Все, что остается, стр. 14

— Когда это действительно понадобится, ты переломишь себя, — ответила я, и мне очень хотелось рассказать Эбби о том, как я вчера весь вечер возилась во дворике. Раньше мне трудно было даже сделать шаг в ту сторону. Но это могло стать ничтожной частностью, да и, ко всему прочему, Эбби ничего не знала о наших отношениях с Марком.

— Сегодня утром я разговаривала с отцом Фреда Чини, — поделилась Эбби. — После этого я встречалась с членами семьи Харви.

— А когда выйдет твоя статья?

— Думаю, не раньше выходных. Мне предстоит проделать немало работы, написать краткий библиографический очерк о Деборе и Фреде и еще какие-нибудь детали, которые, возможно, мне удастся откопать во время моего расследования, особенно в связи с пропавшими ранее четырьмя другими парами.

— А что ты можешь сказать о семье Харви, исходя из той вашей утренней встречи?

— Я даже толком не поговорила с Бобом. До моего приезда он успел покинуть дом со своими двумя сыновьями. Боб не очень жалует репортеров. И, кроме того, я полагаю, что статус «мужа Пэт Харви» накладывает на него определенный отпечаток, поэтому он никогда не дает интервью газетам.

Отодвинув в сторону откусанный лишь наполовину кусок мяса, Эбби потянулась за сигаретой. Курила она еще больше прежнего.

— Я очень обеспокоена состоянием Пэт. Мне кажется, что за одну только прошедшую неделю она постарела лет на десять. И это не странно. Л абсолютно убеждена в том, что у нее есть какая-то информация и что она обладает собственной версией по поводу случившегося с ее дочерью несчастья. И именно это предположение подогревает мое любопытство. Мне очень интересно знать, не запугивали ли ее по телефону или не посылали ли ей писем с угрозами. Но она отказывается давать интервью кому-либо, даже полиции.

— Не понимаю, почему она ведет себя так неблагоразумно.

— А я понимаю, — ответила Эбби. — Мне кажется, что, пока остается хоть малейшая надежда вернуть Дебору домой целой и невредимой, Пэт Харви самому Господу Богу не расскажет свои секреты.

Поднявшись, я начала убирать со стола.

— Знаешь, свари мне, пожалуй, немного кофе, — попросила Эбби, — а то я усну за рулем.

— Когда ты хочешь уехать? — спросила я, загружая тарелки в посудомоечную машину.

— Скоро. До того, как я отправлюсь обратно в Вашингтон, мне предстоит побывать еще в двух местах.

Наполнив водой кофеварку, я вопросительно взглянула на нее.

— Хочу поехать в местечко «Семь-одиннадцать», где останавливались Фред и Дебора по дороге из Ричмонда, — ответила Эбби.

— Откуда тебе это известно? — прервала я ее объяснения.

— Я разузнала это у водителя грузовика, который слонялся вокруг зоны отдыха в ожидании команды, когда будет можно отбуксировать джип. Он подслушал разговор полицейских о найденной в портфеле квитанции. Я прошла огонь и воду, чтобы узнать, где находится это местечко под названием «Семь-одиннадцать» и имя продавщицы, дежурившей в тот роковой вечер. Некая Элен Джордан работала с четырех дня до двенадцати часов ночи, с понедельника до пятницы.

Я восхищалась Эбби, подумав о том, что она недаром завоевала большое количество наград за свои исследовательские репортажи.

— Что ты надеешься услышать от этой дежурной?

— Такое опасное предприятие, как это, напоминает мне поиски клада старых мастеров. Я не буду знать ни ответов, ни даже вопросов до тех пор, пока не начну расспрашивать.

— Мне кажется, тебе не стоит слоняться по вечерам, Эбби.

— Если хочешь, можешь снабдить меня дробовиком и отправиться вместе со мной, — пошутила она.

— Не думаю, что это будет хорошей затеей.

— Кто знает, может быть, ты верно рассуждаешь. Как бы там ни было, но я решила поехать с ней вместе.

Глава 4

Ярко светящаяся разноцветными огнями вывеска «Семь-одиннадцать» была видна уже за полмили. Таинственная, красно-зеленая, она сама по себе ни о чем не говорила. Мне показалось, что я вдруг отчетливо услышала избитую папину фразу: «И ради этого твой дед покинул Верону?»

