Военные загадки Третьего рейха, стр. 28

Мое объяснение в основе своей оказалось верным, хотя и не вполне проясняло дело. Три недели спустя рыбаки обнаружили трупы пропавших на значительном расстоянии от пляжа вниз по течению. На телах не нашли никаких повреждений, если не считать небольшой раны на голове мужчины, но она появилась после того, как рыбаки багром вытаскивали труп на берег. Вскоре отыскали прощальное письмо, ставшее решающим доказательством того, что это было добровольное самоубийство. Помолвленные молодые люди оказались в бедственном положении, тогда жених стал подделывать счета и растратил значительную сумму денег. Когда деньги кончились, они решили уйти из жизни.

После этого и других подобных случаев заговорили о моих астрологических способностях, отом, что я изучаю санскрит, чтобы применять в своей практике опыт индийской астрологии. Сам я не стремился себя рекламировать ни посредством объявлений, ни выступая с лекциями. Но число людей, меня посещавших отнюдь не из интереса к моим скульптурным работам, а в надежде получить астрологический совет, постоянно росло.

Одним из моих ранних дел была гибель женщины при таинственных обстоятельствах. Бульварные газеты раздували происшествие как убийство на почве секса, к величайшей досаде родственников погибшей. Мой астрологический анализ показал, что это было не убийство, а несчастный случай, хотя инспектор полиции с ходу отверг мою версию. По его мнению, убийство совершил один известный доктор, который затем ужасающим образом расчленил труп жертвы. Единственным доводом в пользу такого предположения было то, что доктор скрылся как только подозрения пали на него. Я еще раз перепроверил свои расчеты, однако ни коим образом не смог поддержать версию инспектора. Двадцать три года спустя было доказано, что это была случайная смерть. По причинам, оставшимся мне неизвестными, Рейнхард Гейдрих, шеф гестапо, проявил неожиданный интерес к этому давнему делу и, пользуясь методами расследования, доступными лишь гестапо, успешно решил его. Адвокат, защищавший предполагаемого убийцу, позволил мне заглянуть в следственное дело, хотя и не имел на то права. На адвоката произвело огромное впечатление то обстоятельство, что астрологическое толкование более чем двадцатилетней давности подсказало, в каком направлении искать разгадку этому необычному происшествию.

За свои исследования я не брал гонораров. Поскольку я считал себя профессиональным скульптором, то полагал, что было бы недостойным и зазорным брать деньги за свои астрологические познания. И все же именно из-за этих познаний мне приходилось постоянно отвлекаться от артистической работы, и я не переставал мечтать о полном уединении, куда б не долетали отзвуки политических баталий и новомодных увлечений.

В застенках гестапо

В начале 1930-х годов астрология в Германии была не столь популярна, как сейчас, но именно тогда она была на высоте. Непредубежденный сотрудник английской секретной службы — уже после 1945 года, стало быть, после знакомства со многими астрологическими досье из архивов гестапо — отмечал, что астрология в Германии 1930-х годов достигла значительных успехов, а потому он не может понять, почему нацизм отвернулся от своих квалифицированных астрологов. Даже тот факт, что видные его представители, такие как Рудольф Гесс, Генрих Гиммлер и Вальтер Шелленберг, если называть немногих, прибегали к помощи астрологии, не способен изменить к ней официального отношения. Вскоре после 1933 года во многих немецких землях на астрологическую практику был наложен запрет. В других местах, как, например, в моем родном Гамбурге, развернутая против астрологов кампания отпугивала клиентов. Такой оборот событий поставил меня в бедственное положение. Практически каждый из моих немногих «крупных» клиентов или переметнулся в другой лагерь, или, опасаясь политических последствий, старался от меня держаться подальше. Ну а мелкие клиенты были попросту запуганы. Из прежней клиентуры у меня сохранилось лишь несколько евреев, которые подвергались еще большим преследованиям, чем астрологи. Таким образом, астрология обретала ауру эзотерической доктрины. Она была низведена до процветавшего в подполье ремесла, о котором никто не отваживался упоминать публично. Мне повезло хотя бы в том, что принц Георг Заксен-Мейнинген, тесть Отто фон Габсбурга, все еще обращался ко мне за советами. Он быстро поладил с новыми властями и благодаря своему положению мог себе позволить поддерживать связь со мной.

