100 великих загадок Африки, стр. 92

«Таинственный пират» и его собратья

Слово «таинственный» в этом заголовке на первый взгляд может показаться явно лишним – пираты и так окружены ореолом романтики и таинственности. Они, если забыть их кровавые деяния, представляются отважными морскими волками, вступавшими в жестокие схватки со своими противниками, а легенды о спрятанных ими несметных сокровищах, если закрыть глаза на то, что размеры этих сокровищ во много раз преувеличены молвой, а сами по себе они действительно не более, чем легенды, до сих пор будоражат воображение многих людей.

Однако, как правило, все это касается пиратов Карибского моря и Атлантики, история и подвиги которых описаны достаточно полно. Пиратам же Индийского океана повезло куда меньше. Рассказывая о них, историки и писатели ограничивались лишь флибустьерами Мадагаскара, а точнее, острова Сент-Мари, привлеченные легендарным ореолом якобы созданной там ими республики Либерталии.

И при этом – на ярком, романтическом фоне «подвигов» пиратов Мадагаскара и жизни чуть ли не «социалистической» Либерталии – как-то уходило в тень то, что лежащие по соседству Маврикий, Реюньон, Сейшелы и другие более мелкие острова западной части Индийского океана тоже долгие годы служили пристанищем морских разбойников. Причем вовсе не легендарных, а вполне реальных. Потомки Жан-Франсуа Одуля (у нас его иногда неправильно называют Годул, или Гудул) до сих пор живут на Сейшелах, а Робер Сюркуф стал чуть ли не национальным героем среди франко-маврикийцев. Правда, эти двое были не совсем пиратами, а корсарами. Сейчас для нас в этих терминах мало разницы, а для людей сведущих это означало, что действовали они под «каперским свидетельством» – то есть как бы от имени своей страны, в данном случае Франции, под защитой национального флага, а если оказывались в руках противника, то считались военнопленными.

Робер Сюркуф

Вот эта «деятельность на благо Франции» и дала возможность Сюркуфу приобрести романтический ореол и стать героем нескольких книг. То, что во всем остальном он был таким же морским разбойником, как и прочие пираты, грабил суда и припрятывал награбленное, похоже, мало занимало авторов его жизнеописаний.

В общем, в XVII–XVIII вв. западная часть Индийского океана была еще одним (кроме Вест-Индии), хотя и менее известным, пиратским раем. Конечно, точных цифр, которыми бы можно было определить количество награбленных пиратами сокровищ, нет ни у одного ученого. Но вполне можно предположить, что оно было немногим меньше того, что прошло через руки морских разбойников Карибского моря. А раз так, значит, у преданий о зарытых пиратами кладах на Маврикии, Сейшелах, Коморах и других островах у восточного побережья Африки – вполне реальная почва.

Пожалуй, нет такого острова в западной части Индийского океана, с которым не были бы связаны легенды о зарытых там пиратских сокровищах. Мадагаскар и Сент-Мари, Маврикий и Реюньон, Сейшелы и Коморы, мелкие острова – Родригес, Фаркуар, Альдабра и Амиранты – на всех них что-нибудь да напоминает о присутствии там в свое время пиратов. И не мудрено.

Пиратство в западной части Индийского океана имеет давнюю историю. Еще в 1508 г. пират по имени Мондрагон захватил португальское торговое судно у побережья Мозамбика. Но период расцвета деятельности корсаров, или приватиров, был еще впереди. Каперские свидетельства, выданные правительством, позволяло им грабить судна, принадлежащие «врагам государства». По условиям такого контракта пират должен был отдавать часть добычи своему правительству или местным властям, которые ему покровительствовали. Он не должен был нападать лишь на суда своей страны и ее союзников.

