100 великих приключений, стр. 134

На рубеже веков кое-кто вспомнил и снова перелистал книги Даппера, Юнкера и Стэнли. Нашлись смелые души, загоревшиеся желанием найти этих легендарных зверей. Может быть, Choeropsis ещё и не полностью вымер, ещё где-нибудь существует? Ведь именно это следует из описаний Стэнли и Юнкера, причём, возможно, не только в Либерии, но и в Конго и в Судане, на родине окапи.

Однако зоологи возражали, что бегемот, хоть и карликовый, должен быть бегемотом, то есть водолюбивым животным. А все вышеперечисленные звери являются сухопутными, живут на суше, в лесу. Никто не обратил никакого внимания на сообщение Бютикофера о карликовом бегемоте, живущем в лесу, а не возле воды.

И всё-таки в 1904 году, через три года после открытия окапи, приверженцы «кабановой теории» праздновали победу. Британский капитан Мейнерцхаген обнаружил в поселении туземцев Маунт-Кения попорченную шкуру большого чёрного кабана, чудовища величиной с телёнка. Капитан не разбирался в научных спорах, он просто рад был трофею. Позже в окрестностях озера Виктория он обнаружил череп зверя, частично покрытый кожей. Но какой это был череп! Под глазами — необыкновенные шишки и наросты; тяжёлые изогнутые бивни, массивная, почти квадратная лобовая часть. Длина головы — от пятачка до шеи — больше метра.

У капитана разгорелась охотничья страсть — во что бы то ни стало найти и убить такого зверя. И наконец это случилось. Зверь был густо-чёрного цвета, длиной два с половиной метра, ростом метр с четвертью. Охотник отделил от тела череп и кожу, послал в Лондонское зоологическое общество и стал с интересом ждать, что там скажут.

Ответ, полученный от профессора Томаса, заставил его остолбенеть. Этот кабан был назван его именем — Hylocherus meinertzhageni, «лесная свинья Мейнерцхагена». Далее было сказано, что этот вид имеет большое научное значения для определения родословной кабанов и, вероятно, связывает бородавочника и речную свинью, у него ряд признаков древнего происхождения, очевидно, это — тот легендарный зверь, о котором писали Юнкер и Стэнли, может быть, «нигбве», или «сэнгэ», или большой чёрный кабан Даппера, так что пусть капитан радуется своему трофею.

Вскоре шведский зоолог Ленберг — тот, который изучал зубы трубкозуба, во время поездки в Африку установил, что этот большой кабан водится не только в Кении, но и во всех лесах Восточной и Экваториальной Африки, хотя никто, кроме Стэнли и Юнкера этого не заметил.

Но вот в 1905 и 1906 годах зоолог Томас получил ещё ряд трофеев из внутреннего Камеруна, а также из глубинки Либерии. Это был гигантский лесной кабан. Итак, этот зверь обитал во всей Африке, а значит, видимо, он был «виновником» всех местных легенд о «нигбве».

Таков был приговор специалистов. Но туземцы настаивали, что «сэнгэ» — совсем другой зверь, чем «нигбве». А в 1910 году, после проверки, к этому мнению присоединился гамбургский торговец животными Карл Гагенбек. По его мнению, «сэнгэ» — просто западноафриканская форма гигантского лесного кабана, которого негры назвали носорогом из-за его больших клыков. «Нигбве» — это вообще не кабан. Это — карликовый бегемот, который вовсе не вымер, а обитает где-то в Либерии. Это его имел ввиду Даппер, когда писал о чёрном кабане. Гагенбек поговорил об этом с путешественником и охотником Гансом Шомбургком. И тот отважился поехать в Либерию поймать сказочного зверя.

Первые полученные от туземцев сведения оказались разочаровывающими. Но один мулат в окрестностях реки Дюкея сказал, что он знает такого зверя и видел однажды, как тот лежал на краю лужи. Люди его боятся, так как он может опрокинуть лодку. Однако вскоре стало ясно, что речь шла о простом бегемоте. Впрочем, до этого не было известно, что в Либерии они водятся.

