Брисингр, стр. 186
«Мы действительно несколько задержались в Эллесмере», — заметила Сапфира.
«Возможно, — возразил Глаэдр, — но это время было потрачено с толком».
Слегка разбежавшись, Оромис взобрался по здоровой передней лапе Глаэдра на его шипастую спину, уселся в седло и принялся затягивать ремни в стременах.
— Пока мы будем находиться в полете, — крикнул Оромис Эрагону, который еще стоял внизу, — я, пожалуй, смогу проверить, хорошо ли ты запомнил списки истинных имен, которые учил в свой прошлый визит в Эллесмеру!
Эрагон кивнул, подошел к Сапфире, ловко взобрался ей на спину и, завернув сердце Глаэдра в одно из своих одеял, бережно спрятал сверток в седельную сумку. Потом прикрепил ремнями ноги, как это только что проделал Оромис. И все это время он ощущал постоянный ток энергии, исходивший от тщательно спрятанного Элдунари.
Потом Глаэдр подошел к краю утеса и развернул свои необъятные крылья. Земля дрогнула, когда золотистый дракон взвился к затянутым облаками небесам. В воздухе разнесся глухой гул — это Глаэдр, взмахнув крылами, вспарил над зеленым морем леса. Эрагон покрепче ухватился за торчащий перед ним шип, когда Сапфира устремилась следом за Глаэром, сперва опустившись на несколько сотен футов, а потом набрав скорость и высоту.
Глаэдр летел впереди, ведя их на юго-запад. Каждый из драконов по-своему работал крыльями, но оба весьма стремительно неслись к границе леса Дю Вельденварден.
Сапфира, выгнув шею, испустила звенящий победный клич, и Глаэдр, летевший впереди, ответил ей таким же кличем. Эти яростные ликующие звуки оглушительным эхом прокатились под куполом небес, распугивая птиц и лесных обитателей.
55. Полет
Сапфира и Глаэдр безостановочно летели над древним эльфийским лесом, стремительно проносясь над высокими темными соснами, над полянами, над озерами и лесными реками, похожими на голубых змеек, извивающихся в зарослях. Кое-где виднелись стада оленей, собравшихся на водопой, и животные замирали, подняв голову вверх и глядя на пролетающих над ними драконов. Правда, Эрагону было не до чудесных пейзажей, проносившихся внизу: он старательно вспоминал про себя слова древнего языка, которому его некогда обучил Оромис, и когда умудрялся все же что-то забыть или произнести неправильно, Оромис тут же поправлял его и заставлял повторить слово несколько раз, чтобы запомнить как следует.
К концу первого дня полета они достигли границы леса Дю Вельденварден и там, где лесная чаща сменилась поросшими травой полями и редкими купами деревьев, сделали круг. Глаэдр пожелал им на прощание:
«Береги свое сердце, Сапфира, и мое тоже».
«Буду беречь, Учитель», — ответила дракониха.
А Оромис прокричал Эрагону:
— Попутного ветра вам обоим, Эрагон и Сапфира! Если встретимся снова, пусть это случится уже у ворот Урубаена!
— И вам попутного ветра! — крикнул в ответ Эрагон.
После чего Глаэдр повернул на запад и полетел вдоль границы леса к тому месту, куда выходила северо-восточная оконечность озера Исенстар; затем ему нужно будет лишь пролететь над этим озером, чтобы попасть в Гилид. А Эрагон с Сапфирой продолжили полет в юго-западном направлении.
Сапфира летела всю ночь, приземлившись только на водопой, во время которого и Эрагон наконец получил возможность немного размять ноги и облегчиться. В отличие от полета в Эллесмеру, им не препятствовали встречные ветры, да и воздух был чистый и спокойный, словно сама природа желала, чтобы они поскорее возвратились к варденам. Когда восход солнца ознаменовал начало второго дня пути, они находились уже далеко над пустыней Хадарак и теперь летели прямо на юг, чтобы с той стороны обогнуть восточную границу Империи. А когда землю и небо вновь окутала ночная мгла, приняв их в свои холодные объятия, Сапфира с Эрагоном уже успели миновать безмолвные пределы песчаной пустыни и неслись над зелеными полями Империи, избрав такое направление, чтобы пролететь между Урубаеном и озером Тюдостен и попасть прямо в окрестности Фейнстера.
