Музыка горячей воды, стр. 19
Джо опять сел за машинку. Неплохо пошло. Он добрался до середины страницы и тут услышал шаги. Затем постучали. Джо открыл дверь.
Два пацана совсем. Один чернобородый, второй гладко выбрит.
Бородатый пацан сказал:
– Я вас видал на последнем вечере.
– Заходите,- сказал Джо.
Они зашли. Приволокли шесть бутылок импортного пива – зеленых бутылок.
– Принесу открывашку,- сказал Джо. Посидели, пиво пососали.
– Хороший был вечер,- сказал бородатый пацан.
– А кто на вас больше всего повлиял? – спросил безбородый.
– Джефферз. Длинные поэмы. «Тамар», «Чалый жеребец». И так далее.
– А новые писатели вас интересуют?
– Нет.
– Говорят, вы из подполья выходите, вы теперь в истеблишменте. А сами что об этом думаете?
– Ничего.
Еще такого же поспрашивали. Дольше бутылки не продержались оба. Остальные четыре пива оприходовал Джо. Через 45 минут пацаны ушли. Но бородатый уже в дверях сказал:
– Мы еще придем.
Джо опять сел за машинку с новым стаканом. Печатать уже не получалось. Он встал и подошел к телефону. Набрал номер. Подождал. Она была дома. Ответила.
– Слушай,- сказал Джо,- забери меня отсюда. Давай я приду и там залягу.
– Ты что, хочешь на ночь остаться?
– Да.
– Опять?
– Да, опять.
– Хорошо.
Джо свернул за угол крыльца и прошел по дорожке. Она жила в четвертом или пятом дворе. Джо постучал. Лу ему открыла. Свет не горел. На ней были одни трусики, и она сразу отвела его к постели.
– Боже,- простонал он.
– Что такое?
– Ну, все это как-то необъяснимо – или почти необъяснимо.
– Давай раздевайся и ложись.
Джо так и поступил. Вполз на кровать. Сначала не знал, удастся ли еще раз. Столько ночей подряд. Но тело ее было рядом – и молодое притом. И губы – раскрытые, настоящие. Джо вплыл. Хорошо в темноте. Как надо ее обработал. Даже съехал пониже и языком эту пизду, языком. Затем взгромоздился и тут же, после четырех-пяти толчков, услыхал голос…
– Мейер… Я ищу Джо Мейера…
Голос хозяина квартиры. Хозяин был пьян.
– Ну, если он не в той передней квартире, проверьте ту, что сзади. Он либо в одной, либо в другой.
Джо успел сунуть еще раза четыре-пять, и тут затарабанили в дверь. Джо выскользнул, голый подошел к двери. Открыл окошко сбоку.
– Ну?
– Эй, Джо! Здаров, Джо, как оно, Джо?
– Никак.
– А по пивку, Джо?
– Нет,- ответил Джо. Захлопнул боковое окошко, вернулся, залез в постель.
– Кто там? – спросила Лу.
– Не знаю. По лицу не понял.
– Поцелуй меня, Джо. Не лежи просто так. Он поцеловал ее, а из-за южнокалифорнийского
занавеса выглянула южнокалифорнийская луна. Джо Мейер. Писатель на вольных хлебах. Удалось.
Человек, который любил лифты
Гарри стоял на дорожке у многоквартирного дома и ждал, когда спустится лифт. Едва открылась дверь, за спиной он услышал женский голос:
– Минуточку, пожалуйста!
Она зашла в лифт, и дверь закрылась. Желтое платье, волосы собраны на макушке, а на длинных серебряных цепочках покачивались дурацкие жемчужные серьги. Большая задница, сама вся сбита крепко. Груди и прочее будто рвались на свободу из этого желтого платья. Глаза – светлейше-зеленые – смотрели сквозь Гарри. В руках женщина держала пакет с продуктами, а на нем – слово «Фонз». По губам размазана помада. Эти толстые накрашенные губы выглядели непристойно, чуть ли не уродски, оскорбительно. Ярко-красная помада поблескивала, и Гарри протянул руку и нажал аварийную кнопку.
Получилось – лифт остановился. Гарри придвинулся к женщине. Одной рукой задрал ей подол и уставился на ноги. Ноги у нее невероятные – сплошь мускулы и плоть. Женщину как громом поразило – она замерла. Выронила пакет, и тут Гарри ее схватил. На пол лифта выкатились банки с овощами, авокадо, рулон туалетной бумаги, кусок мяса в упаковке и три шоколадных батончика. Ртом он вцепился в эти губы. Они раскрылись. Гарри дотянулся и задрал подол выше. Рта не отрывал, стащил с нее трусики. Затем выпрямился и вставил ей, сильно стукнув о стенку лифта. Кончив, застегнул ширинку, нажал кнопку третьего этажа и стал ждать, отвернувшись от женщины. Дверь открылась, и он вышел. Лифт закрылся за ним и уехал.
