Музыка горячей воды, стр. 8
– А говорят, Демпси в перчатки себе цемент или гипс заливал. Говорят, в воде отмачивал, а потом застывали – потому-то он Уилларду так и надавал,- сказал Монах.
– Это, блядь, неправда,- сказала дамочка.- Я там была, я видела эти перчатки.
– По-моему, ты ненормальная,- сказал Монах.
– Про Жанну д’Арк тоже говорили, что ненормальная,- ответила дамочка.
– Ты, небось, и ее на костре видала,- сказал Монах.
– Ну да,- ответила дамочка.- Видала.
– Херня.
– Она горела. Я сама видела. Такой ужас – и так красиво.
– Что тут красивого?
– Как горела. Сначала ноги. Будто там у нее гнездо красных змей – они ей по ногам поползли наверх, а потом – как пылающий красный полог такой, а она лицо запрокинула, и горелым телом запахло, а она была еще жива, но не кричала. Губы шевелились, и молилась она, но так и не закричала.
– Херня,- повторил Монах.- Любой бы закричал.
– Нет,- ответила дамочка,- любой бы не закричал. Люди разные бывают.
– Тело есть тело, а боль есть боль,- сказал Монах.
– Ты недооцениваешь дух человеческий,- сказала дамочка.
– Ну да,- подтвердил Монах. Дама открыла сумочку.
– Вот, я тебе кой-чего покажу.- Она вытащила книжку спичек, чиркнула и раскрыла левую ладонь. Под ладонью подержала спичку – та горела, пока не погасла. Разнесся сладковатый запах горелой плоти.
– Неплохо,- сказал Монах,- но это ж не все тело.
– Неважно,- сказала дамочка. – Принцип тот же.
– Нет,- ответил Монах.- Разница все же есть.
– Фигня,- сказала дамочка. Встала и поднесла зажженную спичку к подолу своего лавандового платья. Материя была тонкая, почти прозрачная, и языки пламени облизали ей ноги, поползли к талии.
– Господи ты боже,- сказал Монах.- Ты чего делаешь?
– Доказываю принцип,- ответила дамочка. Огонь поднимался. Монах соскочил с табурета
и повалил даму на пол. Он катал ее туда и сюда, бил по платью руками. Затем огонь погас. Дамочка взобралась на табурет и опять уселась. Монах сел рядом, его трясло. Подошел бармен. В чистой белой рубашке, черном жилете, с бабочкой и в синих брюках в белую полоску.
– Извини, Мод,- сказал он дамочке,- но тебе пора. На сегодня хватит.
– Ладно, Билли,- ответила она, допила, встала и вышла. А перед уходом попрощалась с чмырем в углу бара.
– Боже,- произнес Монах.- Она просто что-то с чем-то.
– Опять в Жанну д’Арк играла? – спросил бармен.
– Ч-черт, да вы же сами видели, нет?
– Нет, я с Луи вон разговаривал.- Бармен показал на чмыря в углу.
– А я думал, вы где-то наверху, за проволочки дергаете.
– За какие проволочки?
– Проволочки скелета.
– Какого скелета? – спросил бармен.
– Да ладно вам,- сказал Монах,- хватит мне тут вешать.
– Вы о чем это?
– Нас скелет обслуживал. И даже с Мод танцевал.
– Я тут весь вечер работаю, мужик,- сказал бармен.
– Я сказал, хватит мне вешать!
– Ничего я вам не вешаю,- ответил бармен. Повернулся к чмырю в углу.- Эй, Луи, ты тут скелета видал?
– Скелета? – ответил Луи.- Че ты мелешь?
– Скажи этому человеку, что я за стойкой весь вечер простоял,- сказал бармен.
– Билли весь вечер, мужик. И никаких скелетов мы не видали.
– Дайте мне тогда еще скотча со льдом,- сказал Монах.- И я пошел отсюда.
Бармен принес скотча со льдом. Монах выпил и пошел оттуда.
Мир отвратителен
Я ехал по Сансету как-то поздно вечером, остановился у светофора и на автобусной остановке увидел эту крашеную рыжую с грубым и загубленным лицом – напудренным, накрашенным, оно говорило: «Вот что с нами делает жизнь». Я представил ее пьяной – орет через всю комнату на какого-нибудь мужика – и порадовался, что этот мужик – не я. Она увидела, что я на нее смотрю, помахала:
– Эй, подбросишь?
– Ладно,- ответил я, и она перебежала две полосы, чтобы сесть ко мне.
Мы поехали, она чуть заголила ногу. Неплохо. Я рулил, ничего ей не говоря.
– Я хочу на Альварадо,- сказала она.
