Владетель Мессиака. Двоеженец, стр. 9

— Я не пошевелюсь с места, — ответил капеллан.

— И я тоже, — подтвердил Мальсен.

Бигон не настаивал. Телемак де Сент-Беат, наблюдавший за всем происходящим в окно, увидел улыбку своего лакея. Бигон многозначительно почесывал нос. У Бигона это был верный знак, что он что-то задумывает.

— Это становится очень любопытным! — заметил сам себе гасконец.

VIII

Кавалер Телемак де Сент-Беат слышал уже довольно. Держась в тени, падающей от деревьев, он пришел к внешней стене замка. Шагах в сорока перед ним возвышалась теперь таинственная башня Монтейль; угрюмый силуэт ее мрачно чернел на полуночном небе. Если бы Анна Радклиф жила и написала свой славный роман в XVII веке, кавалер мог бы даже подумать, что он находится перед таинственным Удольфским замком в Италии. Какие-то тайны окружали его; на каждом шагу он встречал удивительные вещи, и обстоятельства, казалось, очень способствовали этому.

— Тысяча чертей! — ворчал он. — Надо идти до конца. Этот граф очень меня интересует со всеми своими пороками. Притом же для меня не будет вовсе бесполезным разузнать; если я когда-нибудь разбогатею, я уже буду знать досконально, что и как делается в этих странах. Клянусь честью! всегда стоит выслушать то, что слуги говорят о своих господах.

Рассуждая таким образом, кавалер достиг дубовой галереи, пробитой в стене и снабженной крепкой железной решеткой. Здесь он остановился и ждал. Легкий юго-восточный ветер нес прохладу, тихо шелестели на деревьях листья, издали долетали восхитительные трели соловья.

Кавалер Телемак де Сент-Беат приложил ухо к решетке. Вдруг соловей умолк. С внешней стороны стены донесся какой-то шорох, точно зверь продирался через заросли и травы. Гасконец затаил дыхание.

Два голоса начали шепотом переговоры:

— Нет его на башне?

— Нет! Я здесь больше двух часов, никто не отворял дверей.

— Никто?

— Очевидно, напрасно будем ждать. Он сегодня ночью не намерен посетить башню Монтейль.

— Очень жаль. Настоятель из Мессиака освятил мои пули.

— Ничего не потеряно. Один из замковой прислуги заверил меня, что он завтра едет в Клермон.

— С большой свитой?

— С двенадцатью вооруженными слугами.

— Черт возьми!

— Пустое! Ты разве не знаешь, какой он фантазер.

— Это так. На своем горном жеребце он всегда держится на четверть мили впереди конвоя.

— Я на это и рассчитываю.

— Какой же твой план?

— Вот он: сорок вооруженных людей графа де Селанс с нами.

— Так, но сам граф?

— Бог с ним! Де Селанс ненавидит Каспара д'Эспиншаля, но боится его. Когда мы освободим его от врага, он, конечно, будет доволен; а в случае неудачи он только приличия ради побранит своих людей. Вот и весь мой план.

— Дело, значит, кончено.

— Не совсем, но будет кончено этой ночью.

— Где же вы уговоритесь?

— У меня. Ноэль Монткаль, прежний слуга Шато-Моранов, предводительствует людьми Селанса и находится в настоящую минуту в моем жилище.

— Ах, а я все же желал бы лучше иметь под прицелом этого проклятого графа. С этими всеми хитростями и заговорами увидите, что он еще раз увернется от наших рук.

— Будь покоен, метр Шандор! Ты желаешь отомстить за свою сестру, так и я жажду отомстить за мою дочь.

Человек, которого называли Шандором, должно быть, в это время встал, так как кавалер Телемак де Сент-Беат гораздо явственнее услышал его голос, произнесший:

— Пусть так и будет. Но не позабудь, метр Ланген, я действую с тобой заодно в последний раз. Если завтра нам не удастся, тогда — к черту все осторожности и тайны! Я один, с моим мушкетом в руках, становлюсь против ворот замка Мессиак и убью, как собаку, этого Каспара д'Эспиншаля, как только он переступит порог.

— Месяц назад ты уже пробовал убить его.

— Тогда было другое дело; у меня в ружье простые пули, а этого черта простыми пулями нельзя убить. Я бью влет ласточку, а тогда промахнулся. Разве это возможно, если бы дьявол не защищал его. Но теперь у меня пули медные, освященные церковью, именно такие, какие необходимы, чтобы убить проклятого.

