Чревовещатель, стр. 21

Шли недели. Однажды вечером я собрался с духом. Выпив для храбрости стакан водки, я отправился к старой родственнице и посватался к Мариетте. Старуха всплеснула руками, приняв оскорбленный вид. Мариетта ушла в свою комнату, а Жак Ландри ответил мне довольно грубо: «Или вы с ума сошли, или думаете, что я сумасшедший! У вас ни гроша в кармане, вы не имеете ни профессии, ни будущего… Я считаю вас честным человеком, так как не знаю ничего за вами, но со временем вы можете сбиться с пути. Я в двенадцать лет уже работал юнгой, в ваши годы был рулевым… А вы кто? Вы живете случайными заработками и собираетесь жениться!.. Скажите, пожалуйста, что будет есть ваша жена на следующий день после свадьбы?» — «Я буду работать!» — пробормотал я. «Вы ничего не умеете, да и как приняться за труд после двадцатилетнего безделья… Отдать вам Мариетту! Как бы не так! Я скорее соглашусь осудить ее на вечное безбрачие». — «Но если я стану кем-нибудь?» — «Станьте, если сможете. Тогда увидим… А сейчас прощайте».

Я ушел в отчаянии. Я любил Мариетту до безумия. Любил тем сильнее, что мне не хотели ее отдать, но в душе сознавал, что Жак Ландри прав и что такой старый труженик, как он, не мог взять к себе в зятья такого «лентяя», как я. Мне пришла мысль броситься в воду. Быть может, я и привел бы ее в исполнение, потому что ничто больше не привязывало меня к жизни, но на другой день я узнал, что один молодой солдат из Ингувилля, получив наследство от дяди, ищет желающего поступить в полк вместо себя.

Солдата могут произвести в капралы, капрала — в сержанты, сержанта — в офицеры… И в песнях говорится, что военное ремесло — хорошее ремесло. Я подумал, что если у меня будет даже один галун на рукаве, то Жак Ландри не отвергнет меня. Итак, я изъявил желание заменить разбогатевшего молодого человека, мне заплатили, и я отправился в Алжир с маршрутом в кармане и с полутора тысячами франков, которые один жулик украл у меня в Марселе, что мне показалось дурным предзнаменованием, потому как я рассчитывал на эти деньги устроиться после выхода в отставку.

–?Это объясняет ваш отъезд, но не ваше возвращение, — сказал следственный судья.

–?Есть люди, — продолжал чревовещатель, — у которых сердце похоже на публичную карету: одна женщина в него входит, другая выходит, все места всегда заняты! Я не таков. Я не мог забыть Мариетту и все думал о ней. Когда мне дали медаль, я радовался, потому что это приближало меня к ней… Я хотел бежать… вернуться во Францию, в Гавр. Я говорил самому себе: меня потом будут судить, расстреляют, быть может… но все равно!.. Я все-таки ее увижу. Безумие, не правда ли?.. Но что вы хотите? Я ее обожал, а когда сильно любишь, то бываешь безумным…

Время шло медленно. Мой четырехлетний срок истек восемь месяцев тому назад. Я был свободен! Я обнял своего лейтенанта, который думал, что прельстит меня перспективой скорого повышения… Очень мне нужно было повышение! Я вернулся в Гавр… Но меня ждало разочарование. Жака Ландри и Мариетты уже не было в Гавре. Старая родственница жила одна. Я просил эту женщину, я умолял ее со слезами на глазах сказать мне, где я могу их найти. Она, конечно, знала это, но была безжалостна… Быть может, Жак велел ей не говорить.

XXIV

–?Кто был солдатом и видел смерть вблизи, тот не думает о самоубийстве, — продолжал Сиди-Коко. — К тому же я воображал, что когда-нибудь встречусь с Мариеттой… Но, чтобы искать ее, нужны были деньги, а у меня не было ни гроша… Ах, как я жалел тогда о своих полутора тысячах франков! Как мне было заработать столько, чтобы не умереть с голоду и еще накопить немного денег?

Я взялся за свои прежние ничтожные занятия, а по вечерам стал опять развлекать публику в трактирах чревовещанием. Один старый сержант зуавов, которому пришлось служить в Париже много лет назад, помнил представления «Человека с куклой» в Пале-Рояле. Я смастерил из дерева куклу, одел ее, как мог, и придумал речь.