Я так и думал. Там они все и собираются. От перекрестка с Восьмой и дальше в барах за парком и за углами – до самых подножий холмов. Я в этих барах много лет просидел – знал, что почем. Девушкам по большинству просто хотелось выпить, где-то отдохнуть. В этих темных барах они и на вид вроде ничего. Подъехали к Альварадо.
– Можно пятьдесят центов? – попросила она. Я достал два квортера.
– За это,- сказал я,- тебя хотя бы помацать надо.
Она рассмеялась:
– Валяй.
Я задрал ей повыше платье и слегка пощипал там, где заканчивались чулки. Чуть не сказал: «Блин, давай возьмем квинту и завалимся ко мне». Видел уже, как пронзаю это щуплое тело, слышал скрип пружин. А потом она бы сидела в кресле, материлась, болтала и смеялась. Я пас. Она вышла на Альварадо, а я смотрел, как она переходит дорогу и пытается вилять задницей, словно в ней и впрямь что-то есть. Я поехал дальше. Я задолжал штату 606 долларов подоходного. Жопку время от времени приходится пропускать мимо.
Машину я поставил возле «Китайца», зашел и взял миску куриного вон-тона. Справа от меня сидел парень без левого уха. Просто дырка в голове – грязная дырка, а вокруг много волос. Никакого уха. Я заглянул ему в эту дырку, затем вернулся к вон-тону. Дрянь какая-то, а не еда. Тут вошел еще один парень, сел от меня слева. Бродяга. Заказал чашку кофе. Посмотрел на меня.
– Здорово, Алкаш,- сказал он.
– Здорово,- ответил я.
– Это меня все Алкашом зовут, вот я и решил тебя так назвать.
– Нормально. Им я раньше и был. Он помешал в чашке.
– Вот эти пузырики на кофе. Вот эти. Мамаша говорила, это значит, что ко мне деньги придут. А ничего не пришло.
Мамаша? У этого типа когда-то была мамаша?
Я доел миску и оставил их там – и безухого, и бродягу, что рассматривал пузырики в кофе.
«Ну и вечерок складывается. Хотя что еще может произойти?» – подумал я. И ошибся.
Я решил перейти Аламеду за марками. Движение было сильное, им управлял молоденький регулировщик. Затевалась катавасия. Молодой человек передо мной все время орал регулировщику:
– Ну давай, пропусти уже нас – какого черта? Мы и так уже целую вечность тут стоим! – Но регулировщик махал и дальше машинам.- Давай же, да что с тобой такое? – надсаживался парнишка.
Чокнутый, должно быть, подумал я. Симпатичный вроде, молодой, крупный – футов шесть с гаком, фунтов двести весу. В белой футболке. Нос великоват. Пива хлебнул наверняка, но не вдрабадан напился. Тут регулировщик дунул в свисток и показал, чтобы люди проходили. Паренек шагнул на мостовую.
– Ладно, пошли все, теперь можно, переходить безопасно*. – Это ты так думаешь, малец, подумал я.
Парнишка размахивал руками.- Пошли уже, народ!
Я шел сразу за ним. И увидел, какое лицо у регулировщика. Оно очень побелело. У него сощурились глаза. Регулировщик был низенький, кряжистый, молодой. И он направился к парнишке. Ох господи, вот и начинается. Парнишка заметил, что регулировщик к нему идет.
– Не ТРОГАЙ меня! Не смей меня ТРОГАТЬ!
Регулировщик схватил его за правое плечо, что-то сказал, попробовал отвести обратно на тротуар. Парнишка вывернулся и зашагал прочь. Регулировщик побежал за ним, завернул ему руку за спину. Парнишка вырвался, и они принялись кружить и меситься. По тротуару шаркали ноги. Люди стояли и смотрели издалека. Я был совсем рядом. Несколько раз пришлось даже отойти. Ну вот о чем я думал, а? Они боролись на тротуаре. У регулировщика слетела фуражка. Тут я занервничал. Регулировщик без фуражки совсем не походил на полицейского, но у него оставались дубинка и пистолет. Парнишка опять вырвался и побежал. Регулировщик прыгнул на него со спины, рукой перехватил ему шею и попробовал загнуть назад, но парнишка крепко стоял на ногах. А потом оторвался. Наконец регулировщик прижал его к железному ограждению парковки у заправки «Стандарта». Белый парнишка, и регулировщик тоже белый. Я глянул через дорогу и увидел пятерых черных – они ухмылялись и наблюдали. Выстроившись под стеночкой. Регулировщик опять надел фуражку – теперь он вел парнишку по улице к телефону.