100 великих кладов, стр. 52

«Июньским утром мы вошли в Джеймс-бей на борту местного рейсового судна, и поиски начались, — рассказывает Стенюи. — В течение трёх дней они дали первые результаты в виде увлекательной головоломки. Стартовав с одной из „неблагоприятных для якорной стоянки“ точек, мы разбили дно на квадраты. Поиск осуществлялся парами водолазов, связанных друг с другом восьмидесятифутовым нейлоновым шнуром. Настала очередь моя и Майкла Ганглоффа. Я плыл на глубине 110 футов на юг, когда он неожиданно дёрнул за шнур три раза — условный сигнал, означавший: „Я что-то нашёл, плыви сюда“. Находкой оказалась большая пушка, отлитая из железа. Частично она ушла в грунт и так обросла ракушками, что её было невозможно идентифицировать. В течение нескольких минут мы нашли ещё три пушки, затем ещё две, все обросшие ракушками. Но тут истекло время нашего с Майклом погружения, и мы поднялись на поверхность с новостями, когда Луи Горс и Ален Финк как раз собирались нырять.

— Ищите другие предметы, — сказал я Луи, прежде чем он отправился вниз. — Там должны быть якорь, шпангоуты, свинцовая обшивка, возможно, керамика — что-нибудь такое, что мы сможем точно датировать. Я не уверен, того ли года эти пушки, или они с корабля другого времени, чем „Витте Лиув“. Мы обязаны это выяснить».

Однако сделать это не удалось. Последующие погружения приносили кувшины и бутылки XVIII века, лежавшие на поверхности дна или около пушек, но они явно относились к более позднему периоду. Не нашлось ничего, что помогло бы идентифицировать пушки или выяснить, нет ли ниже их, под слоем ила, останков затонувшего корабля. Как раз в это время на остров приехал инженер Дик Бишоп, доставивший обещанный гидролокатор. Члены экспедиции приступили к тщательному обследованию дна Джеймс-бей.

Сгорбившись в крошечной каюте поискового судёнышка, Бишоп просиживал перед гидролокатором по десять часов в день, пытаясь нарисовать детальный электронный портрет дна и всего, что лежит на нём. Картина получилась впечатляющей, но, увы, бесполезной: несколько погибших судов, якоря, бочки из-под бензина, затонувшая барка и разнообразный мусор, оставленный многими поколениями жителей острова. Но ничего, даже отдалённо связанного с «Витте Лиув», кроме шести пушек, не было.

«Чтобы ничего не упустить, мы ныряли за всем мало-мальски интересным, что отмечал локатор Дика, но результат был всегда один и тот же — не то судно, не тот век, — пишет Стенюи. — В конце концов перед нами встал вопрос: а относятся ли вообще эти шесть пушек к „Витте Лиув“?

— Давайте поднимем одну и спросим это у неё, — предложил я.

Работа с вакуумным устройством под названием „воздушный лифт“ заняла два дня, но в итоге мы ухитрились завести строп вокруг одной из пушек, которая при ближайшем рассмотрении оказалась скорее бронзовой, чем железной. Луи опустился с тремя большими неопреновыми мешками и несколькими баллонами со сжатым воздухом, которым наполнили мешки-понтоны, прикреплённые к стропу. Резким толчком пушка оторвалась от грунта и всплыла к поверхности. Мы отбуксировали к берегу наш приз, удерживаемый на плаву воздушными мешками, и с помощью подъёмного крана вытащили его на набережную. Пушка была покрыта каким-то странным налётом, не похожим на ржавчину. Это оказался… перец. Я был в восторге: ведь грузовая декларация „Витте Лиув“ включала 15 171 мешок этой пряности, размолотой и в зёрнах. В отличие от других специй, находившихся на судне, таких, как мускатный орех и гвоздика, перец выдержал многовековое пребывание в морской воде и оказался превосходным консервирующим материалом. Я медленно очищал пушку, пока наконец не появилась часть надписи „Витте Лиув“. Таким образом, наши поиски можно было считать законченными: останки корабля лежали где-то под пушками».

