Жиголо, или 100 мужчин для безупречной блондинки, стр. 39
– Тоже хорошо… Тебе ничего не нужно?
– В каком смысле?
– Ну, может быть, чем-то помочь… Или деньги.
– Нет, вроде бы ничего. У меня все в порядке. Она выжидательно замолчала. Анатолий растерялся. Наверное, он думал, что жена начнет либо плакать, либо ехидно спрашивать, например, о той же Валечке. Но Карина держалась с ним, как добрый друг.
– Я звонил детям. Завтра встречаюсь с Катенькой. Ей нужно платье к новому учебному году, я решил ей подарить.
– Ты ее особо не поощряй. Рано ей еще носить дизайнерскую одежду.
– Не хочешь к нам присоединиться?
– Спасибо, подумаю. Но, наверное, завтра не получится. У меня косметолог.
– Тогда, может быть, в другой раз?
– Да, с удовольствием. У тебя самого-то все нормально?
– Вроде бы да.
– Тогда, с твоего позволения, я отсоединюсь. Мне завтра рано вставать, – соврала Карина.
– Да, конечно… Кара, я вот что сказать хотел. Ты на меня зла не держи. Я запутался… Можно, я тебе еще на этой неделе позвоню?
– Конечно! Звони, когда захочешь! С удовольствием уделю тебе внимание!
– Кара… А ты не пьяная? – вдруг ошарашенно спросил он.
Карина искоса взглянула на полупустую бутылку «Мерло», одиноко возвышающуюся на кофейном столике. «Мерло» и два бокала, на одном – бледный отпечаток ее перламутровой губной помады. А из другого пил Арсений. Пил он мало и осторожно. Когда он ушел, Карина допила из его бокала вино, она прикасалась губами к стеклу, еще хранившему тепло его губ – и это тоже был поцелуй.
– Трезва как стеклышко! – сказала она отчего-то Зойкиным тоном.
– Карина, не надо. Я все понимаю, ты в непростом положении… Но надо найти какой-то выход. Это из-за меня, да?
– О чем ты, Толя? У меня было свидание, конечно, я выпила два бокала. Или три, не помню. Это не значит, что я пьяна.
– Карочка, не ври! Хочешь, я приеду?
– Зачем? – удивилась она.
– Ну… поддержать тебя. Кара, прости, я несу чушь и сам себя не контролирую. Конечно, сейчас я приехать не смогу. А вот завтра… Может быть, завтра вечером?
– Я занята. У меня свидание, – сказала она, подумав, что, если станет совсем тоскливо, завтра она тоже может позвать в гости платного Арсения.
– Да хватит мне врать! – Анатолий не выдержал, вспылил. Таким она его знала, горячим. Ей всегда нравилось, что Толя такой страстный. Хотя иногда он бросал ей в лицо какие-то обвинения, о которых потом жалел. Она привыкла не воспринимать эти вспышки всерьез. – Никакого свидания у тебя нет и быть не может!
– Это еще почему? Если ты живешь с женщиной, то почему и у меня не может быть своей личной жизни?
– Потому что я мужик! Мужик в пятьдесят лет еще боевой конь! А женщина… Ладно, Карина, прости, я погорячился.
Ей стало смешно.
– А женщина – отработанный материал. Это ты хочешь сказать?
– Вовсе нет. Ты отлично выглядишь, Кара, но все-таки… Ты однолюб. Думаешь, я этого не знаю? Однолюб. Поэтому никакого свидания у тебя не было… Извини.
– За что? – усмехнулась Карина. – Это ты меня извини, Толь, но мне и правда пора спать. Было приятно тебя услышать. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – неохотно попрощался он. Ну вот, тот, кто любил ее почти тридцать лет, теперь записывает ее в старухи. Неужели это симптом? Может быть, она сама уже настолько привыкла к зеркальному отражению, что оно продолжает казаться ей красивым? Ну а как же беспристрастная кинопленка? Неужели все дело в грамотно поставленном свете? Да, если уж Толя назвал ее старухой, то что же должен был подумать о ней Арсений…
Арсений думал: а она красавица, эта странная Карина. На экране она выглядит совсем по-другому. Экранная Карина Дрозд принадлежит к типу дамочек, которых он терпеть не может. Заносчивая леди, самовлюбленная дрянь. Уверенная в своей красоте, богатая, властная, сильная… В жизни она совсем не такая. Она показалась ему мягкой и скромной – ну, насколько скромной вообще может быть кинозвезда. У нее было интересное лицо – ее черты чуть заострились с годами, лоб прорезан тонкими, как волоски, морщинками. Под глазами наметилась тень, но она, пожалуй, делает взгляд еще более выразительным. И потом, эта вежливость, эта русская робость. Современные русские красавицы нагловаты и хамоваты, Арсения не всегда привлекали «аленушки», похожие на классических героинь. В Сибири такую девушку еще можно повстречать, а вот в Москве – весьма проблематично. Московские красотки иногда казались ему ненатуральными – феминизированные, американизированные (или европеизированные, что лучше, но ненамного), стремящиеся все к одному и тому же идеалу. Автозагаром намазанные, гладко проэпилированные, умело накрашенные, где надо, подкачанные – и все же никакие. Девушки на одну ночь. Даже Вероника, его Вероника, которую он вроде бы любил, даже она – всего лишь одна из них.
