Вскрытие показало..., стр. 69
Было уже за полночь, когда я на цыпочках спустилась в кухню и достала из бара бутылку коньяка. Люси даже не повернулась на другой бок с тех пор, как я ее уложила. Температура у девочки была нормальная. Хотелось бы мне сказать то же самое о себе! Сделав два глотка "микстуры от кашля", я нехотя поднялась в спальню, легла и в очередной раз выключила лампу. Электронные часы отсчитывали минуты.
Щелк.
Щелк.
Я ворочалась в постели, время от времени проваливаясь в тяжелый сон, больше похожий на бред.
"...Что конкретно он сказал этой Тайлер?"
Щелк. Пленка продолжала мотаться.
"Извините". Нервный смешок. "Видимо, я набрала девятку вместо четверки..."
"Ничего страшного... Желаю вам приятно провести вечер".
Щелк.
"...Видимо, я набрала девятку вместо четверки..."
"Служба спасения. Слушаю вас".
"...Больц хорош собой. Парням вроде него незачем подсыпать снотворное дамочкам – те сами на шею вешаются".
"Да он подонок!"
"...Потому что его нет в городе, Люси. Мистер Больц в отпуске".
"Да?" В глазах мировая скорбь. "А когда он вернется?"
"Не раньше июля".
"А почему мы с ним не поехали, тетя Кей? Он ведь на море?"
"...Ты лжешь о наших отношениях, причем каждый день". Его лицо за пеленой дыма будто в тумане, волосы на солнце кажутся золотыми.
"Служба спасения. Слушаю вас".
Теперь я была в доме у мамы, и она мне что-то говорила.
Затем надо мной лениво закружила какая-то птица. Сама я ехала на грузовике с человеком, которого не знала, лица которого не видела. Вокруг раскачивались пальмы. Белые цапли возвышались над поверхностью заросшего озера, и их длинные шеи напоминали фарфоровые перископы. Цапли поворачивали белые головки и смотрели нам вслед. Они следили за нами. Точнее, за мной.
Я легла на спину, надеясь, что так будет удобнее.
Мой отец сидел в постели и смотрел на меня, а я рассказывала, как прошел день в школе. Лицо у папы было пепельно-серое. Он смотрел не мигая, а я не слышала собственного голоса. Папа никак не реагировал на мои слова, но не отрывал от меня взгляда. В сердце мне прокрался страх. Лицо у отца было белое. Он смотрел на меня пустыми глазами.
Отец был мертв.
– Па-а-а-а-па!
Я прижалась лицом к его шее, и в ноздри мне ударил тошнотворный запах пота...
В голове помутилось.
Сознание возвращалось медленно – так из глубины всплывает на поверхность пузырек воздуха. Я очнулась. Сердце бешено колотилось.
Запах.
Он мне приснился? Или он был здесь, в моей комнате?
Мерзкий запах гнили! Он мне приснился?
Я уже знала, что происходит, – чувствовала подкоркой. Сердце билось о ребра.
Что-то оказалось рядом на кровати. Колыхнулась волна зловония.
Глава 16
Между моей правой рукой и револьвером было не более тридцати сантиметров.
Никогда в жизни ничего не находилось от меня дальше, чем мой револьвер, ничего не казалось настолько недосягаемым. Я тянула руку бесконечно. Я ни о чем не думала, только ощущала бесконечность, и сердце мое бешено колотилось о прутья грудной клетки. Кровь бросилась в голову и невыносимо давила на уши. Каждый мускул, каждое сухожилие тела напряглись, застыли, замерли от ужаса. В комнате было темно, хоть глаз коли.
В ушах зазвенел металлический голос, тяжелая рука надавила на губы. Я закивала. Я закивала, чтобы он понял – я не буду кричать.
Нож у горла казался огромным, как мачете. Кровать накренилась вправо, и я на мгновение ослепла. Когда глаза мои привыкли к свету лампы, я взглянула на него – и у меня перехватило дыхание.
Я не могла ни вздохнуть, ни пошевельнуться. Тело ощупывало холодное, ледяное лезвие ножа.
Лицо убийцы было белым, приплюснутым из-за натянутого на голову светлого чулка. Для глаз имелись прорези. Из этих слепых щелей сочилась леденящая душу ненависть. Он тяжело дышал, и на месте рта при каждом вдохе появлялся темный провал, а на выдохе нейлоновая пленка пульсировала. Ужасное, нечеловеческое лицо отделяли от меня считанные сантиметры.