— Обещаешь быть завтра с нами заодно?

— Я буду первый.

— Не ляжешь спать сегодня?

— Я не нуждаюсь во сне. С той минуты, как позор вошел в наш дом, сон не посещает нас. Бедная Бланка! Она была невестой подлесничего барона де Кусака, а он отнял ее у нас. Дьявол, разбойник!

Телемак де Сент-Беат услышал, как Шандор зарыдал; это непритворное горе отца заставило сильнее забиться твердое сердце кавалера. Спустя минуту грозный голос Шандора спросил:

— В котором часу?

— Он выезжает в пять часов утра.

— Где устраивается засада?

— У Алагонского моста.

— Хорошо. Я буду там!

Опять послышался шорох ветвей, и Телемак де Сент-Беат заключил, что говорившие удалились. В нем ожесточенно боролись два противоположных чувства. Он забыл капеллана, Мальсена, Бигона, сераль в башне Монтейль; его ошеломило, оглушило услышанное им. Сомневающийся, почти не помнящий себя, он пытался найти дорогу в свою комнату.

Но сойти вниз было легче, чем возвратиться обратно. К счастью, он увидал около окна своей комнаты большое дерево, ветви которого достигали рамы. Он залез на него, снова схватился за ремень, привязанный к крюку в окне, и впрыгнул в комнату.

— Что же теперь делать? — спрашивал он себя, ложась в постель. — Бесспорно, заговорщики справедливо обвиняют графа Каспара д'Эспиншаля в ужасных обидах, нанесенных им; но имеет ли он, Телемак де Сент-Беат, право становиться между преступником и справедливым мщением? Не будет ли он сам в таком случае соучастником преступлений этого графа? Сам Каспар д'Эспиншаль ничего не хотел сказать в оправдание своих поступков, а, напротив, точно хвастался ими…

Кавалер Телемак де Сент-Беат закрыл руками разгоряченное лицо и, подумав несколько минут, вдруг воскликнул:

— Нет, это невозможно! Я случайно узнал страшную тайну и сохраню ее в секрете? Я, которого граф принял с трогательным гостеприимством, осыпал ласками и знаками дружбы, я сделаюсь его предателем?! Такой поступок равносилен самому низкому предательству! Люди, жаждущие убить Каспара д'Эспиншаля, могут ошибаться, и я, промолчав, сделаюсь соучастником убийц.

После долгих колебаний кавалер решил предостеречь графа, но не выдавать ничьих имен.

Довольный собой, он вытянулся на постели и приготовился уснуть. В эту минуту на ступенях лестницы послышались торопливые шаги.

— Это что еще? — с удивлением прошептал гасконец.

Сквозь замочную скважину какой-то голос звал его по имени. Кавалер Телемак де Сент-Беат узнал пискливый голос Бигона, но сильно измененный страхом. Лакей кричал:

— Ради Бога, мосье Телемак, отворите дверь.

— Отворяй сам, она не заперта.

Бигон появился в комнате со свечой в руке.

На перепуганном лице его ясно запечатлелось глуповатое удивление.

— Ах, кавалер! — воскликнул он, — если бы вы только могли вообразить, что случилось со мной. Я преспокойно лежал на моей постели…

— Не ошибаетесь ли вы насчет постели? — иронически переспросил Телемак де Сент-Беат.

— Нет, не ошибаюсь! Я даже видел во сне нечто напоминающее мне душеспасительные слова, которыми напутствовал меня вчера здешний капеллан. Святой человек, за это можно поручиться!

— Да, он святой человек. Про это я уже знаю.

— Проснувшись, я выхожу на двор, передо мною башня Монтейль, иду в ту сторону, вижу лестницу, забытую, вероятно, садовником, приставляю ее к окошку, взбираюсь и заглядываю в маленькую комнатку. Комнатка оказывается освещенной. Прежде всего я должен сказать, что граф Каспар д'Эспиншаль — турок и содержит целый гарем.

— Какое мне до этого дело?

— Вам ничего, но мне очень большое.

— Это с какой стати?

— Вы никогда не угадаете, кого я увидел в этой башне!

— Вероятно, твоего осла.

— Вы всегда насмехаетесь надо мною. Но я видел… видел… то, что я там видел, переходит границу возможного.