Впрочем, дальше дело застопорилось. Последующие погружения показали, что только первые шесть орудий находились поблизости друг от друга. Седьмую пушку нашли в ста семидесяти футах от них, восьмую — в восьмидесяти, но совершенно в другом направлении. На «Витте Лиув» было тридцать орудий. Значит, останки корабля были разбросаны на более обширной площади, чем можно было предположить. Тогда поисковики решили сконцентрировать свои усилия на том месте, где обнаружили первые пушки.

Из пустых бочек, обшив их досками, соорудили платформу, поставили её на якорь в этом месте и стали выяснять, что же погребено в иле? Оказалось, всё что угодно: пивные бутылки, консервные банки, старые башмаки, столовая посуда и даже кости диких коз.

«Затем в один знаменательный день среди мусора начали попадаться фрагменты прекрасного фарфора, — рассказывает Стенюи. — А когда мы добрались до глубины десяти футов ниже поверхности дна бухты, то наткнулись на обломки деревянного корабельного набора, лежавшие под массой свинцовых слитков, кирпичей и речных окатышей, которые явно были балластом „Витте Лиув“. Следовательно, другие сохранившиеся сокровища покоились где-то недалеко. Мы нашли их погребёнными среди тонн перца, рассыпанного слоем толщиной в два ярда. Используя „воздушный лифт“ для расчистки места поисков, мы буквально „проперчили“ дно бухты. Ниже, как будто специально заботливо спрятанные от воздействия времени и бурного моря, мы нашли осколки, а потом и целые прекрасные фарфоровые изделия эпохи Мин… Ну а что же 1310 бриллиантов, которые пошли ко дну вместе с фарфором? Очевидно, они лежат где-то среди останков „Витте Лиув“, хотя, конечно, отдельно от остального груза. Такие ценности обычно хранились наверху, в капитанской каюте. Если мы сможем найти остатки квартердека, то прибавим ещё бо?льшие сокровища к уже обнаруженным. Однако для меня уникальное произведение искусства, поднятое со дна моря, значило гораздо больше, чем находка обычных драгоценностей, пусть даже это будут бриллианты. Представьте, что вы осторожно разгребаете ил, и из чёрной грязи вдруг показывается край прекрасной миски или блюда, словно бы внезапно сотворённого прикосновением волшебной палочки. Разве может не забиться ваше сердце!»

Помимо фарфора кладоискатели подняли со дна моря и другие предметы: серебряную боцманскую дудку, бронзовую масляную лампу, отлично сохранившиеся куриные яйца, коллекцию экзотических морских раковин и простую оловянную посуду, которой команда «Витте Лиув», возможно, пользовалась во время последнего обеда в тот роковой день. Прошло семь месяцев. Аквалангисты сделали всё, что могли. Теперь дело было за магнитометром, который мог бы обнаружить пушки, ядра и другие металлические предметы.

«Упаковав снаряжение, мы сказали Святой Елене „до свидания“ и вернулись в Европу, чтобы составить планы на следующий водолазный сезон и оценить наши находки», — пишет Робер Стенюи. Однако ему не суждено было вернуться на остров. Он получил письмо от одного южноафриканского историка, интересующегося английской Ост-Индской компанией. К нему был приложен рапорт английского офицера, который оказался очевидцем баталии 1613 года. Каждая деталь рапорта совпадала с португальскими и голландскими отчётами, за одним весьма важным исключением — как погиб «Витте Лиув». Тогда как остальные просто писали, что корабль затонул, англичанин давал более подробные сведения о его гибели: «…один из выстрелов попал в пороховой погреб корабля и его кормовую часть, он разлетелся на куски, и они сразу же затонули».

«Сразу стало ясно, почему нам не удалось найти ахтерштевень „Витте Лиув“: его больше не существовало, — говорит Стенюи. — А бриллианты и драгоценности, очевидно, были разбросаны взрывом. Даже если мы потратим на поиски годы, то найдём не более щепотки драгоценных камней. Поэтому поиски сокровищ с „Витте Лиув“ можно считать законченными».

В заключение остаётся добавить, что большая часть коллекции китайского фарфора эпохи Мин выставлена в Амстердамском королевском музее, где специалисты со всего мира могут изучать её, а посетители просто любоваться прекрасными произведениями искусства.

«Флот 1715 года»: сто миллионов долларов на дне морском

Одна из наиболее громких историй с затонувшими сокровищами связана с гибелью испанского «серебряного флота» 1715 года.