Подарок наблюдающим диковинки городов и чудеса путешествий, стр. 22

Я поехал вместе с кади навестить эмира. Мы прибыли к нему домой и прошли в обширное приемное помещение (мишвар),большинство покоев которого были деревянные. Затем мы вошли в малый зал с деревянным инкрустированным куполом; стены в нем были обиты разноцветным сукном, а потолок — златотканым шелком. Эмир сидел на шелковой постели; ноги его были укутаны по причине подагры. Эта болезнь распространена среди тюрок.

Я приветствовал эмира, и он усадил меня рядом с собой. Сели также кади и факихи. Эмир расспрашивал меня о своем повелителе, царе Мухаммад Узбеке, о хатун Байалун [45]— о ее отце и о городе Константинополе. Я рассказал ему обо всем этом. Затем были принесены подносы с угощениями: жареные куры, журавли и молодые голуби, пирожки, замешанные на масле, называемые кулича,печенье и разные сладости. Принесли еще другие подносы, на которых были фрукты — очищенные гранатовые зернышки в золотых и серебряных сосудах с золотыми ложками, а часть — в иракских стеклянных сосудах [46]с деревянными ложками, виноград и удивительные дыни.

У этого эмира было принято, чтобы кади приходил каждый день в его приемную и садился на место, отведенное для него, а вместе с ним факихи и писцы. Напротив него садился один из главных эмиров и с ним восемь старших тюркских эмиров и шейхов, называемых йаргуджи. [47]Люди обращаются к ним с тяжбами. Если дело относится к шариатским, то по ним решение выносит кади, а по другим делам выносят решение эти эмиры. Их решения точны, справедливы, потому что их не заподозрят в пристрастии и они не берут взяток.

Мы вернулись в медресе, после того как были приняты эмиром, и он послал нам рис, муку, овец, масло, разные приправы и вязанки дров. Во всей этой стране не знают угля, так же как в Индии, Хорасане и Персии. Но в Китае используют для топлива камень (т. е. каменный уголь. — Н. И.),который горит, словно древесный уголь, и потом, когда превращается в золу, ее замешивают с водой, сушат на солнце и готовят на этом топливе до тех пор, пока оно совсем не исчезнет. [48]

Рассказ о достоинствах этого кади и эмира

В одну из пятниц я молился, как обычно, в мечети кади Абу-Хафса, и он сказал мне: «Эмир приказал дать тебе пятьсот дирхемов и устроить угощение, на которое будет израсходовано еще пятьсот дирхемов. На нем будут присутствовать шейхи, факихи и знатные лица. Когда эмир приказал это, я сказал ему: "О эмир, ты устроишь угощение, присутствующие на котором съедят по куску или по два; если же ты отдашь ему все эти деньги, это будет для него гораздо полезней". Он сказал: "Я так и сделаю". И назначил тебе тысячу дирхемов полностью». Затем эмир послал в сопровождении своего имама Шамс ад-Дина ас-Синджари деньги в мешке, который принес его слуга. Стоимость этих дирхемов на магрибское золото равняется тремстам динарам. [49]

В тот день я купил вороного коня за тридцать пять динаров и поехал на нем в мечеть. Я отдал его цену из той же тысячи. После этого у меня стало много коней. Число моих коней достигло такой цифры, которую я не называю, чтобы не солгать. Число лошадей у меня продолжало возрастать до тех пор, пока я не прибыл в Индию. У меня было много лошадей, но я предпочитал этого коня, ухаживал за ним и привязывал впереди всех лошадей. Он был у меня три года, а когда пал, я был сильно огорчен.

Жена кади — хатун Джиджа-ага послала мне сто динаров денег. Ее сестра Турабек, жена эмира, устроила пиршество, на которое пригласила факихов и знатных людей города. Этот пир был устроен в построенной ею завии, где кормили приезжавших и уезжавших. Она послала мне соболью шубу и хорошего коня. Она лучшая, праведнейшая и щедрейшая женщина. Аллах да вознаградит ее добром.

