100 великих кладов, стр. 6

Роспись одного из ларцов изображает фараона на колеснице, охотящегося на львов. Эти сцены исполнены поразительного для египетского искусства динамизма: стремителен и неудержим бег царских коней…

А вот и сама парадная колесница царя. Она была слишком велика, чтобы её можно было целиком внести в гробницу, и потому её, как и три других колесницы, распилили. В нижней части её кузов украшен вырезанными из дерева головами уродливого бога Беса. Головы позолочены, во рту виден ярко-красный язык, тёмно-красные глаза обведены полосами из фиолетовой пасты. На голове бога тиара из нежно-голубых и тёмно-фиолетовых перьев. Снаружи колесница украшена рельефным орнаментом, состоящим из растительного узора и спиралей. На внутренней стороне колесницы помещено изображение фараона в образе сфинкса, наступающего на пленных ливийцев, негров и азиатов. Очень выразительны лицо пожилого ливийца со своеобразной, украшенной перьями причёской, курчавая голова негра и суровый профиль сирийца. И столь же типичны изображённые на посохе фараона азиат из слоновой кости и негр из чёрного дерева, символизирующие северных и южных противников Египта.

На спинке кедрового кресла, покрытого ажурной резьбой, изображена эмблема вечности в виде застывшей на коленях фигуры с протянутыми в обе стороны руками. А вот — символы загробного мира: позолоченная голова священной коровы и змеиное божество. Вот позолоченные статуэтки богинь-охранительниц… Бог загробного мира Анубис в виде шакала, охраняющий вход в сокровищницу… Парадное оружие фараона — кинжалы, мечи, копья, украшенные золотом… Браслеты, перстни, нагрудные украшения… И ещё многие и многие художественные предметы, дающие яркое представление о верованиях и искусстве древних египтян: сундуки и ларцы, наполненные драгоценностями, бесчисленные опахала, ожерелья, амулеты, скарабеи — изображения священного жука.

Все эти бесценные сокровища хранятся теперь в Каирском музее.

«Единственным примечательным событием жизни Тутанхамона было то, что он умер и был похоронен», — сказал Говард Картер. Но даже если этого незначительного правителя похоронили с такой роскошью, то какие сокровища находились в гробницах великих фараонов Тутмоса III, Сети I, Рамсеса II? Можно не сомневаться, что в каждой из их погребальных камер было больше драгоценностей, чем во всей гробнице Тутанхамона. Но всем этим колоссальным богатствам суждено было на протяжении веков попасть в руки грабителей.

Золото Трои

Когда-то на южном берегу Геллеспонта (Дарданеллы) стоял древний город Троя, стены которого, по преданию, воздвиг сам бог Посейдон. Этот город, который греки называли Илионом (отсюда — название поэмы Гомера «Илиада»), лежал на морском торговом пути из Малой Азии к Понту Евксинскому (Чёрному морю) и славился своим могуществом и богатством. Последним правителем Трои был мудрый старец Приам.

Около 1225 года до н. э. воинственные греческие племена ахейцев объединились для большого военного похода в Малую Азию. Под предводительством царя Микен Агамемнона ахейцы, переплыв Эгейское море, осадили Трою. Только на десятый год, после ожесточённых битв, им удалось завладеть неприступным городом и разрушить его. Царь Трои Приам и множество горожан были убиты, царица Гекуба и прочие троянские женщины были проданы в рабство вместе со своими детьми. Только небольшому отряду троянцев во главе с младшим сыном Приама Энеем удалось вырваться из горящего города. Сев на корабли, они уплыли куда-то в море и их следы впоследствии находили в Карфагене, Бутринте, Италии. Потомком Энея считал себя Юлий Цезарь.

Никаких письменных документов или свидетельств о Троянской войне не сохранилось — только устные предания и песни бродячих певцов-аэдов, воспевавших подвиги неуязвимого Ахилла, хитроумного Одиссея, благородного Диомеда, славного Аякса и других греческих героев. Несколько столетий спустя великий поэт Гомер, взяв за основу сюжеты песен, ставших к тому времени поистине народными, сложил большую поэму под названием «Илиада». Войдя в жизнь множества поколений людей, эта поэма давным-давно стала частью мировой литературной классики.

Литературной — и всё? По крайней мере, никто никогда не рассматривал «Илиаду» как исторический источник. В восприятии «серьёзных учёных» и не менее серьёзных обывателей это была всего лишь древнегреческая мифология, эпос. И первым человеком, кто поверил «сказкам слепого Гомера», стал немец Генрих Шлиман (1822–1890).

