Разве я не хорошенькая?, стр. 30

Реймонд уронил листки на колени. Что же ему теперь делать? Да и что он может сделать?

Подумав, он открыл футляр и увидел рубиновое колье, которое купил Жаклин в ту проклятую субботу. На глаза его навернулись слезы, но не вид колье был тому причиной. На бархате лежали два кольца — платиновое обручальное и изящное, с крупным бриллиантом и россыпью более мелких изумрудов, которое он подарил Жаклин на помолвку. Итак, она сделала свой выбор — окончательно и бесповоротно!

Резкий звонок в дверь вырвал Реймонда из жесточайшей депрессии, в которую он быстро погружался. Она вернулась! Она передумала и вернулась!

— Жаклин! Жаклин! — вскричал он и бросился к двери.

Нет, это была не Жаклин. На пороге стоял расстроенный Вудроу, и Реймонд немедленно снова почувствовал себя глубоко несчастным.

— О, — невыразительно протянул он, — это всего лишь ты…

Вудроу заметно вздрогнул.

— Жаклин говорила, что тебе понадобится друг… поэтому я и пришел.

Реймонд горько рассмеялся. Ломкий, отрывистый звук разнесся по холлу.

— Да, в последнее время ты действительно проявил себя замечательно преданным другом.

— Прости меня, Рей. Я ведь искренне считал, что она тебе не подходит. Ты должен признать, что доказательства были убедительными.

Реймонд вздохнул. Да, чертовски убедительными.

— Она оставила мне письмо, — устало произнес он. — Возможно, тебе стоит прочесть его. — И Реймонд протянул исписанные листки.

Прочитав, Вудроу поднял глаза, полные глубокой и искренней грусти.

— Но это так отличается от того, что я предполагал. Она здесь совсем другая.

— Да, другая.

— Думаю, она действительно любила тебя.

— Я знаю, что любила. — Произнеся эти слова вслух, Реймонд ощутил прилив столь необходимой ему решимости. — Я поеду за ней и привезу обратно!

— Отличная мысль, — одобрил Вудроу. — Но куда, ты думаешь, она направилась?

— Сегодня, наверное, в какой-нибудь отель или мотель. Мы начнем обзванивать с тех, что неподалеку.

Так они и сделали и спустя три часа знали, что ни в одном отеле или мотеле в радиусе тридцати миль сегодня ночью не было зарегистрировано Жаклин Кармайкл.

— Может, она использовала другое имя? — предположил Вудроу.

— Да, и еще может быть, что она уже не в Сан-Диего, — задумчиво ответил Реймонд. — Возможно, она покинула город.

— И где же ее тогда искать?

— Не знаю. Надо подумать. Очевидно, у нее был какой-то план. Жаклин — человек основательный. У нее всегда есть готовый план действий.

— Мне кажется, ее первым порывом было убраться отсюда подальше. Подальше от тебя, Рей. Америка большая, это нетрудно. Она может оказаться где угодно.

— Тогда я могу обратиться к тому же детективу, которого нанимал ты.

— Считаешь, это хорошая идея?

— Да. А что?

Вудроу вздохнул.

— Не думаю, что Жаклин понравится, если ты наймешь сыщика, чтобы выследить ее. Достаточно того, что это уже делал я. Вероятно, тебе лучше подождать, пока она сама свяжется с тобой. Она сказала, что сделает это. Ей нужно время, Рей. — Реймонд застонал. Возможно, его кузен прав. Но, с другой стороны, возможно, и ошибается. — Прости. Мне так жаль, — снова принялся извиняться Вудроу. — Я совершенно не хотел причинять тебе боль, тем более такую боль.

Реймонд легонько стукнул его кулаком в плечо.

— Ничего, Вудроу. Все нормально. Ты хотел мне добра, но в будущем тебе, наверное, не стоит судить людей так поспешно. Я сделаю, как ты советуешь, и выжду. Но не больше двух недель. Если Жаклин не даст о себе знать в течение этого времени, тогда я сам найду ее!

14

День выдался жаркий, чудовищно жаркий, несмотря на то, что стоял апрель. Однако в Мексике так всегда, даже зимой. Жаклин совсем забыла об этом в мягком климате Калифорнии.