Гарри дошел до квартиры, вставил ключ и открыл дверь. Его жена Рошель на кухне готовила ужин.
– Как прошло? – спросила она.
– То же говнище,- ответил он.
– Ужин через десять минут,- сказала она. Гарри зашел в ванную, разделся и встал под душ.
Работа изматывала. Шесть лет, а в банке ни дайма. Так тебя и ловят – дают столько, чтоб не умер, а на побег никогда не хватит.
Он хорошенько намылился, смыл и остался стоять под душем, чтобы очень горячая вода бежала по загривку. Так снимается усталость. Потом Гарри вытерся, надел халат, вышел на кухню и сел за стол. Рошель раскладывала еду. Тефтели с подливой. Они у нее хорошо получались.
– Послушай, – сказал он, – расскажи мне хорошую новость.
– Хорошую новость?
– Сама знаешь.
– Месячные?
– Да.
– Не было.
– Боже.
– Кофе еще не готов.
– Ты вечно забываешь.
– Ну да. Сама не понимаю отчего.
Рошель села, и они стали есть без кофе. Хорошие тефтели.
– Гарри,- сказала она.- Можно сделать аборт.
– Хорошо,- ответил он.- Если до этого дойдет, сделаем.
Назавтра вечером он сел в лифт и поехал один. Доехал до третьего этажа и вышел. Затем повернулся, снова шагнул в лифт и нажал кнопку. Спустился к подъезду, дошел до машины, сел в нее и стал ждать. Увидел, как женщина идет по дорожке – на сей раз без покупок. Гарри открыл дверцу.
Теперь на ней было красное платье, уже и короче желтого. Волосы она распустила, длинные. Почти до попы. Те же дурацкие серьги, а на губах больше намазано помадой. Когда она шагнула в кабину, Гарри вошел следом. Начали подниматься, и он опять нажал аварийную кнопку. И навалился на женщину, и впился губами в этот красный непристойный рот. И снова на ней не было колготок – лишь красные гольфы. Гарри стащил с женщины трусики и заправил. Они колотились во все четыре стены. Только теперь – дольше. Потом Гарри застегнул ширинку, отвернулся от женщины и нажал кнопку «3».
Когда он открыл дверь, Рошель пела. Голос у нее был ужасный, поэтому Гарри поскорее заскочил в душ. Вышел в халате, сел за стол.
– Боже,- сказал он,- сегодня уволили троих – даже Джима Бронсона.
– Какая жалость,- сказал Рошель.
На ужин были стейки с картошкой фри, салат и горячий чесночный хлеб. Недурно.
– Знаешь, сколько Джим проработал?
– Нет.
– Пять лет.
Рошель ничего не сказала.
– Пять лет,- повторил Гарри.-Им же плевать, у этой сволочи никакой жалости.
– Гарри, а сегодня про кофе я не забыла. Наливая, Рошель нагнулась и поцеловала его.
– Я исправляюсь, видишь?
– Ага.
Она обошла стол и села.
– Месячные сегодня начались.
– Что? Правда?
– Да, Гарри.
– Это же здорово, здорово…
– Я не хочу ребенка, Гарри, пока ты не захочешь.
– Рошель, это ж надо отметить] Бутылкой хорошего вина! После ужина схожу.
– Я уже купила, Гарри.
Гарри встал и обошел стол. Остановился почти что у Рошели за спиной, одной рукой подцепил ее голову за подбородок, запрокинул и поцеловал.
– Я люблю тебя, малышка.
Они доели. Хороший был ужин. И бутылка вина хорошая…
Гарри вышел из машины, когда женщина шла по дорожке. Дождалась его, и они зашли в лифт вместе. Платье на ней было синее с белым, ситец в цветочек, белые туфли, белые носочки. Волосы снова забраны в узел, и курила она «Бенсон-и-Хеджес».
Гарри нажал аварийную кнопку.
– Одну минуточку, мистер!
Ее голос Гарри услышал во второй раз. Хрипловатый, но вовсе не плох.
– Да? – ответил Гарри.- Что такое?
– Давайте поднимемся ко мне.
– Ладно.
Нажала кнопку «4», поднялись, дверь открылась, и они прошли по коридору к квартире 404. Женщина отперла дверь.