Музыка горячей воды, стр. 33
– Да-да…
Человечек сунул руку в карман, и в этот миг Лесли дал ему коленом в промежность. Человечек хрюкнул и согнулся, а Лесли двинул ему кулаком за ухо. Когда тот упал, Лесли опустился на колени и перекатил его, вытащил нож и под холодным лунным светом Восточного Голливуда перерезал человечку глотку.
Все это было очень странно. Будто в полузабытом сне. Лесли не очень соображал, взаправду это происходит или же нет. Кровь сначала вроде как сомневалась – была лишь глубокая рана,- а потом хлынула. В отвращении Лесли отпрянул. Встал, отошел. Потом вернулся, сунул руку человечку в карман, нашел книжку спичек, выпрямился, закурил и пошел по улице к своей квартире. Лесли вечно не хватало спичек – людям, наверно, вообще спичек недостает. Спичек и шариковых ручек…
Лесли сел, налив себе скотча с водой. По радио передавали Коупленда*. Что ж, Коупленд не фонтан, но всяко лучше Синатры. Дают – бери, бьют – беги. Так ему всегда старик говорил. Ну и на хуй старика. На хуй всех ебанутых христосиков. И Билли Грэма** тоже на хую вертеть его заскорузлым выхлопом.
* Джордж Коупленд (1882-1971) – американский классический пианист, пропагандист творчества Клода Дебюсси.
** Уильям Фрэнклин Грэм (р. 1918) – американский христианский евангелист и телепроповедник.
В дверь постучали. Пришел Сынок – светловолосый парнишка, живший через двор от Лесли. Сынок был наполовину человек, наполовину елдак, и ему было непросто. У большинства крупнохуих возникают сложности, когда ебля окончена. Однако Сынок был приятнее прочих: мягкий, нежный, мозги тоже есть. А иногда и острил удачно.
– Слышь, Лесли, я хочу с тобой несколько минут поговорить.
– Валяй. Но, блядь, я устал. Весь день был на скачках.
– Скверно, а?
– Когда вернулся потом на стоянку, обнаружил, что какой-то сукин сын выбирался оттуда и ободрал мне бампер. Та же самая тупая срань, снова и снова, понимаешь?
– А с лошадками как?
– Выиграл двести восемьдесят долларов. Но устал.
– Ладно, я ненадолго.
– Хорошо. Что такое? Старуха? Чего ты ей не пропишешь по первое число? Обоим же станет лучше.
– Не, со старухой порядок. Просто… блядь, не знаю. Все, понимаешь? Вообще, по-моему, никуда приткнуться не могу. Начать даже не выходит. Все заперто. Все карты разобрали.
– Ешь, нашел чем удивить. Жизнь – игра в одни ворота. Но тебе же всего двадцать семь, может, еще повезет как-то.
– А ты что делал в моем возрасте?
– Мне тогда было хуже, чем тебе сейчас. По ночам я обычно валялся в темноте, пьяный, на улице, все рассчитывал, что меня кто-нибудь переедет. Не повезло.
– А другого способа не мог придумать?
– Это труднее всего – прикидывать, какой сделать первый шаг.
– Ну. До того все никчемное…
– Мы прикончили Сына Божьего. Думаешь, Ублюдок нас простит? Может, я и спятил, но уверен, что Он – ни за что!
– Вот ты тут сидишь в драном халате, почти всегда пьяный, но здравого в тебе больше, чем во всех моих знакомых.
– Эге, а мне нравится. У тебя много знакомых? Сынок только пожал плечами.
– Я вот чего: выход-то есть? Хоть какой-нибудь?
– Выхода, детка, нет. Мозгоправы советуют заняться шахматами, собирать марки или играть на бильярде. Что угодно, лишь бы о важных вопросах не думать.
– В шахматы скучно.
– Все скучно. Никуда не денешься. Знаешь, в старину бичи себе на руках вышивку делали: «РОЖДЕН ПОДОХНУТЬ». Хоть и слюняво, но в этом главная мудрость.
– А теперь бы что накалывали?
– Не знаю. Вероятно, что-нибудь вроде «БОГ ПРОСТАТИТ».
– Без Бога нам никак, а?
– Может, это Ему без нас никак.
– Лана, слышь, с тобой всегда приятно побазарить. Мне всегда легчает.
– В любое время, детка.
Сынок встал, открыл дверь, закрыл ее и пропал. Лесли начислил себе еще скотча. Ну что, «Лос-Анджелесские Бараны» объявили набор в защиту. Недурной ход. Все в жизни эволюционирует к ЗАЩИТЕ. Железный занавес, железный разум, железная жизнь. Какой-нибудь по-настоящему крутой тренер наконец даст по мячу с рук, как только мяч попадет к его команде, и после этого уже никогда не проиграет.
