Разве я не хорошенькая?, стр. 16

Реймонд взглянул на часы.

— Думаю, нам пора собираться. Скоро стемнеет. Почему бы не отложить поиски нового жилья до завтра и не поехать домой? Мы можем немного расслабиться и выпить по коктейлю, пока ты будешь махать в кухне своей волшебной палочкой.

Жаклин весело рассмеялась.

— Реймонд Кармайкл, ты не обманешь меня! Я прекрасно знаю, что у тебя на уме. И это не еда, и даже не коктейль.

Он улыбнулся в ответ.

— Что ж, ты вычислила меня.

— Это хорошо, мой милый, — прошептала она, поднимаясь на цыпочки и нежно целуя его в губы. — Я хочу того же.

Ни о чем больше не думая, Реймонд обхватил стройное тело обеими руками, с силой притянул к себе, прижал так, что расплющил ее нежные груди о свою мускулистую грудь, дал ей почувствовать свою напрягшуюся плоть. Их взгляды встретились, и Реймонд готов был поклясться, что видит в черных бездонных глазах истинную страсть.

— О, Реймонд… — прошептала Жаклин, и в голосе ее прозвучало откровенное желание.

И он подумал, что, может быть, только может быть, ему все же удалось затронуть в ней нечто, чего не затрагивал до него ни один мужчина. Что, если она не притворяется? Что, если она сама стала жертвой собственного расчетливого, хладнокровного замысла?

Реймонд ни на одну секунду не предполагал, что она любит его. Такие женщины не любят ничего, кроме денег. Но даже коварные обольстительницы способны наслаждаться радостями секса. Вудроу, например, никогда не говорил, что Сузан притворялась в постели. Он был уверен, что его бывшая жена искренне наслаждалась их сексуальными играми. Возможно, прошлой ночью и в Жаклин заговорила истинная страсть…

Реймонд решил проверить свою догадку — здесь и сейчас.

— Ты понимаешь, что я не могу ждать, пока мы доедем до дому? — сказал он и увидел, как приоткрылись ее губы. Что это, потрясение? Или сексуальное возбуждение? — Я скажу агенту, что мы еще раз поднимемся наверх и осмотрим главную спальню и ванную, — продолжил он, чувствуя, как у него самого во рту мгновенно пересохло, а сердце готово вырваться из груди. — Тебе не надо полностью раздеваться. Она ни о чем не догадается. А если и догадается, то какое нам дело?

— Но…

— Никаких «но», — перебил он. — Пошли.

7

— Ты злишься на меня. — Это были первые слова, которые произнесла Жаклин, когда они наконец добрались до дому.

Реймонд аккуратно запер дверь, потом повернулся и посмотрел в глубокие черные глаза жены.

— Нет, — ответил он совершенно искренне, — я не злюсь. — И правда, им владел сейчас совсем не гнев, а скорее изумление и непонимание.

Жаклин отказалась заниматься с ним любовью в том пустом особняке в Ла Джолле. Наотрез отказалась. Она заявила, что не сможет, зная, что агент бродит где-то внизу, на первом этаже. А когда Реймонд стал настаивать, ее лицо сделалось таким несчастным, что он бросил свою затею. Возможно, она притворялась. Возможно, нет. Он уже не мог сказать наверняка…

Но как бы то ни было, этот маленький эпизод доказал, что его теория не выдерживает проверки жизнью. Его ожидания, что жена подчинится любому требованию в погоне за настоящими и будущими благами, не оправдались. Очевидно, все же есть границы, которые даже она в своей алчности не готова переступить.

— Ты имела полное право отказаться, — сказал Реймонд, прилагая усилия, чтобы голос его звучал спокойно. — Я никогда не заставлю тебя делать то, чего тебе не хочется.

Жаклин огорченно покачала головой.

— Ты не понимаешь, милый. Это совсем не то, что ты думаешь. Дело в том, что я как раз хотела. Очень хотела… — пробормотала она еле слышно и собралась было уйти, но Реймонд схватил ее за руку и рывком повернул к себе лицом.

— Что? Что ты сказала?

Она подняла на него глаза.

— Ты слышал, что я сказала, Рей! — воскликнула Жаклин. — Прекрасно слышал! Я хотела, чтобы ты сделал это, слишком хотела! Ни разу в жизни не испытывала я такого неодолимого желания, пока не встретила тебя. Я… я никогда не чувствовала ничего подобного, никогда и ни с кем. И это пугает меня, ужасно пугает. Я привыкла контролировать свои эмоции, свою жизнь. Ты понимаешь, о чем я говорю? Понимаешь, Рей?

