось. Стефани задумчиво хмурилась, глядя в пространство. Ей не давал покоя вчерашний телефонный разговор с Сэмми.
Логики не было. Сэмми сказал, что Винетт умерла от передозировки наркотиков. «Но женщина, говорившая со мной по телефону, совершенно не производила впечатление накачанной наркотиками», — думала Стефани.
Стефани нетерпеливо вскочила и начала вышагивать по комнате. Вытянув перед собой руки, она стала играть в старую детскую игру: «Сорока-воровка, кашку варила, деток кормила…»
Деток!
Стефани хлопнула в ладоши.
Ну конечно! Дети!
Но только не просто дети.
Пропавшиедети!
Она еще быстрее зашагала по комнате. Мысли кружились, словно в шаманском танце.
Винетт Джонс разыскивала своего ребенка — ребенка, «утерянного» вашингтонским отделением ПД.
Стефани чувствовала, как прыгало сердце, как яростно бился пульс. Теперь она уже металась по комнате, как тигрица в клетке.
Винетт Джонс разыскивала своего ребенка.
Винетт Джонс убили. Ее не просто убили. Ее заставили замолчать!
— Боже мой! — воскликнула Стефани, внезапно резко остановившись.
Но почему надо было заставить Винетт Джонс замолчать? Из-за пропавшего ребенка?
Стефани снова зашагала по комнате. Журналистское чутье говорило ей, что она не ошибается и смерть Винетт как-то связана с ПД.
Но нужны были доказательства. Да, это будет труднее. Не говоря уж о еще двух задачках, которые ей предстояло разрешить.
Во-первых, что привело в ПД ее деда?
Этот вопрос неотступно мучил после разговора с Винетт, и ей до сих пор так и не удалось найти мало-мальски приемлемого объяснения. В записках деда ПД не упоминалась. Уж не потому ли, что его привела туда абсолютно новая информация, полученная в последние дни, и он просто не успел ничего записать?
Может быть, и его убили, как Винетт Джонс, чтобы заставить замолчать? Чтобы он не предал гласности… что? Что Лили Шнайдер жива? Или что-то связанное с ПД?
И здесь возникал второй вопрос, на который она не находила ответа. Какая существует связь между Лили Шнайдер и ПД?
А такая связь должна быть. Стефани прекрасно знала привычки своего деда; он всегда занимался толькоодной темой, с настойчивостью ищейки выискивая все к ней относящееся.
Но какая связь между этой оперной дивой и некоммерческим агентством ПД?
При звуке телефонного звонка Стефани вздрогнула.
— Ну как поживает моя детка? — спросил Сэмми.
— Честно говоря, уже давно проснулась. Взяв телефон, она уселась в кресло поудобнее.
— Кстати, в настоящий момент я кое о чем размышляю.
— Винетт Джонс?
— Да. Почему-то я не верю в «передозировку наркотиков».
— Я тоже не верю, детка.
— Так что, по-моему, ее убили… или заставили замолчать, называй как хочешь, — потому что она поднимала слишком много шума по поводу своего пропавшего ребенка.
— Возможно, — осторожно ответил Сэмми. Стефани взяла телефон и переместилась к окну.
Вдалеке, за оранжевыми крышами, сияли на солнце церковные купола, освещая отраженным светом стены окружающих домов. На маленькой улице внизу туристы, вооруженные фотоаппаратами и видеокамерами, уже приступили к своим обычным занятиям.
— И если хочешь знать мое мнение, — продолжала Стефани, — в случае с Винетт наркотики значительно лучше убивают, чем пули. Не просто убить, а еще и так запутать полицию, чтобы никому в голову не пришло разыскивать убийцу. — Стефани помолчала. — Ну, что скажешь?
Сэмми тоже помолчал и ответил:
— Мне очень неприятно это говорить, детка, но, по-моему, в твоих рассуждениях есть доля истины.
— Да, — вздохнула Стефани. — Но беда в том, что, как я ни стараюсь, я не могу найти связи между Лили Шнайдер, дедушкой, ПД, Винетт и ее пропавшим ребенком. Но она должна быть, эта связь! Должна! — Стефани понизила голос: — Я думаю, дядя Сэмми…