100 великих загадок русской истории, стр. 96

Вл. Павлов, выдавший ему процитированный документ, не только морской офицер, но и поэт (кто тогда поэтом не был?), автор поэтического сборника «Снежный путь». Название сборника – тоже вполне в духе времени, но времени умирающего. Снежные пути привели в заводской цех, где торжественно ухала кувалда и сыпались искры горячего металла. Кстати, о Вл. Павлове. Кое-кто поговаривал, что в Крыму Гумилев вместе с работниками военно-морского наркомата сеял контрреволюцию, заводил связи, раздавал оружие бывшим офицерам, а рядом с ним все время находился провокатор, человек близкий, поэт, который и «сдал» его впоследствии. И кивали на Павлова. Но такие суждения очень мало напоминают правду. Представить Гумилева в роли активного контрреволюционера, какого-то вдохновенного заговорщика практически невозможно.

И конфискованные у него бумаги – еще одно тому свидетельство. Гумилев постоянно считает чай, горошек, шпик, икру, муку, крупу, сахар, орехи, свежие фрукты, сухофрукты – кропотливая бухгалтерия. Кому сколько продать, кому сколько подарить – фамилии, фунты, цифры, помарки, исправления, все вперемешку, но добросовестность во всем потрясающая. И не только добросовестность, но и страсть к жизни, которая иногда кажется тихой грустной влюбленностью – вот такой парадокс. До заговора ли ему было?

Вернулся он в Питер, по многим свидетельствам, загоревший, веселый, полный планов и надежд. Георгий Иванов говорит, что именно тогда Гумилев придумал заглавие для своей «будущей» книги: «Посередине странствия земного». Подразумевается, что он ошибся, но это не вся правда про Гумилева. Иначе куда денешь страшный подтекст «Огненного столпа»? И вот еще одно обстоятельство. На обратной стороне его членского билета «Дома искусств» рукой Гумилева начертано трехстрофное стихотворение – две последние строфы разобрать очень трудно (надеюсь, специалисты-то разберут), но первая строфа читается хорошо – и словно в омут головой:

Какое отравное зелье
Влилось в мое бытие!
Святое безумье мое.

Такие строки могут быть посвящены женщине («Гумилев был всегда влюблен». – Г. Иванов), искусству… И все же безотносительно к этому – «Какое отравное зелье влилось в мое бытие!» И безотносительно к социальной действительности – тоже. Ему как бы и не до нее даже. Но социальная действительность начала двадцатых не терпела равнодушного отношения. И она вынесла приговор, по которому выходило: Гумилев – «бывший человек», жизни не достоин.

Пол-Петрограда 1921 года были прямыми кандидатами в «бывшие люди», но они не хотели становиться «бывшими людьми». И они уходили – кто в смерть, кто просто прочь из географической России. И уносили Россию в своих сердцах, чтобы передать ее, запечатленную, нам, потомкам. Чтобы научить нас любить ее.

Россия – удивительная страна.

В октябре 1921 года Б. Эйхенбаум на вечере памяти Блока прочитал доклад «Судьба Блока». Завершая его, он говорил: «Последние годы для нас – годы смертей неисчислимых…» В августе 1921 года умер, задохнувшись в большевистской духоте, Блок, в августе же убили Гумилева. Двумя годами раньше умер от голода в Сергиевом Посаде Розанов. А впереди был двадцать второй год, разбросавший по всему миру цвет русской науки, русской литературы, русского искусства… Казалось, все, пора тушить свечи, ничего уже здесь никогда не будет, не на чем. А Эйхенбаум говорил дальше: «Но где-то между этими годами или до них скрываются ведь года рождений, нам еще не явленных».

Теперь мы их знаем.

Какая прекрасная нерушимая цепочка открывается – обыкновенно называемая традицией. И Гумилев – необходимое звено ее. С найденными в ФСБ документами его образ, столько лет скрываемый от наших глаз, оживает еще больше.