Жером Трабукос — честный малый, уверяю вас, — директор труппы, в которой я теперь состою, услышал меня в один вечер и тотчас предложил мне поступить к нему. Так как комедианты недолго остаются на одном месте, что дает возможность видеть много городов и поселков, то я и принял предложение Жерома, оставив, однако, за собой право покинуть труппу, предупредив об этом за неделю. Я хорошо знал, что ремесло фигляра не понравится Жаку Ландри и Мариетте, и хотел быть свободным, когда найду их…

В продолжение шести-семи месяцев я ездил с труппой по ярмаркам, не сделав никакого открытия, но не отчаивался… Наконец, четыре дня назад, здесь же, во время представления, я увидел Мариетту, сидевшую напротив меня на скамейке… Она узнала меня с первого взгляда и нахмурилась. Меня как обухом ударило… Я потерял голос… растерялся совсем… выронил из рук куклу, и сам Жером Трабукос вышел на сцену, чтобы ободрить меня.

Мариетта ушла еще до окончания представления вместе с какой-то маленькой девочкой. Я последовал за ней, догнал ее и заговорил с ней. Она отнеслась ко мне дурно. И когда я ей сказал, что люблю ее еще больше, чем прежде, и хочу на ней жениться, она ответила, что напрасно я о ней думаю и что ее отец, узнав о моем новом ремесле, выгонит меня, если я осмелюсь явиться к нему. Я пообещал ей, что больше не буду комедиантом, но она попросила меня оставить ее. Это было жестоко, но не обескуражило меня. Ничто не могло отнять у меня надежду. Главное, что я нашел Мариетту. Я мог рассчитывать на будущее… Рассчитываю и теперь… и буду рассчитывать до тех пор, пока я жив и пока Мариетта не выйдет замуж.

В тот же вечер я объявил Жерому Трабукосу, чтобы он меня заменил, так как на следующей неделе я выхожу из его труппы. Вот вся истина, господин следственный судья. Мне нечего больше вам сказать.

Судья устремил на Сиди-Коко испытующий и строгий взгляд.

–?Больше нечего! — повторил он. — Уверены ли вы в этом?

–?Вполне уверен, — пробормотал чревовещатель с заметным смущением.

–?Таким образом, вы утверждаете, что не видели Мариетту Ландри после ее неблагосклонного приема?

–?Утверждаю.

–?Вы отрицаете, что, с ее согласия или нет, приближались к ней?

–?Отрицаю.

–?Этот ответ — не только ложь, но и промах с вашей стороны.

–?Спросите Мариетту, господин судья. Вы увидите, что я не лгу.

–?Но как же вы объясните показание одного свидетеля, Андоша Равье, который оказался в двух шагах от вас, когда вы выходили из парка поздно вечером с двадцать четвертого на двадцать пятое число? Этот свидетель не мог ошибиться: он видел ваше лицо при свете спички.

Сиди-Коко решил, что его арестовали по обвинению в совершении этого незначительного проступка. Он оправился от смущения и ответил твердым голосом:

–?Я все-таки утверждаю, что не имел с Мариеттой другого разговора, но признаюсь, что входил в парк господина Домера, чего не должен был делать.

–?Расскажите мне подробно, что вы делали вечером и ночью три дня назад, — приказал следственный судья.

–?Труппа с вещами оставила Рошвиль три дня назад утром, — начал Сиди-Коко.

–?И вы остались одни?

–?Нет. Я поехал вместе со всеми и помогал своим товарищам устанавливать балаган на площади в Сент-Авите. В тот вечер не было представления. Мне пришла в голову мысль вернуться назад и попытаться увидеть Мариетту. Но как это сделать? Расстояние — двенадцать километров… Если бы я пошел пешком, то явился бы слишком поздно и Мариетта уже спала бы. Я отправился в трактир «Красный бык» и спросил, нельзя ли нанять лошадь. Как раз в это время трактирщик собирался запрягать свою лошадь в повозку. «Куда вы хотите ехать?» — спросил он у меня. «В Рошвиль». — «Вы там долго пробудете?» — «Не больше часа». — «Вот и отлично! Я сам еду в Рошвиль и пробуду там с час. Я возьму вас с собой и привезу обратно, это обойдется вам в сорок су. Вы согласны ехать со мной?» — «О, конечно, согласен!» — «В таком случае садитесь». Я тотчас уселся рядом с трактирщиком, и лошадь понеслась… При въезде в городок я вышел из повозки, сказав трактирщику: «Через час вы меня посадите здесь же». — «Хорошо», — ответил он.