Ещё ребёнком он слышал от отца рассказы о героях Гомера. Когда он подрос, то сам прочёл «Илиаду». Тень Великого слепца смутила его душу и завладела им на всю жизнь. Несчастье множества людей состоит в том, что они не верят в сказки. Но юный Шлиман поверил Гомеру до конца. И ещё в детстве Генрих Шлиман объявил отцу:

— Я не верю, что ничего не осталось от Трои. Я найду её.

Так ариаднина нить легенд повела его в глубины тысячелетий…

Впрочем, есть все основания полагать, что вышеприведённый рассказ, взятый из автобиографии Шлимана, целиком выдуман им самим, и Троей и Гомером он увлёкся гораздо позднее, уже в зрелом возрасте. Этого маленького ростом человека (1 м 56 см), по-ребячески любознательного и в то же время скрытного и сосредоточенного, постоянно терзала жажда знаний. Удачливый коммерсант и миллионер, полиглот, археолог-самоучка и мечтатель — всё это Генрих Шлиман, жизненный путь которого настолько богат приключениями и бурными поворотами судьбы, что только одно их описание заняло бы целую книгу. Судьба его не просто удивительна — она уникальна!

С томиком Гомера в руках летом 1868 года Шлиман приехал в Грецию. На него огромное впечатление произвели руины Микен и Тиринфа — именно оттуда начался поход на Трою войска ахейцев во главе с царём Агамемноном. Но если Микены и Тиринф — реальность, то почему бы не быть реальностью Трое?

«Илиада» была для Шлимана путеводителем, который он всегда держал при себе. Приехав в Турцию, на берегах древнего Геллеспонта он долго искал описанные в поэме два источника — горячий и холодный:

До родников добежали, прекрасно струящихся. Два их
Бьёт здесь ключа, образуя истоки пучинного Ксанфа,
Первый источник струится горячей водой. Постоянно
Паром густым он окутан, как будто бы дымом пожарным.
Что до второго, то даже и летом вода его схожа
Или со льдом водяным, иль со снегом холодным, иль с градом…
(«Илиада», XXII песнь)

Описанные Гомером источники Шлиман нашёл у подножия холма Бунарбаши. Только оказалось их здесь не два, а 34. Тщательно осмотрев холм, Шлиман пришёл к выводу, что это всё же не Троя. Город Приама находится где-то поблизости, но это не он!

С томиком Гомера в руках Шлиман исходил все окрестности Бунарбаши, сверяя едва ли не каждый свой шаг по «Илиаде». Поиски привели его к холму 40-метровой высоты с многообещающим названием Гиссарлык («крепость», «замок»), вершина которого представляла собой ровное квадратное плато со сторонами в 233 метра.

«…мы прибыли к огромному, высокому плато, покрытому черепками и кусочками обработанного мрамора, — писал Шлиман. — Четыре мраморные колонны сиротливо возвышались над землёй. Они наполовину вросли в почву, указывая место, где в древности находился храм. Тот факт, что на большой площади виднелись остатки древних строений, не оставлял сомнений, что мы находились у стен некогда цветущего большого города. Осмотр холма и привязка местности к указаниям Гомера не оставили никаких сомнений — здесь скрыты развалины легендарной Трои…»

Раскопкам предшествовало томительное ожидание разрешения на их проведение. Когда же в апреле 1870 года работы в конце концов начались, стало ясно, что перед Шлиманом стоит очень нелёгкая задача: чтобы добраться до руин «гомеровской» Трои, ему предстояло пробиться через несколько культурных слоёв, относящихся к разным временам, — Гиссарлыкский холм, как, оказалось, был настоящим «слоёным пирогом». Уже много лет спустя было установлено, что всего на Гиссарлыке имеется девять обширных напластований, вобравших в себя около 50 фаз существования поселений различных эпох. Самые ранние из них относятся к III тысячелетию до н. э., а самые поздние — к 540 году н. э. Но, как и у всякого одержимого искателя, у Шлимана не хватало терпения. Если бы он вёл раскопки постепенно, освобождая пласт за пластом, открытие «гомеровской» Трои отодвинулось бы на много лет. Он же хотел добраться до города царя Приама немедленно, и в этой спешке он снёс культурные слои, лежащие над ним, и сильно разрушил слои нижние — по этому поводу он сожалел потом всю жизнь, а учёный мир так и не смог простить ему этой ошибки.