Она повернулась, достала с заднего сиденья большую шляпу — солнце может обжечь кожу всего за пятнадцать минут, — потом вылезла из машины и открыла багажник. Там лежала охапка роз — мелких, белых, благоухающих роз. Достав цветы, Жаклин направилась к полуразвалившимся воротам кладбища Хуареса.

Она шла по пыльной тропинке, среди уже выжженной травы, и не могла не заметить, что жалкое состояние кладбища за прошедшие девять лет стало еще более удручающим. Каталина, ее несчастная тетя, была похоронена рядом со своей младшей сестрой, матерью Хуаны, Жаклин грустно смотрела по сторонам и с болью думала, что вряд ли есть хотя бы камни с именами ее родных. Хуана Агилла покинула Хуарес сразу после похорон Каталины и не знала, сделал ли тот жалкий человек, который приходился ей дядей, что-нибудь в память покойной жены.

Жаклин-Хуана с недоумением вспоминала ту часть отчета, где говорилось о Карлосе. После смерти жены и отъезда племянницы он переехал в Эль-Пасо, нашел себе приличную работу, спустя два года женился на уважаемой всеми женщине, которая подарила ему двух дочерей и сына. И ему хватало средств достойно содержать семью. Черт, как же это понимать? Почему Карлос не делал этого для Каталины, особенно когда та болела? Почему предоставил смертельно больной женщине и несмышленой девчонке справляться с тяготами быта, пока сам напивался в баре?

Впрочем, что толку размышлять о Карлосе? Что бы ни явилось причиной столь разительной перемены, она никогда не узнает об этом. Жаклин не собиралась разыскивать его и задавать какие бы то ни было вопросы. Она так сильно ненавидела Карлоса, что даже никому не признавалась, что единственный из оставшихся у нее родственников еще жив. Вряд ли ей удастся быть хотя бы отстраненно-вежливой.

Нет, не стоит проявлять ненужного любопытства. Она ведь приехала в Хуарес лишь для того, чтобы посетить могилу Каталины в годовщину смерти. Ей еще предстоит сегодня долгий путь обратно в Альбукерке, где она нашла работу в секретариате местного университета. И еще она собиралась сегодня позвонить Реймонду…

Прошло три недели с того дня, как она покинула мужа. А казалось, по меньшей мере три года… Целая вечность, вечность холодного, горького одиночества… Каждый день этой новой жизни, этого пустого существования вдали от любимого человека был заполнен постоянно терзающими ее раскаянием и сожалением. Жаклин все время вспоминала отчет, который читала перед расставанием с Реймондом. Она будто взглянула на себя его глазами. Как отвратительно бездушно и расчетливо вела она себя в последовавшие за смертью Каталины годы. Использовала людей, встретившихся ей на пути, зачастую даже хорошо к ней относившихся, может и не жестоко, но эгоистично, бесчувственно. У нее была цель, единственная цель, которая, казалось, оправдывала любые средства. Деньги!

Ей бы хотелось оправдать себя и обвинить кого-то другого в том, что ее брак с Реймондом распался, но Жаклин не находила в этом ничьей вины, кроме собственной. Она и только она виновата в случившемся. Вудроу был совершенно прав, называя ее хищницей и охотницей за сокровищами. Никаких оправданий нет и быть не могло, есть только причины, сделавшие ее такой. И искать их надо здесь, в Хуаресе…

Жаклин резко остановилась, не веря своим глазам. Могилы, к которым она приближалась с тяжелым сердцем, ничем не походили на те, которые она рисовала в своем воображении. Два аккуратных холмика с католическими крестами, чистая земля вокруг, огромный куст алоэ между ними. И два надгробных камня. Недешевых. На левом, над могилой ее матери, были высечены только имя и две даты. На правом же, на белом мраморе значилось следующее:

Каталина Агилла,

возлюбленная супруга Карлоса Агиллы.

Покойся в мире, святая душа,

да хранит тебя Господь!

Ты будешь вечно жить в нашей памяти.

Жаклин опустилась на колени между могилами, осторожно прикоснулась пальцами к надгробию сначала матери, которой, увы, совсем не помнила, потом к надгробию заменившей ей мать Каталины. Она испытала острый стыд и горькое раскаяние — ведь сегодня она впервые посетила эти могилы со дня похорон тети. Девять лет… Девять долгих лет, которые она провела в постоянной погоне за деньгами. Девять лет, за которые ни разу не вспомнила и не посетила могилу женщины, что любила ее как мать.