Лесли допил скотч, стянул штаны и почесал задницу, поглубже закопавшись в нее пальцами. Лечат себе геморрой, придурки. Когда рядом больше никого, это всяко лучше одиночества. Лесли налил себе еще. Зазвонил телефон.
– Алло?
Звонила Фрэнсин. Она любила производить на него впечатление. Фрэнсин полагала, что производит. Но тосклива она была, как слон. Лесли часто думал, какой он добрый, раз позволяет ей нагонять на него такую тоску. Любой другой на его месте швырнул бы трубку, как нож гильотины.
Кто там эту прекрасную статью про гильотину написал? Камю? Да, Камю. Камю – тоже тоска. Но статья про гильотину и «Посторонний» – исключения.
– Я сегодня обедала в отеле «Беверли-Хиллз»,- сообщила Фрэнсин.- Одна за столиком. Салат заказала и выпить. Там был Дастин Хоффман и еще какие-то кинозвезды. Я разговаривала с соседями, они улыбались и кивали, за всеми столами сплошь кивки и улыбки, желтенькие личики везде, как нарциссы. Я говорила, а они всё улыбались. Думали, я чокнутая и, чтоб от меня избавиться, нужно улыбаться. И все больше нервничали. Ты понимаешь?
– Конечно.
– Я думала, тебе это будет интересно.
– Нуда…
– Ты один? Хочешь общества?
– Я правда сегодня очень устал, Фрэнсин.
Немного погодя Фрэнсин повесила трубку. Лесли разделся, опять почесал жопу и зашел в ванную. Погонял нить меж нескольких оставшихся зубов. Какое уродство – вот эти остатки. Надо молотком повышибать. Сколько дрался по закоулкам – и передние зубы уцелели. Ну, в конечном итоге все исчезнет. Пропадет. Лесли выдавил пасты «Крест» на электрическую щетку и попробовал еще немного потянуть время.
Потом он долго сидел на кровати с последним скотчем и сигаретой. По крайней мере, есть чем заняться, пока ждешь, как оно все обернется. Он посмотрел на книжку спичек в руке и вдруг понял, что это ее он забрал у человечка с арбузной дыней. От этой мысли он вздрогнул. Было на самом деле или нет? Он смотрел на спички и не понимал. Сверху на них было напечатано:
1000 ИНДИВИДУАЛЬНЫХ ЭТИКЕТОК С ВАШИМ ИМЕНЕМ И АДРЕСОМ ВСЕГО ЗА 1 ДОЛЛАР
Ну что, подумал Лесли, вроде выгодное предложение.
Услуга Дону
Я перекатился по кровати и снял трубку. Звонила Люси Сэндерз. Знакомы с ней мы были года два-три, сексуально – три месяца. И только что разбежались. Она всем рассказывала, что бросила меня, потому что я пьянь, а на самом деле это я ушел от нее к своей прежней подружке.
Она переживала тяжело. Я решил к ней приехать и объяснить, почему мне было необходимо от нее уйти. В учебниках это называется «спускать с крючка полегче». Мне хотелось быть славным парнем. Когда приехал, дверь мне открыла ее подруга.
– Тебе какого хера надо?
– Я хочу спустить Люси с крючка полегче.
– Она в спальне.
Я вошел. Люси лежала на кровати, пьяная, в одних трусиках. Выпила почти всю пинту скотча. На полу стоял горшок, в который она блевала.
– Люси,- сказал я. Она повернула голову.
– Это ты – ты вернулся! Я знала, что ты не останешься с этой сукой.
– Секундочку, малышка, я просто пришел тебе объяснить, почему я тебя бросил. Я славный парень. Я решил объяснить.
– Сволочь ты. Ты ужасный человек!
Я сел на край кровати, снял с изголовья бутылку и хорошенько глотнул.
– Спасибо. В общем, ты знала, что Лилли я любил. Знала, даже пока я жил с тобой. У нас с ней – взаимопонимание.
– Но ты же говорил, что она тебя убивает!
– Для пущего эффекта. Люди разбегаются и сходятся все время. Таков процесс.
– Я тебя взяла к себе. Я тебя спасла.
– Я знаю. Ты спасла меня для Лилли.
– Сволочь ты, не разбираешься в хороших женщинах, а я – вот же она!
Люси перегнулась через край кровати и стошнила.
Я допил скотч.
– Не надо тебе это пить. Отрава. Она приподнялась.