Рассказ

Покинув пиршество, устроенное в мою честь этой знатной госпожой, я вышел из завии и в дверях повстречал женщину, одетую в поношенное платье. Голова у нее была закрыта чадрой, с ней были женщины, числа которых я не помню. Она приветствовала меня, на что я ответил, не останавливаясь и не обращая внимания на нее. Когда я был уже на улице, меня догнал кто-то из бывших при этом людей и сказал: «Женщина, которая приветствовала тебя, и есть Турабек-хатун». Я устыдился, услышав эти слова, и хотел вернуться к ней, но узнал, что она уже ушла. Я передал ей привет через одного из ее слуг и извинился за то, что не узнал ее.

Хорезмская дыня

Как на востоке, так и на западе [50]мира нет дынь, подобных хорезмским, за исключением бухарской, за которой следует исфаханская дыня. Кожа ее зеленая, мякоть красная, очень сладкая и при этом твердая. Удивительно, что ее разрезают на куски, сушат на солнце и кладут в корзины, как у нас делают с сушеными фигами (шариха)и малагским инжиром, [51]и везут из Хорезма в дальние города Индии и Китая. Среди всех сушеных фруктов нет лучше ее. Во время моего пребывания в индийском городе Дели, когда прибывали путешественники, я посылал кого-нибудь к ним купить мне сушеной дыни. Царь Индии, если ему привозили даже немного ее, присылал мне, так как знал мое пристрастие к ней. Он имел привычку угощать чужеземцев плодами своей страны и этим выказывал свою заботу о них.

Благородный купец

Из города Сара до Хорезма меня сопровождал шарифиз жителей города Кербелы [52]по имени Али ибн Мансур. А был он из купцов. Я обычно просил его купить мне одежду и другие вещи. Он покупал мне одежду за десять динаров, а мне говорил: «Я купил ее за восемь». Таким образом он получал с меня восемь, приплатив два динара из своих денег, а я не знал этого, пока людская молва не осведомила меня. Так он дал мне взаймы некоторое количество динаров. Когда же эмир Хорезма одарил меня, я вернул этому купцу то, что он одолжил мне. Я хотел отблагодарить его в ответ на его добрые поступки, но он отказался и заклинал меня, чтобы я не делал этого. Тогда я решил вознаградить его слугу по имени Кафур, но он заклинал меня, чтобы я и этого не делал. Этот человек был самым щедрым из иракцев, которых я встречал. Он решил отправиться со мной в Индию. В это время группа его земляков прибыла в Хорезм, намереваясь совершить путешествие в Китай, и он собрался ехать с ними. Я напомнил ему о том, что он хотел поехать со мной, на что шарифответил: «Это мои земляки, которые вернутся к моей семье и родственникам и скажут, что я поехал в Индию за чужой счет, как нищий. Это будет позором для меня, и я не сделаю этого». И он поехал в Китай.

Прибыв в Индию, я узнал, что он достиг города Алмалыка, [53]а это конец земель правителя [54]Мавераннахра [55]и начало Китая. Он остановился там и послал своего слугу со всеми товарами. Слуга запоздал с возвращением, а в это время из его страны приехал в Алмалык некий купец и остановился на постоялом дворе [56]с ним. Шариф попросил у него взаймы денег, пока не вернется его слуга. Купец отказал ему в этом, а потом он еще хуже поступил с шарифом: не давая ему опомниться, наказал, чтобы с него брали большую плату за помещение на постоялом дворе. Шариф, узнав об этом, был вне себя от горя, он вошел в свою комнату и зарезался. Его застали, когда он был еще жив. Заподозрили в убийстве его слугу, но купец сказал: «Не поступайте с ним несправедливо, я сам сделал это с собой», и он скончался в тот же день, да простит его Аллах! Этот шариф мне рассказывал о себе, что однажды взял взаймы у одного дамасского купца шесть тысяч дирхемов. Купец встретил его в городе Хаме [57]в Сирии и потребовал свои деньги, а он уже продал в кредит товары, купленные на те деньги. От стыда перед владельцем тех денег он вошел в дом, привязал свою чалму к потолку и хотел повеситься, но ему было суждено умереть позже — он вспомнил своего друга, ростовщика, направился к нему и рассказал ему о своем деле. Тот дал ему взаймы деньги, которые он и возвратил купцу.