А тут – островок естественности в самом логове силиконово-гелево-пергидрольного мирка. Арсения не удивило бы, если бы всеми этими качествами обладала горничная известной актрисы, но сама Карина Дрозд… А как она смутилась, когда услышала какую-то банальность о красивых, кажется, руках (руки у нее, кстати, действительно красивые)! А как она суетилась, подливая ему кофе, а как она предложила разогреть для него пирог!
Неожиданно для себя самого Арсений почувствовал, что возбужден.
– Что за черт!
Он подкрутил ручку автомагнитолы, но громкий джаз лишь усугубил смутное желание. Арсению срочно нужна была женщина.
«Интересно, а что бы сказала эта Карина, если бы я начал к ней приставать?.. Наверное, запустила бы мне в рожу тарелкой со своим хваленым пирогом!.. И все же почему я не могу об этом не думать?»
Глава 11
Пятидесятилетнюю женщину воскресным утром лучше не беспокоить. Пусть она и красавица, пусть и моложава до такой степени, что внушает оптимизм дамам, с ужасом высматривающим первую морщинку. Как бы то ни было, сто шансов к одному, что воскресным утром вы обнаружите ее в бигуди и с заспанным лицом, лоснящимся от жирного крема.
По воскресеньям Карина Дрозд расслаблялась в блаженном одиночестве. Сама она называла это «кусочек кайфа». Всю неделю она обязана быть подтянутой улыбчивой красоткой, раздавать автографы и интервью. А в воскресенье можно, наконец, стать и самой собой – никаких утягивающих корсетов и туши на ресницах. Карина спала до полудня, потом еще пару часов валялась в постели, бездумно просматривая однообразный телевизионный ассортимент. Потом нехотя выползала из нежного одеяльного плена, пила кофе с сахаром (тоже роскошь!), размораживала тортик. Она всю жизнь с непримиримостью отчаянного вояки боролась с лишним весом, можно же на один-единственный день забыть о том, что от сладкого не худеют?
Что дальше по программе? Ясное дело, что никаких физических упражнений. Нет, после азартного уничтожения торта Карина наполняла ванную, влив в воду чуть ли не полфлакона ароматического масла бергамота. Рюмочка бейлиз, пенная вода, из которой только лицо да коленки торчат, гидромассаж. Потом можно посмотреть какое-нибудь кино или бездумно почитать что-нибудь, не требующее особых умственных затрат. Детективчик свежий или любовный роман. Потом обязательный созвон с Зоей. А там уж и до возвращения в постель недалеко.
В тот день воскресный кайф был грубо нарушен на стадии размораживания тортика. В дверь позвонили это была полная неожиданность; Карина даже вздрогнула, настолько привыкла она к вынужденному одиночеству. Дети приезжали редко, домработница приходила только по вторникам и четвергам, зато Зойка бывала чуть ли не каждый день, но она не очень-то любила домашние посиделки и все время норовила вытащить Карину в город, в один из модных баров или летних кафе.
Неприятное предчувствие колким морским ежиком заворочалось в районе солнечного сплетения. Карина сразу поняла – это же Анатолий пришел. Кто еще, как не он. И, надо сказать, время для визита он выбрал не лучшее. Мало того что она выглядит, как обычная домохозяйка (выгодный контраст с длинноногой Валечкой в пользу последней), так еще у нее нет и выработанной стратегии поведения. Что ей делать, если он опять заведет свою песню – мол, запутался я, решайте все за меня сами. И что тогда? Поощрить его остаться или гордо выгнать? В первом случае она наконец порвет в клочья заплесневевшее одиночество. Зато во втором продемонстрирует железный характер.