— Да, — хрипло выдавил он, ощутив, как его захлестывает волна безудержного ликования.

Она все-таки что-то испытывает к нему! Если это и не любовь, то по меньшей мере вожделение. Причем с самого начала. Насчет этого она не солгала. Жаклин хочет его как никогда прежде ни одного мужчину, в этом он был уверен. Даже сейчас ее сотрясала дрожь возбуждения, которую он не мог не заметить. А ее настоящий, непритворный страх потерять контроль над собой…

Да, она стала податливой как воск в его руках. То, о чем он мечтал, что представлял в самых диких, необузданных фантазиях.

О, какая развращающая мысль! Намного приятнее заставить ее сделать то, чего ему хочется, победив ее сексуально, чем воздействовать лишь на жадность и алчность. Да-да, жажда денег явно отошла на второй план, уступив место неудержимой, необузданной похоти.

Реймонд притянул ее к себе и впился в ее губы яростным, исступленным, почти жестоким поцелуем. Жаклин не сопротивлялась и скоро уже отвечала с не меньшей страстью и настойчивостью. Его язык скользнул между ее зубами и начал исследовать рот, ласкать нёбо, сплетаясь с ее языком. Реймонд не прерывал поцелуя, пока не ощутил, что полностью лишил Жаклин воли, и только потом поднял голову. Один взгляд на ошеломленное лицо жены лишил его разума, и он начал срывать с нее одежду.

— О, Рей… — простонала Жаклин, когда он притянул ее дрожащее нагое тело к себе.

— Скоро, — прошептал он в ответ, — скоро.

Держать обнаженную, трепещущую женщину, не пуская ближе, было невыносимо, потрясающе эротично. Но когда он увидел их отражение в стенном зеркале, ощущение усилилось десятикратно. Ее бледные ягодицы на фоне его брюк казались такими беззащитно-трогательными и бесконечно обольстительными, что он схватил сильными пальцами нежные полушария и начал яростно, с силой мять и сжимать их. Жаклин уткнулась лицом ему в грудь и непрерывно стонала, извиваясь и прижимаясь к нему, не находя ни успокоения, ни удовлетворения, ибо не могла прикоснуться к его обнаженному телу.

А Реймонд не спешил, каким бы сильным ни было его вожделение. Он упивался этим неожиданным, новым ощущением своей власти над ней, смаковал открытие, что она не притворяется хотя бы в отношении секса. Наконец он повернул Жаклин так, чтобы и она тоже могла видеть, как его руки ласкают ее.

И когда ее глаза поймали их отражение, она вздрогнула и застонала, не в состоянии больше выносить муки неудовлетворенного желания.

— О, Рей, Рей, Рей… — хрипло забормотала она, — пожалуйста, скорее, скорее… я хочу, хочу…

Он провел руками по ее затвердевшим воспаленным соскам, и Жаклин дернулась, но потом снова прижалась к нему спиной.

— О, дорогая моя, прости! — вскричал Реймонд, немедленно опустив руки. Как же ей должно быть больно после того, что он сотворил с ней прошлой ночью! Он содрогнулся от этой мысли, преисполнившись отвращением к самому себе.

— Нет, Рей, нет, не отпускай меня! Они уже не болят. Ласкай меня! — продолжала умолять Жаклин сдавленным голосом. — Реймонд, любовь моя, только не останавливайся!

Ее возбуждение подстегнуло его и без того почти невыносимое желание, но ему так и не удалось заставить себя снова прикоснуться к ее грудям. Теперь он припомнил, что утром она жаловалась на больные соски. Но он продолжил свои ласки, как Жаклин и просила, провел рукой вниз, по плоскому упругому животу, прижав ее ягодицы к своему напрягшемуся члену, скользнул пальцами по темному треугольнику кудрявых волос.

— О Господи, Рей, да… о да… — шептала она, пока его пальцы разыскивали ту самую чувствительную точку, прикосновение к которой всегда сводило ее с ума.

Он и сам опасно близко подошел к грани, за которой мог окончательно потерять контроль над собой. Стоит только шевельнуть бедрами — и все будет кончено. Реймонд стоял неподвижно, только его пальцы танцевали во влажной, горячей плоти.