Но эти перемены были лишь предвестием тех невзгод, которые обрушились на меня несколько лет спустя. По мере того как разрасталась моя астрологическая практика, мне приходилось отказываться от творческой деятельности, и вот теперь мое существование вдруг оказалось под угрозой. Астролог не медик. Его знания и опыт не освобождают его от собственной судьбы. Тот факт, что я сумел выжить, возможно, объясняется тем, что я знал об ожидавших меня впереди злоключениях и напастях: арест, тюрьма и концлагерь Фюльсбюттель, еще один концлагерь, «филиал» Равенсбрюка в поместье Гарцвальд и, наконец, Генрих Гиммлер и его приближенные, на которых я должен был работать под страхом смерти.

В июне 1941 года, месяц спустя после полета Гесса в Шотландию, меня тоже забрали в гестапо. Подручные Гиммлера производили аресты обычно на рассвете. Я лежал с открытыми глазами, когда где-то между тремя и четырьмя часами утра раздался звонок. Я открыл дверь, и четверо гестаповцев ворвались в квартиру. Они вверх дном перевернули комнаты, привели в беспорядок мои книги, папки, картотеки. Затем мне было велено одеться, после чего меня отвезли в Фюльсбюттель, тогда это была следственная тюрьма и концлагерь одновременно. Шла война, гестапо становилось все бесцеремоннее. Меня подвергали изнурительным допросам. Допытывались, не знаю ли я людей, составляющих универсальные гороскопы, — иначе говоря, гороскопы целых народов, групп или движений, в отличие от индивидуальных гороскопов, — ив какой мере я сведущ в оккультных науках.

Обращались со мной бесчеловечно. Вопрос о соблюдении законных прав подследственного даже не возникал. Мне не разрешили воспользоваться помощью адвоката и ежедневно, вместе с другими заключенными, выводили на каторжные работы. Послабление пришло, когда охранники проведали, что я астролог. Пока другие заключенные расчищали завалы после бомбежек, меня отводили в сторону и начинали расспрашивать об астрологии. Я посиживал в кустах в окружении эсэсовцев, которые нередко просили меня заглянуть в их будущее.

Многие от нацистов пострадали несравненно больше, чем я. Поэтому не стану подробно описывать свои бедствия. Скажу только, что заключение в Фюльсбюттеле для меня было тягостным. Я был вконец измотан допросами и физически сломлен. К тому же ничего не знал о своей семье. Мне пришлось оставить жену, дочь и младшего сына без средств к существованию. Мой старший сын был в армии, и о нем я тоже ничего не знал. При таком положении дел казалось маловероятным, чтобы немногие из оставшихся у меня клиентов сохранили бы веру в меня. Тем более я был удивлен, узнав, что сразу после моего ареста жена стала получать помощь из разных источников. В одном случае знакомый оплатил заказ, о котором я даже не слышал. Словом, моя семья была избавлена от нищеты. Но тогда я этого не знал, а потому дни и недели в моем заточении тянулись в волнениях и неизвестности.

На четвертый месяц меня освободили, причем так же внезапно, как когда-то арестовали. Но сначала я должен был пообещать больше никогда не заниматься астрологией. С этого момента за мной была установлена слежка.

Когда на исходе лета 1941 года передо мной открылись ворота Фюльсбюттеля, я, можно сказать, получил строго ограниченную дозу свободы. В то время я не мог себе представить, что то самое гестапо, которое лишило меня средств к существованию и которое так жестоко обошлось со мной, вскоре по приказу свыше заставит меня работать на себя. Те же люди, что запретили мне заниматься любимым делом, несколько месяцев спустя завалят меня заказами, исходящими от вожаков СС. Но пока передо мной вставали совсем иные проблемы. Заниматься астрологией мне запретили, и вряд ли я, противник режима, мог рассчитывать получить заказы как художник и скульптор. На что мне было жить? Со дня на день я ожидал повестки, чтобы явиться на какое-то оборонное предприятие в качестве разнорабочего.