Чудо баронессы Врангель [48]

Недавним летом, когда из-за постылых и назойливых дождей приходилось маяться под кровлей садового домика и изнывать от неизбежно-длительных контактов с экраном телевизора, меня взбудоражило содержание киносериала советских времен – «Адъютант его превосходительства», который, как известно, был плодотворным стартом в карьере народного артиста Союза ССР Юрия Соломина.

Перед глазами вновь промелькнули замечательные исполнители ролей героев киноповести – Соломин, Стржельчик, Шутов и другие, а также возникло одно обстоятельство, имевшее отношение к содержанию ленты.

Вспомнилось, что летом 1979 года, во время отдыха в Ялте, один пляжный приятель пригласил меня в клуб элитарного санатория КГБ «Черноморье» на просмотр первой серии фильма и встречу с соавтором сценария полковником в отставке Г. Северским.

100 великих загадок русской истории - i_068.jpg

Кадр из фильма «Адъютант его превосходительства»

В своем выступлении Северский рассказал, что сценарий писался им в творческом содружестве с уже известным специалистом этого жанра Игорем Болгариным, автором сценариев к получившим признание фильмам «Дума про Ковпака», «На графских развалинах», «Испытательный срок» и другим.

Сценарий картины основан на архивных материалах украинской ЧК о подлинных событиях Гражданской войны на юге России, героических действиях чекиста Фомина в качестве адъютанта командующего Добровольческой армией генерала Май-Маевского, проигравшего Красной армии сражения за города Орел и Курск и отстраненного от должности главкомом Деникиным в конце ноября 1919 года. Перед бегством Добровольческой армии из Харькова ее новым командующим стал генерал-лейтенант царской армии барон П.Н. Врангель, выходец из обрусевших немцев.

Значительно позже довелось прочитать мемуары матери генерала Врангеля – баронессы Марии Дмитриевны Врангель «Моя жизнь в коммунистическом раю» [49], которые автор сопроводила следующим предуведомлением:

«Я не внесу в мой рассказ ни политики, ни истории, я лишь хочу искренне и правдиво, шаг за шагом передать, через что я прошла и что мною, очевидицею, пережито в дни большевиков. Прожив в Петрограде с 1918 до 1920 года, я, несмотря на все ужасы жизни и особенно щекотливое мое положение, уцелела каким-то чудом».

Но при таком заклинании «об искренности и правдивости», на наш взгляд, автор, скорее всего, лукавила, и потому ее мемуары содержат некие странности и несовпадения с грозными реалиями той часто бессмысленно жестокой поры.

Известно, что мемуары – это всегда воспоминания конкретных личностей о пережитом, совершенном, виденном. Они субъективны и зависимы от многих компонентов» интеллекта, памяти, совести и убеждений автора. Но они зависят и от обстоятельств, изменить которые автор не может, не желает или не имеет мужества и права.

Однако судите сами! Как сообщала автор мемуаров, после революции ее муж сбежал в Ревель (теперь Таллинн), а она осталась проживать в своей (надо полагать шикарной и комфортабельной) квартире, где ее, как и других жителей, назойливо посещал бывший старший дворник, ставший при Советах председателем домового комитета. Однажды он обратил внимание на висевшие по стенам многочисленные портреты «сына в военных доспехах». Он приказал ей немедленно их убрать, предупредив, что если снова увидит «портреты генералов», то без разговоров отправит ее в ЧК вместе с портретами. Этот строгий приказ был ею немедленно исполнен. Она переслала портреты на хранение к знакомому присяжному поверенному.

По нашему мнению, под этой наивной фантастикой о дворнике и портретах просматриваются продуманные действия органов ЧК по подготовке к проведению оперативных мероприятий в отношении баронессы Врангель.

Затем следует испугавший баронессу ночной обыск, во время которого она, спасая от ворвавшихся в квартиру мужланов, бросила в туалет фамильные бриллианты и письма любимого старшего сына Петра Николаевича.

вернуться

48

Версия полковника юстиции в отставке А. Лискина.

вернуться

49

Русский архив. Архив русской революции. М.: Терра, 1991. Т. 4. С. 198—214.