Был как раз период дождей, когда Шомбургк с группой носильщиков пересекал тропический лес в лодке. Дождь портил настроение, все труды и лишения казались напрасными. Никто из встреченных им людей не верил в существование искомого зверя. Неужели призрак?

И вдруг случилось следующее: «В метрах двухстах, в лесочке, я заметил какое-то движение… Поток нёс нас к этому месту. Вначале я не смог разобрать, кто это может быть: то ли буйвол, то ли крокодил. В это время он и вышел из тени на край берега — я застыл. Передо мной стоял зверь, ради которого я предпринял это изнурительное, тяжёлое путешествие — карликовый бегемот. Это было 13 июля 1911 года. Число тринадцать в моей жизни всегда было счастливым…»

Другой человек наверняка тут же застрелил бы зверя. Но Шомбургк не смог: «Он смотрел на меня какое-то время так же пристально и цепко, как и я на него, прежде чем скользнул в воду. Что-то во мне не позволило выстрелить». «К тому же, — рассуждал охотник задним числом, — это редкий зверь, а вдруг я уничтожил бы выстрелом последнего, а значит, и весь вид? Нет, мне достаточно было удостовериться, что зверь существует».

В столице Либерии Монровии его осмеяли. И никто не поверил, что такой заядлый охотник, как Шомбургк, растаял от нежных чувств и не направил ствол на дичь. Его сочли лгуном и хвастуном или простаком, поверившим сказкам и побасёнкам туземцев.

Только Гагенбек в Гамбурге продолжал верить ему и посоветовал через год всё это организовать снова, но получше.

На сей раз Шомбургк познакомился в Голаленде с племенем, которое отлично знало «мбе» — карликового бегемота, но все так боялись его, что помощников среди них не нашлось: «Предводитель племени смотрел на меня так, как будто я помешанный. Он ясно дал понять, что не будет содействовать такому вздорному делу — ловить опаснейшего зверя, перевозить его и, самое главное, запретить употреблять его в пищу».

Наконец один негр-полукровка решил подключиться к отряду и помог устроить поимку животного. Негры убедили охотника, что таких зверей — немало, вследствие чего он решил всё-таки убить одного и препарировать.

28 февраля 1913 года в одной прибрежной пещере был обнаружен «дьявол леса», тут же застрелен и препарирован. «Я укрылся в своей палатке, так как потекли слёзы. У меня, у отчаянного охотника. Смешно? Но нервы, перенапряжённые нервы требовали разрядки. Как я должен был радоваться сегодняшнему дню, которого дожидался, за который боролся целый год! Но радости не было, лишь горьковатое чувство воздаяния насмешникам, тем, кто мне не верил. Да, страдал я от этого, от недоверия моих земляков. Я кипел от ярости. Гнев пожирал моё сердце…»

А на следующий день в яму-ловушку попал ещё один зверь. И Шомбургк стал готовить вскрытие головы. Ведь негры гола расписали зверя как настоящего чёрта.

«Как поведёт себя пленник, когда я вытащу его из ямы? С обычными бегемотами всегда трудно. Они не переносят неволю и сперва дико бросаются на решётки клетки. Однако мой „моё“ как будто был спокоен. Он мирно лежал в яме и смотрел на меня прямо-таки дружески. Но я же не знал, что он намерен в следующий миг сделать. Ведь не исключено, что всё это — „розыгрыш“».

Зверолов уговорил африканцев построить загон вокруг ямы. Затем он стал подкармливать опасного «приятеля» кореньями и подманивать ими же в загон. Так и получилось. Камень упал с души охотника. С ближайшей станции он дал телеграмму Гагенбеку: «бегемот-карлик пойман — славный зверёныш!»

В течение следующих нескольких недель он поймал ещё четверых «зверёнышей» и перевёз их на морское побережье в больших корзинах, каждую из которых несло по 32 человека. Он постоянно смазывал им кожу вазелином, чтобы она была эластичной, и доставил в Гамбург всех пятерых здоровыми.

Измерения показали, что карликовый бегемот на три четверти метра короче и на полметра ниже гигантского лесного кабана, с которым его путали десять лет. Итак, огромные усилия зоологов были, наконец, вознаграждены открытием этих двух видов.

В поисках Конгамато