– Только пикни – горло перережу.
Мысли рассыпались, разлетелись, как пыльца под ветром. Люси. Губы мои онемели под тяжелой ладонью и начали кровоточить. Люси, только не просыпайся. Рука, прижатая к моему рту, выкачивала из меня энергию. Мне недолго осталось жить.
Нет. Ты не хочешь этого делать. Ты не должен этого делать.
Я человек, как твоя мать, как твоя сестра. Ты этого не сделаешь. Я человек, как и ты. Я могу тебе кое о чем рассказать. Например, о ходе следствия. О том, что известно полиции. Тебе будет интересно.
Нет. Я человек. Человек! Я могу с тобой поговорить. Позволь мне поговорить с тобой!
Обрывки фраз, несказанных, бесполезных. Молчание опустило решетку, задвинуло засов. Пожалуйста, не трогай меня. Ради Бога, не причиняй мне вреда.
Мне необходимо было заставить его убрать руку, поговорить со мной.
Я попыталась расслабиться. Отчасти у меня получилось: тело стало податливее, и убийца это почувствовал.
Он убрал руку с моего рта, и я осторожно сглотнула.
Темно-синий комбинезон. Воротник потемнел от пота, под мышками тоже наметились полукруглые разводы. Рука, в которой маньяк держал прижатый к моему горлу нож, была в прозрачной хирургической перчатке. Запах резины бил в ноздри. Запах убийцы – тоже.
Этот комбинезон я видела в лаборатории у Бетти. Этот приторный аромат ударил мне в мозг, когда Марино открыл пластиковый пакет...
"Этот запах Петерсен почувствовал тогда в спальне?" В голове крутилась старая пленка. Марино наставил на меня указательный палец и подмигнул: "Да, черт меня подери!"
Распростертый на лабораторном столе комбинезон примерно пятьдесят шестого размера с вырезанными из штанин кусками ткани, пропитанной кровью...
Убийца тяжело дышал.
– Умоляю вас! – едва слышно произнесла я.
– Заткнись!
– Я могу вам рассказать...
– Заткнись! – Рука стиснула мне челюсти, давая понять, что в состоянии раздавить их, как яичную скорлупу.
Убийца шарил глазами по комнате. Взгляд его остановился на жалюзи, точнее, на шнурах. Я смотрела, как он прикидывает, подойдут ли шнуры. Я знала, для чего они ему. Через несколько секунд убийца перевел взгляд на провод от настольной лампы. Жестом фокусника извлек из кармана что-то белое и заткнул мне рот, убрав с горла нож.
Шея горела и не поворачивалась. Лицевые мышцы окаменели. Я пыталась выплюнуть кляп, пихала его языком, следя, чтобы убийца не заметил моих поползновений, и рискуя захлебнуться собственной слюной.
В доме стояла мертвая тишина. В ушах клокотала кровь. Господи, сделай так, чтобы Люси не проснулась.
Предыдущие жертвы подчинялись приказам маньяка. Перед глазами у меня стояли их багровые мертвые лица...
Я попыталась вспомнить все, что знала о преступнике, извлечь какую-то пользу из этих сведений. Нож лежал в нескольких сантиметрах от меня, поблескивая в свете лампы. Что, если толкнуть лампу? Она упадет, разобьется...
Я была по шею накрыта одеялом и не могла ни рукой, ни ногой дотянуться до лампы. Я вообще не могла пошевелиться. Если бы удалось свалить лампу, комната погрузилась бы в темноту...
Тогда я ничего не увижу. А у маньяка нож.
Я могла бы попытаться заговорить ему зубы. Если бы я могла произнести хоть слово, я бы урезонила маньяка.
У них были багровые лица, шнуры врезались им в шеи...
Всего тридцать сантиметров. Никогда ничего не находилось от меня дальше, чем мой револьвер.
Преступник не знал о револьвере.
Он нервничал, дергался. Похоже, он пришел в замешательство. Шея у него побагровела и взмокла, он тяжело дышал.
Маньяк не смотрел на мою подушку. Он оглядывал комнату, но не смотрел на подушку.
– Только дернись! – предупредил он, тронув мое горло острием ножа.