Крупнейшими покровителями легализованного пиратства были Франция и Англия – причем этим занимались не только правительства, но и отдельные лица, а также группы купцов. Известно, например, что король Англии Карл I снарядил корабль «Сихорс» («Морская лошадь») под командованием капитана Куэйла и велел тому «ходить по всему миру и захватывать любые корабли, которые принадлежат стране, не состоящей в союзнических отношениях или мире с Англией, ниже линии экватора». Так что охота за кораблями стала вполне организованным промыслом. Арабы в те годы создали на Мадагаскаре торговые поселения, и с ними – к выгоде пиратов – соревновались представители европейских торговых домов, осваивавших побережье как этого, так и других соседних островов. Сент-Мари у берегов Мадагаскара, ставший главным пиратским гнездом, в конце XVII – начале XVIII в. посещали тысячи морских разбойников.

Однако совсем рядом с этой, столь знаменитой пиратской вольницей, существовали и другие. Тот самый капитан Куэйл, что был послан на пиратский промысел Карлом I, в качестве своей базы избрал остров Мохели в Коморском архипелаге. На «Морской лошади» капитан награбил для своего короля ценностей на 20 тысяч фунтов стерлингов. Но он так и не вернулся в Англию, умерев на Коморах. Какова была дальнейшая судьба его добычи, точно не известно.

Коморские острова приглянулись европейским пиратам еще в XVII в., когда их изгнали из Карибского моря, и им приходилось искать себе новое надежное пристанище. Архипелаг, контролировавший Мозамбикский пролив, показался им весьма подходящим для их целей, всем прочим местам они предпочитали лагуну острова Майотта. На Коморах пираты общались с местным населением, а на рынках островов собирали информацию о проходящих мимо судах. В 1690 г. на острове Анжуан несколько месяцев провели в Сент-Мари трое знаменитых мадагаскарских пиратов – Тью, Миссон и Караксиоли. Их очень любезно принимала местная королева, ибо нуждалась в их помощи в борьбе с султаном острова Мохели. Пираты не гнушались участием в подобных междоусобицах, охотно брали в жены местных красавиц. Анжуанцы платили пиратам ответной признательностью: когда те решили в 1694 г. соорудить новый форт на Мадагаскаре, туда, для помощи в строительстве, отправилось 300 анжуанцев.

Однако эта идиллия была нарушена в начале XVIII в., когда европейские державы развернули активную борьбу с пиратами. Те, разозленные, забыв о былых дружеских отношениях, стали нападать и на своих бывших союзников. В 1701 г. пират Норт разграбил прибрежные города острова Гранд-Комор, а потом атаковал и Майотту, взяв в плен ее султана и получив затем за него выкуп в серебряных монетах. В XVIII в., когда на Коморские острова регулярно стали заходить европейские торговые и военные корабли, пираты были изгнаны с архипелага. (В 1720 г. у Анжуана, например, произошло крупное сражение британского военного корабля с двумя пиратскими судами.) В результате пираты убрались с Коморских островов, захватив награбленную добычу с собой или припрятав ее где-то на архипелаге.

Но в западной части Индийского океана оставалось еще немало спокойных и безопасных для пиратов островов, где не было враждебно настроенного местного населения и европейцы еще не создали своих укрепленных опорных пунктов.

Постоянным прибежищем пиратов в XVII в. был Маврикий, хотя формально еще с конце XVI в. остров считался голландским владением. Длившуюся более ста лет голландскую колонизацию Маврикия никак нельзя считать успешной – дела с плантационным хозяйством не клеились, рабы бунтовали, сами голландцы особым трудолюбием не отличались и предпочитали работе на строительстве укреплений или в поле пирушки, длившиеся порой по нескольку дней. Досаждали колонистам и нашествия крыс, а мощнейшие ураганы сводили на нет то немногое, что удавалось сделать. Покинуть остров навсегда голландцы не желали, но вынуждены были время от времени надолго отлучаться с него. Поэтому пираты чувствовали себя на Маврикии, в общем, в безопасности, не особенно опасаясь его «законных» владельцев. Остров лежал на пути из владений голландцев в Индии и Индонезии к их базе на мысе Доброй Надежды, а значит, регулярно посещался кораблями с ценными грузами, и это обстоятельство также весьма привлекало морских разбойников.