После непрерывного полета в течение двух дней и двух ночей Сапфира была не в силах двигаться дальше и, спланировав к небольшой, но довольно густой березовой рощице у маленького пруда, приземлилась и тут же, свернувшись клубком, уснула в тени деревьев. А Эрагон в течение тех нескольких часов, что Сапфира отдыхала, сидел на страже и тренировался в обращении с Брисингром.
С тех пор как они расстались с Оромисом и Глаэдром, его не покидало какое-то странное беспокойство, особенно когда он начинал думать о том, что их ожидает в Фейнстере. Он, конечно, понимал, что они с Сапфирой гораздо лучше, чем многие, защищены от возможных смертельных ранений и увечий, однако перед глазами у него неизменно вставали картины битвы на Пылающих Равнинах — реки крови, горы отрубленных конечностей, вопли и стоны раненых; а когда он вспоминал еще и омерзительное обжигающее ощущение, когда меч противника вспарывает твою плоть, тут уже у него и желудок начинал бунтовать, а по телу пробегала неудержимая дрожь. И в такие минуты Эрагон уже не был так уверен, что ему хочется сразиться с каждым солдатом Империи; напротив, ему, пожалуй, больше хотелось убежать куда-нибудь подальше без оглядки и спрятаться в каком-нибудь темном углу, чтоб никто его не нашел.
Его страхи, пожалуй, только усилились, когда они с Сапфирой, возобновив полет, увидели внизу колонны солдат Гальбаторикса. Вдали то и дело поднимались столбы дыма над разоренными и сожженными селениями, и вид этих бессмысленных разрушений страшно печалил Эрагона. Он старался не смотреть вокруг и, покрепче ухватившись за торчащий перед ним шип на шее Сапфиры, даже глаза ресницами прикрыл, чтобы видеть лишь побелевшие костяшки собственных пальцев.
«Не стоит так расстраиваться, маленький брат, — сказала ему Сапфира медленно и устало, — не стоит так расстраиваться. Все это мы уже видели, и не раз».
Жалея, что отвлек ее своими горестными мыслями, Эрагон сказал:
«Извини… Я, разумеется, приду в себя, когда мы до места доберемся. Просто очень хочется, чтобы все это поскорее кончилось».
«Да, я понимаю».
Эрагон шмыгнул носом и принялся растирать его краем шерстяной рубахи, настолько нос у него замерз.
«Знаешь, — сказал он Сапфире, — иногда мне тоже хочется радоваться бою, как это делаешь ты. Ведь тогда мне наверняка было бы гораздо легче».
«Если бы ты умел наслаждаться боем, — заметила она, — то весь мир бы уже пал к нашим ногам, включая Гальбаторикса с его Империей. Нет, это хорошо, что у тебя нет такой тяги к кровопролитию, как у меня. Мы как бы дополняем друг друга, компенсируя собственные недостатки… Порознь мы порой кажемся немного неполноценными, а вместе, превращаясь в единое целое, становимся могучей силой. Ну все, отрешись от своих печальных мыслей и задай мне какую-нибудь загадку, чтоб я не заснула ненароком прямо на лету».
«Ладно, — согласился Эрагон. — Вот тебе загадка: я красный, синий, желтый и вообще — всех цветов радуги. Я могу быть и длинным, и коротким, и толстым, и тонким; я часто отдыхаю свернувшись. Я могу уничтожить сотню овец подряд, но все равно остаться голодным. Ответь, кто я такой?»
«Дракон, конечно!» — моментально выпалила Сапфира.
«А вот и нет! — обрадовался Эрагон. — Шерстяной ковер!»
«Тьфу ты!»
…Наступил третий день пути, и тянулся он как-то ужасно медленно. Единственные звуки, которые слышал Эрагон, — это хлопанье Сапфириных крыльев, ее размеренное хриплое дыхание да глухой шум ветра в ушах. Ноги и поясницу у него ломило от усталости и слишком долгого сидения в седле, но это была сущая мелочь по сравнению с тем, какие муки испытывала вконец изможденная Сапфира, мышцы которой от страшного напряжения сводило непереносимой болью. Тем не менее она держалась и не жаловалась; она даже отказалась от предложения Эрагона как-то уменьшить ее страдания с помощью магии, сказав:
«Не стоит. Тебе еще понадобятся силы, когда мы прибудем на место».