Это было его любимым выражением, когда он, читая утреннюю газету, кивал головой в знак неодобрения. В первый раз он произнес ее, когда какой-то тип с восточным акцентом обслужил нас кое-как, подчеркнув то, что мы вовсе «не были истинными американцами». Отец повторял эту фразу каждый раз, когда читал о вызовах присяжных заседателей для участия в судебном заседании по разбирательству чьих-то недобросовестных поступков, употребления наркотиков или разводов. Когда я была еще ребенком, отец держал небольшую бакалейную лавку, и каждый раз, обедая вечером в кругу семьи, он рассказывал о своих делах, одновременно расспрашивая нас о наших успехах. Он прожил совсем мало и умер, когда мне исполнилось лишь двенадцать лет. Но я была абсолютно уверена в том, что, будь он жив, он не одобрил бы существования дежурных магазинов. Он бы сказал, что ночи, воскресенья и праздники даны людям вовсе не для того, чтобы стоять за прилавком или, закусывая буррито, мчаться куда-то в машине. В такое время нужно быть дома, с семьей.

Свернув на выездную дорогу, Эбби снова проверила зеркала. А менее чем через сто футов она уже подъезжала к стоянке «Семь-одиннадцать» и, как мне показалось, слегка оживилась. Не считая одного стоявшего возле входа с двойными стеклянными дверьми «фольксвагена», мы были единственными посетителями.

— Ну, наконец-то добрались до берега, — облегченно вздохнула Эбби, выключив зажигание. Последние двадцать миль нам не встретилось ни одной машины.

— По крайней мере, хотя бы это нам известно, — сказала я.

Ночь была туманная, небо беззвездное, а воздух теплый, но очень влажный. Мимо нас прошел молодой человек с двенадцатибаночной упаковкой пива в то время, как мы входили внутрь.

Яркими огнями по углам горели видеоавтоматы, а молодая продавщица пополняла прилавок сигаретами. Ей было не более восемнадцати. Пряди белокурых волос обрамляли ее личико, а тоненькая фигурка была затянула жакетом в оранжево-белую клетку и черными джинсами. У нее были длинные ярко-красные ногти, а когда она обернулась к нам, я поразилась строгим, почти суровым чертам ее лица. Она была похожа на мотоциклиста, который без всяких тренировок сразу же пересел на «Харлей-Дэвидсон».

— Вы Элен Джордан? — спросила Эбби. Продавщица сначала удивилась, а затем настороженно спросила:

— Да, а зачем вам мое имя?

— Эбби Торнбулл, — протягивая руку, по-деловому представилась Эбби. Элен Джордан ответила ей слабым рукопожатием. — Я из Вашингтона, — добавила Эбби. — Газета «Пост».

— А какая «Пост»?

— Вашингтонская газета «Пост», — уточнила Эбби.

— Понятно. — Со скучающим видом она ответила: — У нас есть в продаже эта газета. Она перед вами. — Сказав это, она указала на тощую стопку газет, лежавшую на прилавке рядом с дверью.

Воцарилась неловкая пауза.

— Я репортер газеты «Пост», — объяснила Эбби. Глаза Элен зажглись огоньком любопытства.

— Вы не шутите?

— Никаких шуток. Я хотела бы задать тебе несколько вопросов.

— Для какой-нибудь статьи?

— Да. Я делаю репортаж, Элен, и мне действительно нужна твоя помощь.

— А что вы хотите знать? — спросила она, облокотившись на прилавок. В этот момент, как бы осознавая свою значимость, Элен вдруг стала очень серьезной.

— Я хочу задать тебе вопрос относительно той парочки, которая останавливалась здесь в прошлую пятницу, вечером. Молодой человек с девушкой, приблизительно твоего возраста. Они приехали в это место вскоре после девяти часов вечера, купив в вашем магазине упаковку с шестью банками пепси и какие-то другие вещи.

— А, это та пропавшая парочка, — сказала Элен, на этот раз оживившись. — Знаете, я бы никому не посоветовала останавливаться в этом месте. Когда нас принимают на работу в магазин, первое, о чем нас предупреждают, это то, что никто не имеет права пользоваться душем. Что касается лично меня, то я бы не возражала предоставить душевые таким посетителям, как девушка с парнем. Мне самой было ее жалко. Я хочу сказать, что мне было понятно ее состояние.